Стратегия. Логика войны и мира

Люттвак Эдвард Николае

Начиная с 1945 года, войнам, разгоревшимся между небольшими странами, уже редко позволялось идти своим естественным путем. В типичном случае их, напротив, прерывали на очень ранней стадии, задолго до того как они могли сжечь свою воинственную энергию, тем самым создав предварительные условия для мира. У постоянных членов Совета безопасности ООН вошло в привычку резко обрывать сражения малых государств, навязывая им прекращение огня. Если за ним не следует прямое дипломатическое вмешательство с целью провести мирные переговоры, оно лишь позволяет избавиться от истощения, вызванного войной, способствуя перестройке и перевооружению воюющих сторон, тем самым раздувая и продлевая войну после того, как срок прекращения огня закончится. Так обстояло дело, например, в арабо-израильской войне 1948–1949 годов, которая могла бы прекратиться в течение нескольких недель просто вследствие истощения, если бы два прекращения огня, одно за другим навязанные Советом безопасности ООН, не дали противникам возможность восстановить силы и снова обрести боевую готовность. Так же произошло и после распада Югославии в 1991 году. Десятки навязанных ООН решений о прекращении огня прервали сражения между сербами

и хорватами на границах Краины, между силами федерации Сербии и Черногории и хорватской армией, а также между сербами, хорватами и мусульманами в Боснии. Каждый раз воюющие стороны пользовались перерывом для того, чтобы набрать, обучить и экипировать дополнительные силы для дальнейших сражений. Именно под покровом последовательных прекращений огня и хорватам, и боснийским мусульманам удалось сформировать собственные вооруженные силы, чтобы противостоять хорошо оснащенным сербам. Подобный итог многие могут счесть желанным, но общим его следствием стало значительное продление войны, а значит, и убийств, жестокости и разрушений.

Стало вполне привычным делом прерывать войны и на более длительный срок, навязывая перемирия. И опять-таки, если за перемириями не последуют напрямую успешные мирные переговоры, перемирия бесконечно продлевают состояние войны, потому что защищают более слабую сторону от последствий отказа пойти на уступки, иногда необходимые для установления мира. Уже не опасаясь поражений или территориальных потерь под защитой покровительства великих держав, гарантирующих перемирие, проигрывающая сторона может отказать в мире побеждающей стороне и даже нападать на ее земли методами, от которых можно откреститься, засылая в тыл врага своих солдат или партизан. Поэтому перемирия сами по себе являются не станциями на пути к миру, а, скорее, замороженными войнами. Вот почему они представляют собою сильнейший из всех возможных побудительных мотивов к длящейся до бесконечности соревновательной гонке вооружений, как это происходит в случае Индии и Пакистана, а также двух Корей, вплоть до нынешнего дня.

Тем не менее пока длилась «холодная война», у прекращения огня и перемирий, навязанных Соединенными Штатами и Советским Союзом, действовавшими по взаимному согласию, было убедительное оправдание. В тех случаях, когда обе державы испытывали сильную склонность вмешаться в войны меньших стран, чтобы предотвратить поражение своих клиентов, лидеры США и СССР благоразумно предпочитали действовать совместно и во многих случаях останавливали сражения. Это делало одновременные интервенции обеих держав ненужными и позволяло избежать возможной опасности прямого столкновения между американскими и советскими войсками, которое могло перейти на ядерный уровень. Хотя навязанные в годы «холодной войны» прекращения огня в конечном счете привели к росту общей совокупности военных действий между самими малыми государствами, а перемирия на самом деле затянули состояние войн между ними, — все это было меньшим злом с глобальной точки зрения, в сравнении с возможностью катастрофической советско-американской войны, которая могла бы разгореться в случае взаимного и прямого вмешательства СССР и США в тот или иной военный конфликт.

