Стражи Армады. Охота на зверя
Шрифт:
«Чекист» с минуту играл желваками, после чего отчеканил:
– Вы найдёте Зверева и заберёте у него артефакт, а я гарантирую вам, что боевое крыло «Легиона» уничтожат. Со мной приехало сорок человек. Спецназ. И если вы не пойдёте в Зону делать то, о чём я прошу, всё сделают они. С большим количеством шума и жертв, но сделают. Я в них уверен. Мои ребята разыщут сталкера, изымут этот, как его называют учёные, ключ к аномалии, возьмут под контроль здание, где находится «Камень». А вы останетесь один на один с убийцами ваших друзей и соратников. Что будете делать в этом случае?
Слишком гладко, слишком складно всё получалось в трактовке «чекиста». Иду в Зону, приношу оттуда артефакт-ключ и получаю на блюдечке убийц своих друзей.
– Одно непонятно, – хмыкнул я, – зачем вы мне всё как на духу рассказываете? Вдруг меня поймают, начнут пытать?
– Мне важно, чтобы вы понимали ситуацию, Журавлёв, и могли оценить значение нынешних событий. Да, я налажал. Теперь пытаюсь исправить ситуацию, и мне нужен человек, которому могу доверять. Но я хочу, чтобы и вы мне доверяли!
– А ещё хотите обойтись малой кровью. Если сделаю всё, как говорите, будете на коне.
Иванов кивнул.
– Зверев находится сейчас где-то на территории Болот, а по его следу помимо «Легиона» идут ещё и «лешие».
– «Лешие»? Этого еще не хватало… А им-то он чем насолил?
С этими сталкерами, нанимаемыми для уничтожения опасных мутантов, мне не раз доводилось работать бок о бок, а их лидер – Инквизитор – звал меня в группу.
– «Лешие», «Легион»… Всем им нужен Зверев. Если «легионеры» доберутся до него раньше вас, то вполне может статься, и до «Камня» они смогут дотянуться. И тогда… Впрочем, если бы я в вас не был уверен, этого доверительного разговора сегодня бы не состоялось. Поэтому, если успеете встретиться с ним, в выигрыше будут все. Мне – победа, вам – месть за друзей. Подумайте. У вас есть час, – он принялся сгребать со стола папки с документами. – Через час дадите ответ.
– Иванов!
«Чекист», уже направляющийся к выходу, обернулся.
– Вам не кажется, что вокруг этой истории слишком много совпадений?
Он пожал плечами.
– А мне кажется.
– Паранойя, – впервые за время разговора собеседник улыбнулся. – Бывает при вашей работе.
И вышел, закрыв за собой дверь.
До недавних пор я болезненно кривился, когда в баре очередной мужичок заводил привычную тягомотину:
– Жизнь меня поломала…
Его-то поломала? Вряд ли. Не он – молодой и перспективный офицер, которого бросила жена. Ведь он после пережитого не направился в Зону, чтобы несколько лет сначала искать смерти, а потом наживы. Это ж не его заприметили военные с Рубежа, чтобы вернуть в ряды себе подобных. И уж точно не он терял друзей, разорванных аномалиями, изрешечённых пулями в Зоне и вне её. Не он оставался один на один со жгучей жаждой мести…
Нет же, этот очередной страдалец шел в бар, чтобы такие же набравшиеся спиртного неудачники поддержали его, поняли, утешили. Мне утешение не требовалось ни тогда, ни сейчас. Оглушенный новостью о гибели товарищей, я сидел за столиком у входа в бар, разглядывая посетителей – сталкеров и горожан.
– Жизнь меня поломала… – вещал очередной пропойца.
