Страж зари
Шрифт:
— Так, обмолвился, — осторожно сказал Павел, затягиваясь.
Ему хотелось побыстрей закончить это рандеву. Хоть бы зашел кто, что ли. Выставлять вон хозяйскую дочь было как-то совсем не с руки. Это было бы уж совсем не комильфо.
— Какой ты стал тут сдержанный, — насмешливо проговорила Алла, бросая непотушенный окурок в пепельницу.
Он вспомнил эту ее привычку, бросать докуренные, но не потушенные сигареты, так что из пепельницы всегда тянется столбик дыма. Когда-то это ему казалось забавным, эдакой особенной пикантной черточкой, а потом стало раздражать. Как вся она, со своей порывистостью и необузданностью в желаниях. Вспоминать все это теперь было неинтересно. Да он
— Стараюсь, — кивнул он, всем своим видом пытаясь показать, что этот разговор ему неинтересен.
— Правильно стараешься. Смотрю, папаня тебе и память вернул. Хорошо, видать, служишь, боец? И как служба? Обратно не тянет? Грехи еще не пора замаливать?
— А ты, смотрю, исповедями промышляешь? — спросил он, устав сдерживаться. И еще хлебнул — для уверенности. Все же чувствовал он перед Ал кой некую смутную вину. Хотя и она не подарок, это ясно.
— А чего? Могу! — с вызовом заявила она и допила остатки коньяка. Лихо это у нее получалось. — Для тебя даже скидку сделаю, — насмешливо добавила она.
Тон этот Павлу решительно не понравился. И поэтому он брякнул, правду сказать, со зла:
— По-моему, эта штатная единица при дворе уже занята.
— Уж не тобой ли?
— Не претендую. Есть тут один мальчик. Не в курсе? Лицо ее исказилось.
— Налей-ка! — потребовала она.
Павел заколебался. Налить? И что из этого получится? Характерец у нее еще тот, ну а уж в пьяном виде она вообще непредсказуема. Вспомнить только, как они когда-то вдвоем, оба крепко датые, прорывались на закрытый прием во французское посольство. Алка как маг мало чего из себя представляла. Так, знала пяток заклинаний, ну немножко защиту еще умела ставить. Ее это никогда особо не интересовало. Золотая молодежь, другие интересы. В тот день, помнится, какой-то ее знакомый пообещал ей приглашение на два лица, да не сделал. А она уже настроилась. И — расстроилась. Дико расстроилась. Потому, может, что и Павла уже пригласила, заранее. С расстройства они выпили в кабаке и пошли по Москве. По клубам. Денег у нее всегда хватало — папа подкидывал. И, как на грех, оказались рядом с краснокирпичным зданием посольства. Павел поупирался, стесняясь, но она его раззадорила. Да и подоврала тоже. Мол, ждут там и все такое. В общем, охрана их с поклонами принимала. Советник по культуре или кто он там был — а оба в джинсах, майках каких-то — принял как дорогих гостей. И уж они там оторвались. Точнее — она. Знакомому тому шампанское за ворот дорогущего смокинга вылила. Тот так орал! Наверное, посольские долго тот вечер помнили. Во всяком случае, где-то через полгода Павел, случайно проходя мимо, увидел магическую защиту на дверях. Слабенькую, правда, но все же. Значит, вычислили. Или просто мода такая пошла.
И вдруг его как шилом кольнуло. Чего? Какую память папаша ему вернул? Или это она уже заговаривается? Пьяная баба…
Он встал и вылил ей из бутылки остатки коньяка.
— Давай за встречу, что ли, — предложил он, протягивая к ней свой стакан.
Они чокнулись.
Павел рассчитывал, что она достаточно пьяна для того, чтобы не заметить, как он ее «кольнул» через контакт.
Наверное, нужно было учесть, что она все же дочь маг-директора, хотя и ленивая в смысле магии. Хотя он столько лет ее не видел, что человек мог и измениться, повзрослеть, в конце концов. По годам пора бы уж.
Алла вздрогнула и уронила стакан на пол. Тот не разбился, покатившись по ковру и разливая коньяк.
