Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
Как учил опыт войны, бомбардировщик не всегда сможет подняться в воздух по плану, если случатся технические неполадки; он не всегда сможет пережить воздействие систем ПВО; не всегда точно достигнет цели; бомбы не всегда будут сброшены точно, и не все из них взорвутся. Как раз вследствие соединения всех этих «принижающих факторов» разрушение посредством стратегических бомбардировок оказалось делом гораздо более труднодостижимым, чем ожидалось, к тому же масштаб требуемых разрушений оказался куда значительнее, чем предполагалось.
С появлением атомной бомбы разрушение городов и промышленных объектов стало делом легким. Таким образом, Дуэ и его коллеги были избавлены от своих грандиозных заблуждений [125] , и казалось, что уже ничем нельзя помешать исполнению их предсказаний: как только атомные бомбы начнут производиться в достаточном количестве, воздушные (впрочем, как и иные) средства их доставки станут полностью преобладать, сделав остальные вооруженные силы ненужными. Даже стратегия как таковая тоже окажется излишней, за
125
См., например: Brodie, Bernard. Strategy in the Missile Age («Стратегия в ракетный век»), 1959. P. 73. Уотте в «Основоположениях» (Watts, The Foundations, 1984, p. 39, п. 1) цитирует памятную записку Броди от 1952 года, озаглавленную The Heritage of Douhet («Наследие Дуэ»).
Разумеется, неприменение этого нового оружия в ходе дипломатии сдерживания оказалось самым важным обстоятельством для стратегов такой нацеленной на сохранение статуса-кво державы, как США, для которой было достаточно предотвратить агрессию, чтобы победить. Именно на этой смычке между большим разрушительным потенциалом атомной бомбы и конкретным американским видением мира, сформированным политическими обстоятельствами и цивилизационными предпочтениями, была выстроена вся концепция сдерживания. Сначала все твердо верили в то, что «абсолютное оружие» сможет предотвратить все формы агрессии, все войны [126] . Если бы Советский Союз выработал атомную бомбу первым, он тоже, несомненно, сосредоточил бы внимание на способах ее неприменения, но тогда его концепция подчеркивала бы «принуждение» к изменению статуса-кво, а не его сохранение путем сдерживания [127] .
126
Brodie. The Absolute Weapon («Абсолютное оружие»), 1946. P. 76. Он характерным образом делает оговорку, которую другие впоследствии упустили из виду. Обнародуя концепцию устрашения, уже витавшую в воздухе, он назвал ее главной, но не единственной целью военного истэблишмента, прибавив: «У нее не может быть почти никакой иной цели».
127
Позитивное убеждение (принуждение), по-видимому, сложнее применять, чем негативное (устрашение) — таково одно из многих разъяснений, которые можно обнаружить в книге: Schelling, Thomas С. The Strategy of Conflict («Стратегия конфликта», 1960, 1980). P. 195–199.
Конечно, парализующее сдерживание, которое могло бы удовлетворить такую самодостаточную державу, как США, в той же степени не удовлетворило бы советских лидеров, все еще хотевших изменить положение дел в мире. Эта реакция гарантировала то, что даже ядерное оружие разделит парадоксальную судьбу всех технических новаций в сфере стратегии: чем сильнее рост мощи в результате их появления, тем сильнее нарушение прежнего равновесия, и тем сильнее будет пробужденная реакция на это новшество, которая со временем снизит чистый эффект нового оружия. Когда ядерное оружие появилось в виде атомных бомб, которые могла производить только одна страна и только в небольшом количестве, думали, что это оружие сможет преобразовать всю стратегию. Применение бомб оказалось очень эффективным: центры городов Хиросима и Нагасаки были опустошены без ощутимых негативных последствий для других частей планеты. Эти результаты позволяли делать планы о разрушении пяти или десяти советских городов [128] . И конечно, Соединенные Штаты могли бы не опасаться возмездия, так как ядерное оружие было только у них. Таким образом, угроза ядерного нападения, даже если ее не выражали вслух, и даже если она не была сформирована в умах американских лидеров, могла, как ожидалось, сдержать прямую агрессию.
128
Согласно плану «Дропшот» от 1949 года (рассекреченному в 1978 г.), только на первом этапе войны американцы предполагали сбросить на советские города 300 ядерных бомб по 50 килотонн каждая на 100 советских городов. — Прим. редактора.
Но бездействие является успехом только для удовлетворенных держав. В то время как в Советском Союзе делали все, чтобы прямо реагировать на гонку вооружений, разработав не только ядерную, но и водородную бомбу, возникла и асиметричная реакция. Как только появилась ядерная бомба, советским приоритетом того времени стало установление политического контроля над восточной половиной Европы посредством создания местных коммунистических правительств, покорных Москве. Однако местные коммунистические партии были побеждены в ходе первых послевоенных выборов, тогда как открытое применение силы могло бы спровоцировать излишне жесткую реакцию США. Вместо этого стена сдерживания была обойдена с помощью подрывной деятельности [129] .