И напротив, после окончания «холодной войны» ни американцы, ни русские не выказывали ни малейшей склонности соревновательно вмешиваться в войны меньших держав. США действовали совместно со многими союзниками, чтобы повернуть вспять завоевание Ираком Кувейта в августе 1990 года. Российская Федерация, со своей стороны, посылала военные силы и оружие в поддержку той или иной стороны в ходе войн и восстаний на Кавказе, в Средней и Центральной Азии. Однако ни США, ни РФ не предпринимали особых действий, чтобы воспрепятствовать друг другу, и эти державы и сейчас, кажется, не готовы рассматривать планы вооруженных интервенций друг против друга. То же самое верно и относительно других великих держав, которые, если так можно сказать, еще существуют. Из этого следует, что пагубные последствия прерывания войны все еще налицо в полном объеме, тогда как возникающее из-за этого большее зло по-прежнему игнорируется.

В отсутствие всего, что хоть как-то напоминало бы классическое соревнование великих держав, прекращения огня и перемирия теперь повсеместно навязываются меньшим странам в многостороннем порядке, по мотивам, в сущности, бескорыстным — зачастую всего лишь по той причине, что терзающие душу сцены войны вызывают отвращение у телезрителей. Итог этого не вызывает сомнений: подобных сцен будет все больше и больше.

Хорошо известно, что бескорыстные поступки приводят к весьма зыбким результатам. Однако то, что происходит сейчас, как правило, гораздо хуже, чем распространение ненадежных результатов, потому что прекращения огня и перемирия, навязываемые воюющим меньшим державам, систематически не дают войне превратиться в мир. Дейтонские соглашения, заключенные в ноябре 1995 года, типичны в этом отношении: они обрекают Боснию пребывать разделенной на три враждующих вооруженных лагеря; борьба между хорватами, сербами и мусульманами приостанавливается, но само состояние войны затягивается на неопределенный срок. Поскольку ни одной из сторон не грозят ни поражения, ни потери, ни у одной из них нет весомого побудительного мотива начать мирные переговоры; поскольку никакого пути к миру даже не предвидится, главным приоритетом становится скорее подготовка к новой войне, чем восстановление разрушенной экономики и разоренного общества. Итог непрерванной войны показался бы, конечно, несправедливым той или другой стороне, но, в конце концов, он привел бы к некой разновидности мира, который дал бы возможность людям восстановить их жизнедеятельность и социальные институты.

Ко времени написания этих строк в придачу к ООН появился целый спектр многосторонних организаций, ставящих себе целью вмешательство в войны, ведущиеся другими народами. Их общее, вытекающее из самой их сути, свойство состоит в том, что, вмешиваясь в военные ситуации, они отказываются участвовать в сражениях. Это усугубляет ущерб, причиняемый войной.

Главный приоритет миротворческих

контингентов ООН, несомненно, заключается в том, чтобы избежать жертв среди своего личного состава. Поэтому командиры этих подразделений обычно «умиротворяют» тех местных военачальников, которые оказываются сильнее, пляшут под их дудку и смотрят сквозь пальцы на их злодейства. Если бы вся совокупность миротворческих сил ООН в неком определенном контексте могла умиротворить сильнейшую сторону (например, боснийских сербов на ранних этапах войны в Боснии), итоги этого, вероятно, весьма способствовали бы миру. Присутствие ООН действительно имело бы шанс повысить миротворческий потенциал войны, если бы ООН помогла сильному разбить слабого, причем как можно быстрее и решительнее. К несчастью, умиротворение, неизбежное в тех случаях, когда войска, не желающие сражаться, оказываются заброшенными в ситуацию войны, не бывает ни однородным, ни стратегически целесообразным. Оно всего лишь отражает решимость каждого из контингентов ООН избежать столкновений и жертв со своей стороны. Поскольку каждое подразделение «умиротворяет» ту сторону, которая в данном месте оказывается сильнее, общий итог заключается в том, чтобы не допустить складывания какого-либо последовательного дисбаланса сил, способного положить конец войне.

Контингенты ООН, главный приоритет которых заключается в том, чтобы избежать сражений, не могут и успешно защищать мирных жителей, попавших в зону боевых действий или подвергшихся намеренному нападению. В лучшем случае миротворческие силы ООН остаются пассивными созерцателями насилия и кровавых боен, как было в Боснии и Руанде. В худшем же случае ООН могут принимать участие в бойне, как поступили голландские войска в Сребреницком анклаве в июле 1995 года, когда они помогали боснийским сербам отделять мужчин боеспособного возраста (что трактовалось очень вольно) от женщин и детей; все отобранные были убиты.

