Страж. Тетралогия
Шрифт:
Хусар, отбросив мечи, подхватил более длинный гросс-мессер и, нагнув голову, точно бык попер на человека с кулачным щитом и фальчионом.
Пробный удар в голову, затем в плечо, в ногу, укол в живот. Каждый раз противник умудрялся защититься и даже попытался перейти в наступление, но Мариуш сблизился с ним практически вплотную, ударил рукояткой клинка в ключицу. Затем последовала подножка и бросок.
— Я те покажу, курва, кусаться! — прорычал хусар, схватив поверженного за волосы, и с рычанием
Последний из наемников, раненный в грудь, так и не решившийся продолжать бой, отшатнулся от взгляда Мариуша, врезался в плотную толпу, истошно завопил:
— Сдаюсь!
По-моему, проще было вымолить прощение у дьявола, чем у рассвирепевшего хусара. Тот лишь молча поднял с земли гросс-мессер, пошел к своей жертве, вытолкнутой жаждущими зрелищ обратно в большой круг. Но тут зычно рыкнул знакомый голос:
— Что, черт побери, вы здесь устроили?!
И все сразу же закончилось.
Люди поспешно расступились, и появился князь Горловиц с охраной. Мрачно оглядел трупы, кровь, текущую по камням, раненого солдата, тяжело дышащего Мариуша.
— Это так ты мне служишь, Хальвец? Убивая воинов, которые сражаются за меня? — Глаза его милости метали молнии. — Может, ты оглох на одно ухо и не слышал, что поединки в армии запрещены?
— Слышал, — глухо произнес тот.
— Тогда помнишь, что кол ждет любого, кто нарушит это правило. Если нет очень веских оснований. Говори.
— Он не виноват, ваша милость, — произнес Войтек Мигорцкий, который, как оказалось, умел произносить не только «ага» и «курва». — Эти чертовы дети сказали, что хусары трусы и храбры только за пивной кружкой. А еще… — Он замешкался, и князь, еще сильнее хмурясь, поторопил:
— Ну?! Говори!
— А еще сказали, что служим мы прыщу собачьему, и они бы такого в жизни не сделали своим господином.
Повисла тишина.
Князь хмыкнул, разом успокоившись, окинул взглядом собравшихся:
— Кто-нибудь еще это слышал?
— Я слышал, — подтвердил ландскнехт с фламбергом, стоявший напротив меня.
— И я, ваша милость. — Хозяин «Золотой лани» вышел вперед и указал на раненого солдата. — Вот этот сказал.
Еще с десяток человек подтвердили слова Войтека.
— Ну, что же, Хальвец. У меня нет причин отправлять твою задницу на кол. Ступай. Умойся. И проспись. Завтра у меня для тебя и твоих закадычных дружков есть одно дело. А этому вырвите язык калеными щипцами. Чтобы думал, что и где говорить.
Воющего наемника схватили несколько солдат и потащили прочь.
— Эй! Это ты ван Нормайенн? — дернул меня за рукав невысокий пожилой человечек.
По внешнему виду и повадкам он очень походил на карманника.
— Смотря кто спрашивает.
Тот улыбнулся щербатой улыбкой:
— Наш общий друг просил передать тебе сообщение, которого ты ждешь.
Незнакомец сунул мне в ладонь бумажку и затерялся в толпе. В записке корявым почерком было написано: «Зденек Блажек. Кожевник улицы Жахимска».
— Ехать в логово к собачьим псам. — Слова Радек цедил сквозь зубы. — Готов поспорить на твое баронство, Мариуш, что нас прикончат еще до того, как мы окажемся у ворот.
Похмелье испортило ему настроение.
— Удружил так удружил, друже, — продолжал ворчать Радек. — И что тебе спокойно не пилось в той харчевне?
— Что же, я должен был проглотить оскорбления этих свиных задниц, точно смерд какой-нибудь? — возмутился Мариуш. — Моя хусарская гордость этого не позволила. Ты бы сам влез в драчку, коли б не был мертвецки пьян. Подтверди, Войтек.
— Ага, — охотно исполнил просьбу господин Мигорцкий.
— Наша хусарская гордость как раз и завела нас в свиную задницу, которую ты только что помянул. В Моров. В берлогу предателя Жиротинца. Ну ничего. Я задорого продам душу этим сучьим псам. А увижу Млишека, так попытаюсь его прикончить. Всяко будет польза от моей смерти.
— Погодите звать смерть, господин Хольгиц. — Я убрал конверт, который вручил мне адъютант князя. — Сегодня вы на службе у Братства.
— Думаете, такая ерунда остановит этих лишаев, господин ван Нормайенн?
— Не позорься перед стражем, Радек, — укорил того Мариуш. — А то подумает, что ты боишься.
— Ничего я не боюсь! Просто если уж умирать, то в бою и на коне, а не пешим, в стане врага, который недостоин моего уважения. Потомку Душана Ворона не пристало дохнуть, точно крыса.
— Ты, главное, знамя повыше держи и от господина ван Нормайенна далеко не отходи.
Радек пробурчал себе под нос ругательство и переложил древко с правого плеча на левое. Он нес стяг с символом Братства и был не слишком доволен этой честью. Еще его бесило, что пришлось оставить лошадей и идти к воротам пешком, точно пехотинцу.
Троица моих сопровождающих облачилась в одежду обычных солдат — темные кожаные куртки, такие же штаны на шнуровке, легкие шлемы и кирасы — не чета их тяжелым, хусарским. Из оружия при них были узкие кинжалы да ньюгортские кавалерийские палаши — на ладонь длиннее моего рейтарского, более тяжелые и широкие. Серьезные клинки в умелых руках.
Перед выходом Мариуш убедил меня, что и стражу требуется кираса.
— Это не темные души, господин ван Нормайенн, — сказал он. — Это люди, и они порой стреляют.