Страстная суббота
Шрифт:
— Почему же ты сразу не согласился?
— Потому что Бьянко такой же хозяин, как все прочие. А мне тогда вообще не хотелось иметь никакого хозяина. Теперь я понял, что поначалу нужно поработать «на дядю». Я выбрал Бьянко потому, что с ним можно скорее добиться независимости. С деньгами у меня теперь будет порядок. За год я заработаю столько, что смогу уйти от Бьянко и начать работать на самого себя. Не знаю еще, что я стану делать, но пока буду у Бьянко, придумаю. А тебе я куплю все, что ты захочешь, — табачную или продуктовую лавку, что угодно. Такую лавку, где тебе
Она молча смотрела на него, глаза у нее горели, грудь вздымалась, потом спросила:
— Как же ты заработаешь столько денег?
— Уж такая это работа.
— Какая такая?
— Мы будем провозить грузы без проверки.
— Это опасно? — Она не испугалась, она просто хотела знать.
— Нет, не опасно. Пойманному грозит штраф, но не тюрьма, а штрафы платит Бьянко.
— Выходит, это не опасно.
— Да, можешь не молиться за меня, когда я буду в отъезде.
— О, я уже больше не молюсь за тебя.
Этторе рассмеялся и сказал:
— А сейчас отпусти меня, чтобы я в первый же раз не опоздал.
— Когда же ты вернешься из Генуи?
— Завтра к полудню.
Мать подумала и сказала:
— Возьми с собой несколько газет и укутай ими как следует живот. В дороге будет холодно.
— Ты так говоришь потому, что никогда не ездила в кабине грузовика. Я пойду соберусь.
Она сказала ему вслед:
— Постой-ка, не захлопывай дверь. Возвращайся и привези мне денег, у меня больше нет сил ждать.
— Считай, что они у тебя в кармане. Отцу скажи обо всем сама.
— Скажу. Только он-то будет недоволен. Ты его не послушался.
— Не в первый раз я его не послушался.
— Но ему хотелось, чтобы хоть напоследок ты поступил, как он хочет. В общем, ладно, я ему скажу, иди.
— Мне очень жаль, но увидишь: под конец и он будет доволен. Уж я позабочусь, чтобы он прожил как следует свои последние годы.
Этторе пошел в комнату и с шумом открыл ящик, в котором лежала расческа, а потом тихонько закрыл его. На цыпочках подошел к кровати и вытащил из-под матраса пистолет. Осмотрел его, сунул за пазуху и отправился на работу.
IV
(Говорит Этторе)
Я надел отцовскую шляпу и, когда втягивал ноздрями воздух, чувствовал запах его волос. Но я не привык ее носить и потому каждую минуту то снимал, то надевал ее, то поправлял. От пистолета я тоже отвык, он мне немного мешал. Это был большой пистолет, он оттянул мне внутренний карман пиджака и болтался где-то под мышкой.
Пришел Бьянко. Направляясь в гараж и проходя мимо меня, он молча протянул руку. Я пожал ее и ощутил в своей пачку денег. Отвернувшись к стене, я сунул их во внутренний карман, а пистолет переложил в наружный и придерживал его рукой.
Затем появился этот кретин Пальмо и уставился на меня. Но каким бы идиотом он ни был, он не мог не понять, что я стою здесь не зря. Пальмо отвернулся и со злым лицом направился к Бьянко. Они о чем-то заговорили, стоя у гаража, —
Говорил в основном Пальмо, но под конец Бьянко отвесил ему здоровенный удар кулаком в ключицу и вошел в гараж, а Пальмо так и остался стоять, согнувшись от боли.
Потом он выпрямился и, растирая плечо, медленно направился ко мне.
Я незаметно занял позицию поустойчивее и, пока Пальмо приближался, мысленно говорил ему: «Если ты идешь, чтобы отыграться за полученный удар, то ты и вправду идиот, ты не понимаешь, что этим можешь только схлопотать еще один».
Но Пальмо остановился на таком расстоянии, что я, не сходя с места, не мог бы его достать, и сказал:
— Ты выбрал неплохой момент для начала работы. И здорово провел Бьянко. Интересно знать, что ты ему наговорил? Ты хитрец и давно уже сидишь у меня в печенке. Мне пришлось начинать с серьезных дел, а ты примазываешься, когда нам предстоит такое пустяковое дельце, что просто смех берет. Да еще хочешь при этом урезать мою долю.
— Хватит на всех, — отвечал я сквозь зубы, — должно хватить. А если ты такая свинья, что не хочешь поделиться, то смотри, как бы тебе всего не потерять.
Я подошел к нему ближе, я был взбешен, но хладнокровен и знал, что в такие минуты на мое лицо стоит поглядеть: каждый мускул на нем играет, как пять пальцев руки. Пальмо не двинулся с места, только часто-часто заморгал. Тогда я продолжал:
— А что до серьезных дел, то думаю, в них скоро не будет нехватки. И мне очень интересно поглядеть, как при этом ты наложишь в штаны, вот только вонь будет уж очень мерзкая: ведь это будет твоя вонь. Ты помнишь бой под Вальдивиллой? Разве это не было серьезным делом? И помнишь, как тогда ты наложил полные штаны?
Даже в темноте было видно, как покраснел Пальмо.
— Тебя не было под Вальдивиллой! — крикнул он. — Ты меня не видел в партизанах!
— Тебя видел тот, кто мне об этом сказал.
— Кто тебе сказал? Тот, кто это сказал, — подлый обманщик!
— Этому человеку я верю больше, когда он рассказывает байки, чем тебе, когда ты говоришь правду. Так вот, я надеюсь, что будут и серьезные дела.
— Для чего они тебе нужны?
— Для денег, идиот!
— О, черт, не смей называть меня идиотом! Ты меня не знаешь и не смеешь так называть!
— Даже в темноте видно, что ты идиот.
Пальмо заметался, как собака на цепи, но этой цепью был его страх.
— Только попробуй еще раз меня обозвать!
Я засмеялся.
— Идиот ты, Пальмо, — повторил я. И смотрел на тень у него под правым глазом, куда я двину его кулаком.
Но Пальмо не шевельнулся. Только поморщился и сказал: «Перестань называть меня идиотом», стараясь тоном дать мне понять, что он не побежден, а просто ему это надоело.
Я снова засмеялся.
Выглянул из гаража Бьянко и щелкнул пальцами, подзывая нас. Надо было отправляться на работу.