В то же время само присутствие сил ООН препятствует нормальному спасительному средству, к которому прибегают мирные граждане, подвергшиеся опасности: бегству из зоны боев. Обманутые мыслью о том, что их защитят, мирные граждане остаются в опасном месте до тех пор, пока бежать станет слишком поздно. Кроме того, страны, предположительно готовые принять беженцев, отказывают в статусе беженца мирным гражданам из тех областей, где войска ООН, как считается, поддерживают мир — хотя им ни в малой мере не удается защитить население от нападений. В частности, при осаде Сараево в 1992–1994 годах умиротворение сочеталось с претензией на защиту особо извращенным образом: персонал ООН строго инспектировал вылетающие самолеты, чтобы не допустить вылета из Сараева мирных граждан во исполнение соглашения о прекращении огня, заключенного с преобладающими в этой области боснийскими сербами, которые обычно это соглашение нарушали.

В Европейском союзе, бывшем Западноевропейском союзе и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), нет даже рудиментарной командной структуры, как в ООН, они лишены и военных сил — даже переданных под их контроль на постоянной основе, не говоря уже о собственных войсках. Но и они теперь пытаются вмешиваться в ситуации военного характера — с предсказуемыми последствиями. Не имея сил, даже теоретически способных к сражению, эти организации, поддерживаемые мандатами входящих в них государств или даже мотивируемые их собственными амбициями, направляют в зоны конфликтов легковооруженных или вовсе не вооруженных полицейских, жандармов или просто «наблюдателей». Все они вынуждены действовать точно так же, как обычно поступают миротворческие войска ООН, только в еще более гротескной форме, а именно удовлетворяя желания группы, чьи представители преобладают в данной местности. И, конечно же, они не могут даже попытаться защитить мирных граждан, находящихся в опасности, в то время как само их присутствие мешает последним прибегнуть к частному спасительному средству: к бегству.

Организации военного толка вроде НАТО (Организация Североатлантического договора) или западноафриканской ЭКОМОГ (Группа военных наблюдателей ЭКОВАС, Экономического сообщества западноафриканских государств), которая осуществляла контроль над хаосом в Либерии и Сьерра-Леоне, потенциально способны остановить военные действия. Их вмешательство тоже может привести к разрушительным последствиям, продлевая состояние войны, но оно по крайней мере способно защитить мирных граждан от последствий тех войн, которые они затягивают. Однако и этого не происходит. Многонациональные военные подразделения, вовлеченные в бескорыстное военное вмешательство, не оправдывающее жертв среди своих товарищей по оружию, избегают риска любой ценой. Это верно по отношению к силам «третьего мира», которые направляют свои подразделения в контингента сил ООН в основном ради щедрого денежного вознаграждения за плохо вооруженных, плохо обученных и плохо оплачиваемых солдат (часто те отыгрываются за счет взяток и прямого участия в незаконной торговле на черном рынке). Но это верно и по отношению к самым обученным и высокооплачиваемым войскам самых честолюбивых армий. Когда солдаты США прибыли в Боснию после Дейтонских соглашений 1995 года, им был отдан строгий приказ избегать вооруженных столкновений, и именно в силу этого приказа в последующие годы они не смогли арестовать известных военных преступников, проходивших через их контрольно-пропускные пункты. Говоря более обобщенно, поскольку в военных подразделениях должно присутствовать единообразие, многонациональные подразделения по самой своей сути не способны осуществлять добротный контроль над солдатами, которых поставляют государства-члены; не могут они также навязать единые стандарты тактического или этического поведения. Даже если оставить в стороне сознательную стратегию уклонения от риска, совместное разворачивание потенциально способных к битве и безнадежно неэффективных солдат стремится свести КПД всех занятых в операции войск к самому низкому показателю. Так обстояло дело даже с отличными британскими солдатами в Боснии до 1995 года и с нигерийскими морскими пехотинцами в Сьерра-Леоне, которые в иных случаях зарекомендовали себя как отличные бойцы. Постепенно даже по-настоящему элитные войска принимают тактику пассивной самозащиты, не позволяющую им ни действительно поддерживать мир, ни защищать мирных граждан.