Страстотерпцы
Шрифт:
Выскочил от начальства дьяк как ошпаренный.
— Ну что? — спросил Дохтуров. — Всё суетится?
— Отойди от меня, Бога ради! — вскипел Голосов. — Недосуг лясы точить.
Дохтуров и сам вдруг приметил: по-прежнему жить в приказе — недосуг. У всех подьячих строгие, напряжённые лица. Писавшие так и впивались глазами в бумагу, принимавшие посетителей слушали в оба уха. Опытному дьяку было очень хорошо видно: не прибавку к взятке вымогают — вникают в суть дела.
— Воевода не прав! — говорил новый дьяк Ефим Юрьев игумену и келарю какого-то вязниковского монастыря. — Не сомневайтесь, святые отцы, великий государь будет на вашей стороне. Все мелкие пошлины отменены. Все до единой: подушные, сотое, тридцатое, десятое, свальное, складки, повороты, мостовые, гостиные... мыто... Отныне плата взимается с рубля. И только с рубля!
— А как с лесом-то быть? — спрашивал келарь.
— Лес продадут, деньги — в казну.
— Но лес-то монастырский.
— Монастырям по новому уставу торговать запрещено. Вы это знали. Торгуйте разрешённым. Рукоделием своим.
— Может, уж как-нибудь поладим? — вздыхая и подмаргивая, заикнулся келарь.
Дьяк сделал вид, что ничего не понял, пожелал просителям доброго пути и ушёл. Подьячий сказал монахам:
— Один из наших поладил — описали всё имущество, из собственного дома выставили.
Дохтурова даже замутило, но тут и его позвали к боярину. Не во все пограничные уезды доставлен указ о свободном проезде по России докторов, лекарей, мастеров всяческих наук и ремёсел, служилых людей.
— Всё бы нам чужим умом жить! — пробурчал Дохтуров. — Слава Богу, обходились...
— Зачем же ты поменял в доме бычьи пузыри на слюду, на стекло? Жил бы, как живали пращуры.
— Я вот что тебе скажу, Афанасий Лаврентьевич! — Дохтуров смотрел на боярина с усмешкой. — Сколько ты ни бейся, по-твоему не будет.
— Не хочу, чтоб было по-моему, — Ордин-Нащокин перекрестился. — Хочу, чтоб доброе да умное не обходило нашего царства стороной... Голландия потому и богата, что корабли на море держит. С Индией торг ведёт.
— Корабли?! Где они у нас, корабли?! Не было и не будет. Ты правду, как породистых коров, разводишь. Не приживётся. Возьми хоть ту же красную печать.
— Красную печать?
— Красную! Без которой иноземцам путь в Москву заказан да и во внутренние города тоже.
— Да, для въезда нужна жалованная грамота с красной печатью.
Дохтуров засмеялся:
— Господа евреи люди маленькие, а ведь раньше патриархов и митрополитов обзавелись теми грамотами с той самой червлёной печатью.
— Не понимаю. Почему евреи? Кто им выправил всепроезжую?
— Попросил за свою единокровную братию царский лекарь и получил просимое.
— Видимо, для тех, кто поставляет нужные товары. Чем торгуют евреи?
— Мадьярские вина для двора возят, жемчуг... Сукно из Англии... А Богдану Матвеевичу Хитрово для услады полячек поставляют.
— Ничего такого знать не хочу!
— Государственному человеку от государственной вони нос не годится воротить.
— Не вижу смысла в нашем споре! — заледенел Ордин-Нащокин. — Изволь разослать указы без мешканья. Я ведь могу от всех дел избавить тебя, коли нет охоты честно служить великому государю.
— Ишь! Один он служит!
За Дохтуровым стоял Никита Иванович Одоевский, Милославские, стало быть, царица... Смолчал Афанасий Лаврентьевич. Тут, слава Богу, вернулся подьячий с посольским наказом Желябужскому.
Глядя в ненавистное брюхо, колыхавшееся перед глазами, боярин сделал знак рукою, чтоб все вышли.
Дрожа от омерзения, вчитывался в статьи наказа. Желябужский ездил в Англию в 1662 году. Дело о кораблях было попутное.
Афанасий Лаврентьевич поёжился, 1662-й — трудное время. Совсем было от дел отставили. И всё ради кораблей! По Кардисскому миру корабли надлежало сжечь {49} . Не пожелал он участвовать в заключении такого мира. И тогда его забыли. На целых два года. В шестьдесят втором понадобился, однако, к королю Яну Казимиру послали.
49
По Кардисскому миру корабли надлежало сжечь, — Кардисский мирный договор 1661 г. между Россией и Швецией был заключён 21 июня в местечке Кардисы около Дерпта (Тарту) и завершил «вечным миром» русско-шведскую войну 1656—1658 гг. Этот договор облегчил продолжение войны с Польшей в 1654—1667 гг. за Украину и Белоруссию, так как шведы обязались не помогать Польше. Русские войска в 1659—1662 гг. потерпели в русско-польской войне ряд поражений; меж тем между Польшей и Швецией был заключён Оливский мир, что создавало затруднительное для России положение. Предложение А. Л. Ордин-Нащокина заключить мир с Польшей и продолжить войну за Ливонию со Швецией было отвергнуто в Москве. Вести же войну одновременно со Швецией и Польшей Россия не могла и вынуждена была поэтому заключить Кардисский мирный договор, по которому Швеции возвращались эстляндские и лифляндские города, отошедшие к России по Валиесарскому перемирию 1658 г.
— Мне бы в Ригу ехать! — посокрушался Афанасий Лаврентьевич.
Желябужский в Риге говорил с курляндским герцогом и с канцлером Фелькерзамом о стоимости кораблей, спрашивал, куда ходят за пряностями, за диковинными плодами...
Фелькерзам покупать корабли отсоветовал. Держать в чужих портах на Балтийском море большие суда накладно, не больно углядишь, по каким морям шастают, какие товары возят, убеждал заложить верфь в Архангельске.
Посол больше ни у кого не спрашивал о стоимости кораблей. У него было ещё одно тайное поручение, и оно ему казалось куда более важным. Искал в Риге мастеров, умеющих добывать серебряные руды. У герцога такие рудники были.
Ордин-Нащокин отложил наказ, пригорюнился. Вспомнил свою верфь на Двине. Судов шестьдесят построили, пусть небольших, гребных, но во время войны и солдат на них возили, и грузы... Осаждали города с воды...
Первый большой корабль, плоскодонную громадину, построили для России голштинцы, в Нижнем Новгороде. Из ели строили. «Фредерик» назывался.
Ордин-Нащокин знал нехитрую, недолгую жизнь корабля. В плавание отправилось сто двадцать пять человек во главе с капитаном Кордесом, уроженцем Любека.
Буря побила «Фредерик» о камни близ города Низабата у берегов Дагестана. Никто не потонул, но первое же большое плавание первого корабля, сработанного русскими плотниками, оказалось последним. Блин вышел комом.
— Первый блин комом, — сказал вслух Ордин-Нащокин и улыбнулся, ему пришло на ум, что он, не имея возможности испечь второй блин, настряпал на Двине оладушек. Сгорели, бедные.
— Господи! Приспела ли для русских кораблей широкая масленица? — спросил Афанасий Лаврентьевич Спаса Нерукотворного, кланяясь и крестясь на икону.