Страсти по разрядке
Шрифт:
Но вернемся к встрече с Солсбери в его загородном доме. После того, как уехала чета Миллеров, Гаррисон предложил пройтись вдвоем по лесу. Оставшись наедине, он предупредил, что скажет сейчас нечто очень важное и конфиденциальное. В последнее время, сказал он, по инициативе Бжезинского в Вашингтоне создана специальная группа по разработке плана поддержания и развития сепаратистских движений в советских республиках. Основное внимание сосредоточено на Прибалтике, где уже сейчас имеется глубокое, тщательно законспирированное подполье, а в США существуют сильные эмигрантские организации, особенно латвийская и эстонская. Что касается Украины, Закавказья и Средней Азии, то основной расчет делается на культивирование антирусского национализма в местной советской и партийной элите. Это – политика дальнего прицела. Бжезинский считает, что задача эта не из легких и что на нее потребуется немало лет,
На мой вопрос, откуда ему это известно, Гаррисон ответил, что с ним по секрету делились знакомые профессора – совьетологи, которые предлагали и ему принять участие, но он отказался, ссылаясь на перегруженность литературным трудом.
Не вдаваясь в дальнейшие детали, Гаррисон заметил, что в одинаковой степени отрицательно относится, как к советской, так и к американской элите, т.к. и та, и другая, по его мнению, действует в собственных корыстных интересах. «Ваша бюрократия, - сказал он, - ни в какой коммунизм не верит. Подпольный капитализм существует у вас под ее крылом, особенно в национальных республиках, и он только ждет ослабления центральной власти, чтобы легализовать свои капиталы и получить независимость от Москвы».
Для меня эти рассуждения не были неожиданными, я и сам в какой-то мере думал так же с тем исключением, что я не мог занимать безразличную позицию – «чума на обе ваши головы», ибо речь шла о судьбе моей страны. Еще задолго до этого разговора у меня возникла мысль написать книгу о подпольном капитализме и опубликовать ее в США под псевдонимом. Я поделился этой идеей с Гэлбрейтом, но он меня отговорил, сказав:
– Да не следует Вам превращаться в диссидента, Вы же верите в свою страну и свой строй.
Он был прав. Одно дело – конструктивная критика недостатков своей системы, поиски путей ее реформирования. И совсем другое дело – хотя бы косвенно помогать Бжезинскому, мечтающему о развале СССР и активно работающему в этом направлении.
Депеша о разговоре с Солсбери в срочном порядке пошла наверх в Москву, но, судя по конечным результатам вряд ли это предостережение произвело должный эффект. Во всяком случае при Горбачеве стратегический замысел Бжезинского сработал. А через десять лет на семинаре Аспеновского института в Берлине о нем уже говорили в полный голос, нисколько не опасаясь организованного противодействия. Между тем, как видно, об американских планах раскола СССР советскому руководству было известно еще со второй половины 1970-х годов. Причем это была не какая-то второстепенная частная инициатива, а стратегический план, который разрабатывался в Вашингтоне на государственном уровне. И он заслуживал с нашей стороны намного более активного противодействия.
1979 год сложился для Марины и меня трагически. В мае врачи в Нью-Йорке обнаружили у нее опухоль, и мы срочно выехали в СССР. В июне ее оперировали и обнаружили застарелый рак. С лета она не выходила из больниц, химиотерапия и другие средства не помогли. Она скончалась 6 ноября.
Все это время я, как правило, отсутствовал в Нью-Йорке, был там урывками. Все же в то короткое время, когда я там бывал, я наблюдал удивительную картину. С одной стороны, нарастали видимые признаки нового ухудшения советско-американских отношений, а, с другой, в советской миссии царила совершенно нереалистическая эйфория по поводу мнимого возрождения разрядки в результате венской встречи Брежнева и Картера и подписания Договора ОСВ-2.