— Ну ты и сука, Паша! — зло проговорила она, порывисто вставая.
— Алл…
— Да пошел ты, сволочь! Знаешь куда? А то подскажу адресок! И не дай тебе, — вдруг зашипела она, пузырясь слюной, — еще раз вот так. Козлина долбаная!
И стремительно вышла за дверь.
Быстрый проход по коридору, дверь открылась-закрылась — и тишина. Стало слышно, как где-то вдалеке работает пила — электрическая или бензиновая. В коттеджных поселках всегда так, это неумирающая деревня, абсолютной тишины не бывает — пилят, сверлят, долбят, ездят, музыка играет. Покой нам только снится. Пионеры капитализма.
Он встал, дошел до ванной комнаты и выплеснул в раковину остатки коньяка, старательно сполоснул стакан, со скрипом протерев пальцами его кромки. Вернулся в комнату, поставил стакан на место, забрал пустую бутылку и проделал ту же операцию, стараясь, чтобы из нее не пахло. Почистил зубы, яростно орудуя зубной щеткой, и умылся. Причесался, глядя в зеркало и стараясь взглядом удерживать собственные зрачки. Побриться бы, но не стал подходить к своей сумке.
На душе было погано.
При чем здесь память? Фактов амнезии он за собой не замечал.
Ха-ха! Смешно! Прямо строчка для медицинского заключения: «Клиент провалов памяти не помнит».
Или со зла девка ляпнула? Она могла.
Обойдя стол, опустился на колени в полуметре от валяющегося на полу стакана. Отчетливо запахло дорогим коньяком.
Секунд пять Павел смотрел на сосуд, прикидывая варианты, после чего поднялся, подошел к двери и запер ее. Ему нужно было работать, и помехи в этом деле не нужны.
Вернулся на прежнее место и опустился, стараясь не замечать резкого запаха, как и накатившую жажду.
Старое индийское заклятие по вызыванию духов не сработало, хотя Павел дважды и со всей тщательностью пытался им воспользоваться. Сильная штука — им не то что «Камасутру», высеченную на стенах храма, старых богов, запечатленных в камне, брахманы заставляют оживать, принуждая к ритуальной пляске. Но здесь оно не сработало. Стакан только качнулся и откатился сантиметров на десять, слегка при этом позвякивая. Да уж, на бога этот сосуд не похож, это точно.
Очень хороший, действенный норманнский вызов привел только к тому, что стакан, вздрогнув, медленно поднялся и встал, не торопясь обретая устойчивость. При этом вокруг него мелькнули смутные тени, напоминающие крохотных чертенят. В другой ситуации Павел решил бы, что допился. Впрочем, как и в том, так и в этом случае вывод был один: хватит пить. Без этого он уж наверняка — как хочется в это верить! — нащупал бы путь.
С улицы донесся звук работающего автомобильного двигателя. Надо было бы окно закрыть…
Павел вздохнул, собираясь с силами и нагоняя в легкие кислород.
Был соблазн положить на стакан старую германскую руну, очень мощную, давящую, как пресс, из-под которого вытекает все до последней капли. Составная часть боевой магии древних германцев, она работает сильно, но однозначно, как топор Зигфрида, после которого ни один самый искусный лекарь не возьмется врачевать, потому что врачевать там уже нечего. После остаются только куски. А Павлу нужна была истина, а не уничтожение. Результат, а не действие.
Он прошелся ладонями по щекам, заставляя кровь прилить к голове. Думай, маг, думай! Ты не девку в автобусе кадришь.
С улицы донеслись возбужденные мужские голоса.
Алла, дочь Романа. Плоть от плоти маг-директора. Тот на восточные штучки всегда был падок.
Павел, выдохнув, опустил зад на пятки.
Есть очень хорошие арабские вызовы. Арабы, кстати, оставили чуть ли не наиболее полные описания работы магов. Взять хоть тот же «Сим-сим, откройся!». Сборник сказок «Тысяча и одна ночь» дает немалое представление о работе практикующих магов, как бы они в каждый отдельный момент ни назывались.