Страсти в сентябре
Шрифт:
— Валь, по-моему, мы тут лишние сейчас.
— Да, Боря, — согласилась она. — Поехали домой, а Саманту оставим тут.
— Саманта, — сказал Барсуков, — мы едем к родителям, а ты, наверное, хочешь остаться с детьми? — Она кивнула. — Ну, значит, решено. Если что понадобится — знаешь, где меня искать. А если все будет нормально, встретимся завтра утром, лады?
— Спасибо, Борис Евгеньевич…
Она хотела, чтобы дети поздоровались с ее спутниками, но дети взяли Саманту за руки и повели во двор. Сейчас им нужна была она, и никто больше, потому что верили только ей.
Барсуков не обиделся, понял состояние чужих детей, жестом велел жене и Светлане садиться в «вольво». Не стал полагаться на авось, из Москвы заказал в Краснодаре солидную машину на двенадцать часов. Теперь в его распоряжении была черная «вольво» с водителем.
— Поехали, — сказал он.
В машине Валентина обняла его, поцеловала в губы, они сидели на заднем сиденье, уступив переднее пассажирское Светлане, уж тут-то, в станице, можно было разрешить девчушке сидеть впереди.
— Боря, ты умница… — сказала Валентина.
— Валь, я никогда не видел Саманту плачущей, даже представить себе не мог такого. Железная баба… — шепотом сказал ей Барсуков.
— Да нет, она симпатичная девушка.
— Валь, скажу тебе больше — я не сомневался, что Саманта и дети — вещи несовместимые. Но… они ее любят! Эту железную бабу — любят!
— Боря, она симпатичная девушка, а не железная баба, ну ты же сам видел.
— Видел, что дети ее действительно любят, но своим глазам не верил, честное слово. Валь, она классный сотрудник, жесткий, хладнокровный профессионал, не подвластный эмоциям. Но видимо, что-то серьезное с ней произошло здесь.
— Влюбилась она, Боря, — шепотом ответила Валентина, обнимая мужа. — Ты не понимаешь, что это значит? Как это влияет на человека?
Барсуков тяжело вздохнул. Ясно, что влюбилась, но так сильно измениться… Он тоже влюбился в Валентину, женился, но остался таким же, как и был. Вот когда понял, что может потерять любимую женщину, тогда да, изменился. Наверное, она тоже боится потерять своего директора школы… Он мрачно хмыкнул, покачал головой. На что она вообще надеется? Неужто всерьез решила остаться в этой дыре, возиться с чужими детьми, варить борщ? В это разве можно поверить?
— Я все понимаю, Валюш, только не могу себе представить, во что это выльется, — сказал он.
— По правде сказать, я тоже, — тихо ответила Валентина. — Но в том, что это серьезно, не сомневаюсь.
— Да уж… Мужики здоровенные плакали, когда говорили с ней, я это сам видел, а чтобы она… нет, никогда.
Светлане наскучило смотреть в лобовое стекло, ничего интересного она не увидела, и тихое перешептывание матери с Борей надоело.
— Боря, мы поможем Саманте и ребятам, они мне понравились, хоть и невоспитанные, даже не сказали нам «здрассте», — сказала Светлана, обернувшись к ним.
— Конечно, доченька, — со вздохом сказала Валентина. — Но ты не обижайся на Антона и Настю, им сейчас очень тяжело. А вообще они замечательные ребята, ты с ними обязательно подружишься.
Саманта вошла на кухню, огляделась.
— Так, ребята, значит, бабушка в райцентре, а ты, Антон, готовишь ужин.
— Да, тетя Саманта. Я подумал, что сварю макароны, а потом… просто отрежу два куска окорока.
— Макароны, так? Вари, я тут прихватила с собой сосиски, сварим к макаронам, вот и будет ужин, годится?
— Как скажете, тетя Саманта.
— Так и скажу. Кстати, какой-то соус у нас имеется? В смысле не картошка со свиными ребрами, а приправа?
— Аджика у нас есть, ткемали, — сказал Антон.
— Отлично. Ставь другую кастрюльку для сосисок, Настюша, помоги брату. Вода вскипела, пора запускать макароны. Главный начальник — вперед!
— Слушаюсь, босс! — сказал Антон, запуская в кипящую воду макароны.
— Следи за ними, помешивай, — сказала Саманта.
— Я буду помешивать, — сказала Настя. — А то мне совсем нечего тут делать.
— Логично, — кивнула Саманта. — Вскипит вода во второй кастрюльке — запускаем сосиски. А теперь поговорим о главном. Антон, что у вас тут случилось?
— Папу арестовали…
— Это я поняла. Почему?
Антон пожал плечами, сам помешал макароны, хотя над ними стояла Настя с ложкой.
— Я слышал… убили ножом дядю Пашу Лугового, а нож этот наш… в резиновых сапогах они были, тоже наших. Но это все чушь, тетя Саманта! Папа сидел у себя. А нож и сапоги кто-то украл.
— Не сомневаюсь, Антоша. Следи за ужином, ты тут главный, а я пойду к вдове убитого, поговорю с ней. Настюша, как закипит вода, бросай сосиски, всем по две, с учетом бабушки — восемь штук. Через пять минут выключишь. Поняла?
— Да, тетя Саманта.
Она вышла во двор, не сомневаясь, что Максима подставили.
Выяснить, кто это сделал и зачем, — дело ее чести. Нет… дело ее жизни. И она распутает это преступление!
Скупо освещенная чужая улица, фонари светят ярко только у дома Лугового. Запомнила, где он живет… жил, после той ссоры на улице. Повернула налево и скоро остановилась у железных ворот, закрывающих вход к двухэтажному особняку. Кнопки звонка не обнаружила, ограничилась ударом ботинка в ворота. Подействовало, на звук из двери выглянула женщина, раздраженно крикнула охрипшим голосом:
— Кто там?
— Марина Васильевна? Я Саманта, подруга Максима Игоревича Романова.
— Что значит — подруга? — спросила Марина.
— То и значит. Вы меня видели, помните, когда случилось недоразумение на улице?
— Да и слыхала тоже, голос вроде как похожий… — Марина подошла в калитке, приоткрыла ее. — А ты что же… опять к нам приехала?
— А вы думаете, я его брошу? Но прежде всего примите мои искренние соболезнования.
Марина с тоскливой усмешкой покачала головой, распахнула калитку.