Страждущий веры
Шрифт:
Он мне не нравился, даже бесил. Глупый, грубый, неотёсанный деревенщина! Ну зачем он бросился меня спасать в очередной раз?!
— Если бы я хоть что-то могла сделать… — ничего, из сказанного мной не сможет искупить вину или облегчить его страдания. Так гадко, безысходно на душе, что хочется молотить стену кулаками, как Микаш когда-то. Микаш!
— Можешь, — он улыбнулся, пожалуй, впервые со времени нашего знакомства. Измождённое предсмертной мукой лицо смягчилось, сделалось по-детски мечтательным. Вздёрнутый подбородок, твёрдые губы, орлиный изгиб
— Единственное, о чём я жалею — что сказал тебе «нет» тогда. У меня бы осталось хотя бы одно хорошее воспоминание, — Микаш вытянул здоровую руку и коснулся моего лица. — Поцелуй меня. Это единственное, что я хочу забрать с собой на тот берег.
И я поцеловала. Коснулась его холодных мокрых губ. Почувствовала частое прерывистое дыхание. И тяжёлый дух крадущейся смерти.
Когда я отстранилась, Микаш вложил мне в руку меч и приставил остриё к своей груди.
— А теперь прекрати мою агонию — сердце здесь.
Он шутит?! Я отшатнулась. Клинок с гулким лязгом упал на пол. Я всхлипнула и отвернулась, чтобы он не видел, как слёзы текут в две реки по щекам.
— Жаль, что ты не мужчина. Мужчина бы смог, — Микаш сказал совсем не зло и не насмешливо, как обычно делал замечания. Только от усталости и безразличия в его голосе стало ещё хуже.
Это я его убила. Я не могу окончить его страдания, потому что слишком слаба, труслива и никчёмна. Как бы я ни пыталась, себя не преодолеть. Я ничего никогда не смогу! Лучше бы он меня не спасал.
— Я… — слова умирали на губах. — Я найду помощь!
Я подхватила с пола один из наших факелов, зажгла и, не оборачиваясь, побежала ко второму проходу, из которого пришёл вэс. Завалов там не было. Коридор оказался круглый и гладкий, словно выплавленный в камне. Я долго брела по нему, узкому и тёмному, незнамо куда. Может, повезёт? Может, добрый шаман снова подаст руку? Я до боли сжимала ожерелье Юле на шее, но никто не приходил. Я растратила все чары, всю удачу, все молитвы на ерунду! Но, может, впереди попадётся ещё один вэс. И закончит мучения, хотя бы мои.
Проход расширился. Я замедлила шаг. Факел высветил очередную порцию древних рисунков на стене. Теперь, словно откуда-то издалека, ко мне приходили их значения. Вот люди просят благословения у Небесного повелителя, охотятся на демонов и приносят щедрую жертву в благодарность за удачный исход битвы. Жертвоприношение. Жертвенник — вот истинное назначение этого места. И мы уже пожертвовали жизнью лучшего из нас. Подумать только, сколько жизней он спас, сколько ещё мог спасти, если бы не я. Но мы не верим. Даже я уже нет. Все жертвы бессмысленны.
«Смысл есть», — с ноткой насмешливости повторил всё тот же незнакомый голос. Я оглянулась по сторонам, высвечивая факелом глубину прохода. Никого. Невидимый демон? Или воображение играет со мной?
«Я не твоё воображение. Я реален. А тебе надо бежать», — ответил он на мои мысли.
— Помоги, кем бы ты ни был! Мой друг ранен!
«Всё, говоришь? — усмехнулся голос. — Тогда беги, беги скорее!»
Снова послышался гул. Из-за поворота выскочило чёрное облако, та самая жуть, что иногда являлась мне в кошмарах. Ноги сами подхватили и понесли назад. Смрадный страх шевелил волоски на спине. Мгла гналась по пятам. Вытянулось щупальце и обвивалось вокруг моей шеи. Сдавливало горло. Душило. Я не сопротивлялась смерти.
Сердце черноты вспыхнуло алым. Щупальце одёрнулось. Мглу изнутри разрывал Огненный зверь. Здесь? Я всё ещё сплю?
«Беги же, глупышка!»
Он яростно хлестал тьму лапами и плевался огнём. Коротко глянул синими глазищами, и приказ стал ясен без слов. Я побежала назад по коридору что было сил. Зверь прикрывал моё отступление. Страх и оцепенение скукоживались и истлевали перед жаром огненной шерсти. Пару рывков, и я, наконец, выбралась обратно на площадку с колоннами, где мы охотились на вэса. Распласталась на полу, еле дыша. Вновь ярко полыхнул огонь. Ослепил. Свод затрясся, будто не выдержав новой схватки. Второй проход тоже засыпало камнями. Ну хоть зловещая мгла от нас отрезана.
Я затрясла головой, приходя в себя. Упёрлась руками в пол и тяжело поднялась. Сколько синяков заработала я за сегодня? Столько, наверное, за всю жизнь не наберётся. И всё же намного меньше, чем у…
— Микаш! — как я посмела его забыть?!
Молчание. Неужели? Я поковыляла к нему. Подбородок покоился на груди, веки плотно смежены, руки неподвижно распластаны вдоль туловища.
Из груди вырывался исступлённый крик:
— Нет!
— Не ори, всех демонов перебудишь! — это был не его голос. Это был голос, который я слышала в коридоре.
Микаш вытянул шею и повертел головой из стороны в сторону. Живой. Пристально глянул на меня. Глаза цвета холодной стали превратились в пронзительно синие, цвета зимних сумерек. И рука зажила. Сама! Под грязными ошмётками мехового рукава виднелась здоровая кожа. Ни запаха, ни единого рубца. Микаш шевелил ступнями, водил плечами, сжимал и разжимал кулаки, словно всё тело затекло от неудобной позы. Или он пользовался им впервые.
— Кто ты? — заворожено спросила я, усевшись напротив на шкуру. Искала в его лице разгадку. Синие глаза насмешливо сузились.
— А ты не знаешь?
Он принялся бесцеремонно рыться в сваленных у стены мешках. Вытащил свёрток с вяленым мясом и хлебом, принюхался и, довольно щурясь, принялся есть с таким аппетитом, будто голодал целую вечность. Поднёс ко рту флягу. От жадных глотков согревающий напиток потёк по подбородку и под ворот малицы. Я в изумлении наблюдала за ним, но, как и в колоннах, видела лишь собственное отражение в завораживающих глазах.
— Уф, хорошо! — воскликнул он, вытирая подбородок рукой и облизывая пальцы. — Пока не побываешь развоплощённым, не поймёшь, как тоскливо не иметь тела, не ощущать запахи и вкус еды. Такие простые радости, но без них невыносимо пресно. Хочешь попробовать?