Страсти в сентябре
Шрифт:
Можно и связать. Если у Макса что-то было с Мариной, а потом приперлась Валька, Марина обиделась… Да нет, ну быть такого просто не может. Что он, Макса не знает, что ли? Спокойный, умный мужик. И Пашу знает как облупленного, покойник, царство ему небесное, тот еще был скандалист и ревнивец. А как тут не ревновать, если до Паши Марину многие поимели?
— Петр Андреевич, Марина Васильевна — красивая женщина, кому угодно может голову вскружить. И ведь раньше вела такую жизнь… не скажешь, что правильную, многие про это знают, — не унимался Ткачук.
Мудрый капитан милиции и сам об этом знал, хорошо знал.
Но после того, как Марина вышла замуж, все прежние связи обрезала решительно и бесповоротно, даже ему отказала жестко и такими словами, какие от армейского прапорщика не всегда услышишь. Он понял ее. Нет, не может такого быть, чтобы она закрутила роман с директором школы. Не такая она дура!
— Она сказала, что Паша ждал каких-то партнеров, вышел, чтобы подписать контракт. Не мог же он выйти к незнакомцу вечером, а тем более к Романову? Чушь это, Стас.
— Может, и чушь, но у нас есть немало улик. Нож, следы резиновых сапог на грязном асфальте во дворе, не исключено, и на улице их найдем, не все затоптали. Я думаю, Романова нужно проверить.
У Ткачука была причина относиться к директору школы с неприязнью — его сын, ученик пятого класса, был троечником.
Ткачук пару раз говорил с директором: мол, помогу в сложной ситуации, только ты уж скажи, чтобы строго не спрашивали с парня. Но Романов однозначно не шел на контакт. «Уделяй больше внимания сыну, Стас, пусть не бегает по улицам, а делает уроки, и все будет в порядке». Грамотей хренов! Какое внимание, если он большую часть суток на службе, а жена работает в администрации винзавода?
— Дурость какая… — с тоской сказал Засядько. — В самый удачный год завода директора убивают. У них прибыль колоссальная в этом году, Паша был доволен работой, как никогда…
— Зависть бедных, но гордых станичников, больших умников. Вот вам еще одна причина…
— Заткнись, Стас.
Но лейтенант Ткачук и не думал затыкаться, и когда приехала из райцентра опергруппа под руководством следователя Михаила Проханцева, выложил следователю все свои предположения.
Засядько хмурился, но отрицать наличие фактов, изложенных Ткачуком, не мог.
Пока эксперты работали с телом, Проханцев попытался побеседовать с вдовой убитого, однако Марина ничего конкретного не могла сообщить, только повторяла, что Паша пошел подписывать контракт на улице. Более чем странное заявление. У ворот контракты не подписываются, это знает каждый. Потому, что нужна еще и печать, а она — в кабинете директора завода. Следовательно…
Соседей будить не пришлось, они и так не спали, время от времени выходили во дворы, дабы попытаться понять: что же там происходит, с убийством местного олигарха? Нашли кого-то или нет? Поэтому с понятыми проблем не возникло. С ними Проханцев и постучал в закрытые ставни дома Романова. Уверенно, крепко постучал. Засядько стоял рядом и с досадой качал головой, а Ткачук, напротив, выглядел энергичным и жестким сыщиком.
Романов вышел на веранду, открыл дверь, с интересом уставился на незваных гостей.
— Что вам угодно, господа? — спросил он.
— Максим Игоревич Романов? — спросил Проханцев.
— Да, он самый.
— Я старший следователь районной прокуратуры Михаил Проханцев. А это ваши соседи — понятые.
— Остальных представлять не надо. Здравствуйте, Петр Андреевич, привет, Стае. С женой бывшей что-то случилось?
— Почему вы так думаете? — спросил Проханцев.
— Мы в разводе… она недавно приезжала. Но и я, и дети не очень-то обрадовались этому. Обиделась, могла чего-то натворить.
— О жене мы поговорим после. Скажите, Максим Игоревич, вы узнаете этот нож? Посмотрите внимательно.
— Да, это мой нож, — уверенно сказал Романов.
Понятые ахнули, и он заметил это.
— Почему вы так думаете, Максим Игоревич?
— У него зазубрина возле рукоятки, я точил, но рука дрогнула и… А как он оказался у вас?
— А резиновые сапоги вы имеете? — бесстрастно спрашивал следователь.
— Конечно, в кухне стоят.
— Зачем они вам, директору школы?
— Глупый вопрос. После дождя на нашем черноземе работать в огороде в туфлях или кроссовках разве можно?
— Понятно. Можете показать их?
— Конечно, они в кухне… кстати, где лежал и нож. Что все это значит?
— Покажите нам ваши сапоги, Максим Игоревич.
— Да пожалуйста.
Романов отпер дверь кухни, включил свет, взял пару резиновых сапог, протянул их следователю.
Засядько скрипнул зубами. И без точной экспертизы понятно было, что следы этих сапог будут идентичны следам на грязном асфальте во дворе Лугового. Ткачук довольно усмехнулся, а Проханцев бесстрастно сказал:
— Извините, Максим Игоревич, но я вынужден буду задержать вас в качестве подозреваемого в деле об убийстве Павла Ивановича Лугового.
— Его убили? — удивился Романов.
— К сожалению. Вашим ножом, это уже точно известно. И следы на месте преступления — ваших сапог. За достоверность не ручаюсь, все решит экспертиза. Но улики более чем красноречивые.
— Вот так, да? — сказал Романов, качая головой. — Ну ладно, с детьми-то попрощаться дозволите?
Но они уже проснулись и выскочили на крыльцо дома.
— Папа, папа! — кричали Антон и Настя.
— Тише ребята, успокойтесь. Тут случилось какое-то недоразумение, — сказал Романов. — Меня обвиняют в том, что я не сделал и не мог сделать ни при каких обстоятельствах. Но улики свидетельствуют против меня… Антон, ты остаешься за старшего, Настя, помогай Антошке. Ребята, я люблю вас, надеюсь, мы скоро будем вместе.