129
Тайное
Угрожающее присутствие советских оккупационных войск между 1945 и 1948 годами заставило лидеров партий большинства в Венгрии, Румынии и, наконец, в Чехословакии [130] сформировать коалиции с местными коммунистическими партиями. Полицейские силы во всех этих широких коалициях неизменно подпадали под контроль министров-коммунистов. Вскоре министры из некоммунистических партий, по-прежнему составлявшие большинство в правительствах, но находившиеся под сильным давлением, проголосовали за запрет оставшихся вне коалиций правых партий, которые были обвинены в «фашизме». После этого были образованы новые коалиции, уже без самых консервативных партий/которые затем также были поставлены вне закона или распущены их же лидерами из опасений за свою жизнь. Этот процесс повторялся, шаг за шагом сужая пространство коалиций, пока у власти не остались только коммунисты и их партии-сателлиты. К концу 1948 года процесс был завершен: стена ядерного сдерживания оставалась целой, но советская мощь пробралась в «туннеле» под ней, чтобы установить полный контроль над Восточной Европой без открытого применения силы.
130
В Чехословакии в указанный автором период советских войск не было. В Венгрии и Румынии, странах — бывших сателлитах нацистской Германии — советские войска находились на законных основаниях. — Прим. редактора.
Таким образом, сначала стратегическая автономность ядерного оружия была лишь снижена невоенными методами, которые оставались почти невидимыми. И к тому моменту, когда Соединенные Штаты и Великобритания все-таки отреагировали на эту стратегию, сначала в Европе, а затем и за ее пределами собственными мерами контрподрывной деятельности (финансируя антикоммунистические партии, СМИ, профсоюзы и т. д.), большое количество подобных «туннелей» уже было прорублено под стеной ядерного устрашения, и этот процесс продолжался. Противоборство в логике этого сценария продолжалось еще десятилетия, вплоть до окончания «холодной войны», принимая различные формы. В «репертуар» добавились военные силы стран-сателлитов, спецслужбы, поддержка повстанческой деятельности и международных террористов.
Таким образом, первым результатом ядерного сдерживания стало отвлечение воинственных усилий в сторону менее видимых или непрямых форм конфликта, которые всегда исключали прямое американо-советское боевое столкновение, но не вооруженное насилие в целом. В то время как непрямые и тайные формы конфликта стали частью повседневной реальности международной политики, ядерное оружие вызывало и более прозаические защитные реакции. Советский ответ на угрозу американских ядерных бомб, доставляемых американскими бомбардировщиками дальнего радиуса действия, заключался в придании наивысшего приоритета системам ПВО. Огромное количество оставшихся со времен войны, но все еще вполне пригодных зенитных орудий, радаров, скопированных с моделей, некогда переданных Соединенными Штатами по ленд-лизу, и первых реактивных истребителей и ракет, укрепляло новую систему ПВО, предназначенную для отражения американских бомбардировщиков.
Обычно именно оборонительная реакция больше всего снижает чистый эффект нового вооружения, но в случае ядерного оружия это было не так. Даже системы ПВО, гораздо более эффективные, чем те, которые имелись у СССР в первые послевоенные годы, не сумели бы противостоять ему, потому что всего лишь один-единственный уцелевший бомбардировщик мог бы причинить невосполнимый ущерб. Учитывая неизбежную контрреакцию по усилению жизнеспособности бомбардировщика в боевых действиях, эффективность ядерного оружия едва ли могла быть серьезно снижена одной только системой ПВО.
Даже до того, как Соединенные Штаты столкнулись с угрозой равноценного возмездия (1945–1949 годы), некоторые самоограничения затрудняли применение ими ядерной бомбы. Это оружие не могло разрушить весь мир, но несколько атомных бомб способны были опустошить крупный город, и их огромная разрушительная сила сама по себе превосходила кульминационную точку военной целесообразности по многим причинам, вне зависимости от возможной реакции на применение ядерного оружия со стороны противника. Такая высокая степень разрушений, причиненных даже заклятому врагу, была бы политически неприемлемой и дома, и за границей, если бы только речь не шла о каких-то широкоизвестных и общественно признанных интересах. Поэтому даже во время существования монополии США на обладание ядерным оружием оставалось свободное пространство для целой категории различных войн, которые могли бы вестись «обычными» вооруженными силами. Речь шла, конечно, только о небольших войнах, и велись бы они, несомненно, в отдаленных местах, против второсортных соперников, в интересах не столь уж важных союзников. Возможно, эти войны оправдывали бы себя, но не войны с применением атомного оружия. Таким образом, стратегическая самостоятельность, которую многие охотно присвоили ядерной бомбе, бесполезной уже в применении против непрямого или скрытного нападения, оказалась еще более иллюзорной в контексте недостаточно провокационной агрессии.