Ну, давай, расскажи, как от безденежья ты рванул в Зону, как понял, что там убивают и умирают, а заработать можно, только если ты станешь частью этого страшного мира. Многие не выдерживали и приходили в бар. Кто-то из них потом уезжал в родной город на последние деньги, чтобы просыпаться по ночам и кричать от ужаса, когда во сне слышался рёв мутанта или гул аномалии. Были и те, кого в скором времени сцапали сотрудники Рубежа и отправили на пять лет за решетку по статье о незаконном проникновении на закрытую территорию. За сталкерство, если по-простому. В основной же массе эти пьянчуги так и оставались в Надеждинске, вросли в его грязный ландшафт, превратившись в попрошаек, простирающих руки к бойцам Рубежа. А сколько еще таких появится в дальнейшем! Ничему жизнь людей не учит, как никогда им не помогал чужой горький опыт. До той поры, пока те же грабли не начинают бить уже их собственные лбы… Но сейчас все они потягивают пиво или залпом заглатывают обжигающий спирт и ждут, когда завсегдатаи скажут:
– Сочувствую, брат… Зона и меня поломала.
И меня поломала, жалкие вы нытики! Поступки прежних лет сейчас могли показаться безрассудными, но на тот момент иного выхода не было. Я жил, пытался поступать по совести. И вот к чему всё привело…
Наталья ушла без скандалов, записок, голых вешалок в пустом шкафу. Просто однажды вечером сообщила:
– Через час приедет Миша Верещагин, заберёт мои вещи.
– В смысле? – уставший, вымотанный после очередного прорыва на блокпосту, на чёртовой седьмой отметке, я не мог сообразить, о чём речь.
– Я уезжаю, Шурик. Навсегда. Ты разве ещё не понял?
Я не понял. Тогда не понимал и не уяснил до сих пор. Что было не так? Вечно измученный службой муж ей не подходил? Жизнь в режимном городке Надеждинске выматывала? Ежегодные отпуска на теплых морских побережьях и поправка здоровья в любых санаториях на льготных условиях изнуряли до ужаса? Или не хватало денег, которых «куры не клевали»? В чём причина?
Никакого «другого мужчины», никакого «я хотела ребёнка, а ты не хотел», никакого «я еду к маме». Просто вдруг громко хлопнуло – это закончилось её… наверное, слабое терпение, и я остался один.
Молодой, глупый. Офицер Рубежа, защитник мира от Зоны. И ведь именно такого она полюбила. А может, было что-то ещё? Наташа иногда говорила, что с началом службы на границе с Зоной я изменился не в лучшую сторону. Стал злее, циничнее.
– Шурик, ты был таким милым и добрым. Щенок прямо. А теперь…
– Что? – вопрошал я. – Повзрослел?
– Не-е-ет, – расстроенно тянула жена, – стал грубее. Появились клыки, шерсть на загривке щенка пошла колтунами. Того и гляди, начнёшь кидаться на людей…
Как она была права! Я мечтал стать героем, но цинизм окружающего мира захлёстывал. Наверное, поэтому и ушла. И я даже не пытался спорить, просто порассуждал, попробовал ее понять. И принять все таким, каким оно оказалось. В конце концов, у всего есть предел. Наверное.
Той ночью мы с Верещагиным стояли на балконе, глядя на спящий Надеждинск, курили, больше молчали.
– Слушай, Сань, она сама попросила её из города вывезти. Сказала, что если это сделаю я, ты не будешь ревновать и закатывать истерики.
– Да я и не ревновал бы. Знаю, что у неё никого другого не было и быть не могло…
– А что тогда? Почему уехала?
Окурок полетел во тьму. Мигнул и пропал.
– А хрен его знает, что не так…
Верещагин с минуту молчал, потом протянул:
– Ну-у-у, может, вернётся ещё. Или ты за ней рванёшь?
Но Наташа не вернулась. Ни через месяц, ни через полтора. Я за ней, разумеется, не поехал. Не было времени, каждый день авралы. Спустя неделю на моём блокпосту погиб боец, и из Москвы прибыли проверяющие, шерстили документацию, проводили экспертизы. Не до ушедших жен стало. Все пахали, чтобы мутанты не прорвались. А может, я сам загонял себя в дебри тяжелой работы, чтобы не думать о жене. Не ведаю. Но ее очень хорошо узнал за совместно прожитое время. В глубине души был уверен – не вернётся.