Между тем, в американских газетах был поднят неимоверный вой по поводу прибытия на Кубу советской войсковой бригады для обслуживания наших баз электронного слежения за объектами на территории США (ликвидированных в одностороннем порядке при Путине через четверть века). Никакой прямой угрозы для США эти базы и советская бригада не представляли, и мне было ясно, что за газетным шумом скрывалось нечто большее. Так оно и оказалось. Как потом подтвердили документальные данные, Бжезинский был страшно недоволен Договором ОСВ-2 и всячески создавал обстановку новой антисоветской истерии, которая сделала бы ратификацию Договора в конгрессе США невозможной. Первой ласточкой и была шумиха по поводу советской бригады. Компромисс по Договору был достигнут вопреки противодействию Бжезинского и был последней победой Вэнса в их непрерывной схватке за влияние на Картера. Вэнс уговорил Картера, что успех с ОСВ-2 понадобится ему в президентской кампании 1980 года. Об этом тогда же говорили мне Роберт Клейман и Майк Форрестолл. Но это был последний крупный успех Вэнса.
Как-то в августе 1979 года мы договорились вновь встретиться с Солсбери, на этот раз в Музее современного искусства, где в то время
Это было, конечно, очень важное сообщение и, досмотрев выставку, я направился в советское представительство. Там в этот день шел семинар по текущей политике, выдержанный в поразительно благодушных тонах. Я позволил себе высказать сомнения по поводу таких оценок, но на сведения, полученные от Солсбери, разумеется, ссылаться не мог. Они были абсолютно конфиденциальными и предназначались для высшего советского руководства. На семинаре же на меня зашикали, т.к. сказанное мной расходилось с официальной установкой, полученной из МИДа. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Потоки информации, шедшие в Москву и из Москвы, порой резко отличались друг от друга.
Документы, которые стали известны позже, подтвердили, что Бжезинский, начиная с октября 1978 года, когда к власти в Кабуле пришли коммунисты, считал дни и месяцы, когда, по его расчетам, советские войска вторгнутся в Афганистан и когда можно было бы подключить всю силу американской разведки и других ведомств, чтобы через Пакистан и другими способами развернуть там восстание племен и устроить для Советскогог Союза «второй Вьетнам» со столь же позорным концом.
С нашей стороны я был несколько в курсе афганских событий, т.к. летом в Москве виделся с Вадимом Загладиным, который поставил меня в курс событий и спросил мое мнение на этот счет. Коротко, его информация сводилась к следующему. Успех октябрьской 1978 года революции в этой стране во многом определялся предварительным объединением двух главных соперничающих фракций афганской компартии, а также участием коммунистов, находившихся на высоких постах в афганских вооруженных силах. Но после захвата власти мир между фракциями длился недолго. Новый президент страны Нур Мухамед Тараки и лидер сильнейшей пуштунской фракции, не смог противостоять своему заместителю Хафизуле Амину, который добился ареста ряда руководящих военных и высылки на работу послами членов противоположной фракции («Парчам»), в том числе ее лидера Бабрака Кармаля. Когда послов вызвали в Кабул, якобы, для срочных консультаций, те почуяли недоброе и стали советоваться с нашим ЦК. Тем временем стало известно, что арестованные Амином противники подвергаются в тюрьме жестоким пыткам. Возвращаться в Кабул в таких условиях для Кармаля и его друзей было равносильно самоубийству.
Загладину предстояло провести совещание и принять рекомендации для Политбюро – что делать? Мое мнение, которое я ему высказал, было таким: Амин – чрезвычайно опасная личность. Его надо по возможности устранить, причем как можно быстрее, иначе он разделается и с Тараки. Я сказал, что не удивлюсь, если окажется, что за спиной Амина стоят американцы, т.к. он занимает крайне левые позиции и возбуждает недовольство населения и вождей племен. Дело может закончиться общим антикоммунистическим восстанием при поддержке Пакистана и США, и тогда спасать режим придется военной силой. Устранять Амина надо сразу. Тогда Вадим со мной согласился. Но какие рекомендации пошли в Политбюро, я не знаю, т.к. мне тогда было просто не до того. Но судя по тому, как развертывались события, наше руководство медлило, откладывая решение вопроса до приезда Тараки в Москву в сентябре (в заключение длительного турне по другим странам). Тем временем. пользуясь нашим промедлением и отсутствием Тараки, Амин укрепил свои позиции и вскоре после возвращения Тараки в Кабул в октябре он был умерщвлен. Потребовалось еще два месяца с лишним, чтобы Политбюро приняло решение о вторжении и об убийстве Амина. Итак, принципиальная оценка Амина, как нашего врага, совпадало с моим интуитивным мнением, но излишнее промедление привело к затяжной войне. Момент был упущен.