Стражи границы

Скипа Нина

— А ему не вредно? — переспросил Лучезар.

— Нет, — возразил Всеволод. — Знаешь, это Венцеслав у нас мастер постепенного выздоровления. Хотя его можно понять. Другое обращение организм Яромира не выдерживает. По крайней мере, раньше не выдерживал. А я по-простому. К тому же этот молодой человек здоров, как бык. Ему бы только отъесться и отоспаться, как следует.

Послушник, чуть не давясь, урча, расправлялся со здоровенным куском мяса.

— Выпей вина, — посоветовал Всеволод.

Тот удовлетворенно промычал, взял

стакан красного вина и принялся запивать вином еду. Дело у него пошло еще быстрее. Наконец, он уже неторопливо придвинул к себе тушеные овощи и стал есть с почти что приличной скоростью. Всеволод подлил послушнику еще вина. Движения Миндона все замедлялись и замедлялись, пока он не заснул прямо над недоеденной порцией.

Всеволод велел перенести послушника в пустующую гостевую каюту и уложить спать. На случай, если последний проголодается, на столике поставили пирожки с фруктами и простоквашу.

Верхневолынцы вышли на палубу.

— Ну, он и ест! — с ужасом в голосе проговорил Яромир.

— Он долго питался впроголодь, а тут такое изобилие, — пожал плечами Всеволод.

— Ты сказал, что он молод?

— Вряд ли ему больше тридцати пяти. По-моему, он ровесник вашего брата, Яромир.

— Да ты что! Он выглядит на все шестьдесят!

— Венцеслав никогда не пробовал набраться святости, Яромир, — возразил Всеволод.

Глава 2 Пути к совершенству

Этой ночью Яромиру приснился страшный сон. Будто идут они на корабле дальше, в Китай, тут вдруг разыгрался шторм, он, Яромир, сунулся было на камбуз, а там — ни крошки. Зато в углу сидит давешний послушник Миндон, сыто отдувается, да еще жалуется, что из-за качки у него разыгралась морская болезнь и его теперь тошнит. А единственный толковый врач на корабле он, Яромир. Но вылечить Миндона он не в состоянии, потому что Миндон с ног до головы вымазался в острый соус для спагетти и он, Яромир, не может сосредоточиться — ароматный соус обостряет его собственную морскую болезнь. Яромир в досаде проговорил:

— Пошел бы ты в душ, что ли, — и проснулся. За окном было уже светло, Милочки под боком не было.

— Сбежала жена, вот и проснулся. Не понимаю, как до тридцати семи лет я спал один? — пробурчал Яромир, вставая с постели.

Когда Яромир появился в кают-компании там уже сидели Джамиля, Янош и Всеволод.

— А где Миндон? — нервно спросил Яромир.

— Подвижничает, — отозвался Всеволод.

— Это в каком смысле? — забеспокоился Яромир.

— Принимает душ и бреется под присмотром ваших телохранителей.

— А… — с облегчением протянул Яромир. — А где завтрак?

— Несут, — засмеялась Милочка.

— Знаешь, дорогая, сегодня я видел страшный сон. Будто мы попали в шторм, а наш новый друг все слопал, да вдобавок заболел морской болезнью.

— У тебя проснулась патологическая жадность, Ромочка. Хотя, оставить тебя без корзины еды в шторм, и правда, жестоко.

— Хорошо тебе рассуждать. А я даже не мог его вылечить — он весь перемазался в соус.

Все дружно рассмеялись.

— Вы, наверное, плохо поужинали, — предположил Янош.

— Да, наверное. Вид нового слуги Севушки отбил у меня аппетит.

— Ничего, Яромир, сейчас подадут завтрак.

— А его не слопает твой послушник?

— Я заказал усиленную порцию, — утешил его Сева…

Яромир принял душ, а когда вернулся, завтрак был уже на столе, а за столом — его обычные сотрапезники. И еще один человек лет сорока на вид. Высокий и невероятно худой.

— Ты был прав, Севушка, — изумленно проговорил Яромир. — Сон и еда творят настоящие чудеса.

Миндон, завидев его, встал и низко склонился, напомнив при этом, любимый складной метр капитана Лучезара. Тот самый, которым Яромир однажды мерил тротуар на границе.

— Садись, Миндон. Будем завтракать.

Миндон еще раз изобразил складной метр, подождал, пока господин займет свое место между Милочкой и Яношем, и сел на стул. Кок принес омлет с помидорами, свежие булочки, сыр, масло, чай и молоко. Специально для Миднона была принесена солидная порция жареной ветчины.

— Зачем это, господин Всеволод? — печально спросил послушник.

— Ты, кажется, мечтал о подвижничестве.

Миндон взялся за ветчину.

— Да, господин, но я представлял его как-то иначе. Не думаю, что этот подвиг зачтется в моей будущей жизни.

— Как знать, — пожал плечами Всеволод. — Эту ситуацию можно рассматривать двояко. С одной стороны, ты ублажаешь пищей плоть, с другой же подвергаешь испытанию свой дух, потому как ешь ее против воли, по приказу.

Скорость, с которой Миндон поедал пищу, продолжала поражать воображение. За то время, которое Севушка потратил на свое высокоинтеллектуальное объяснение, послушник успел покончить с ветчиной и приступить к омлету. Глядя на него, взялись за завтрак и остальные.

Послушник доел омлет и уже без понуканий взял булочку, намазал маслом и положил сверху сыр. Кажется, идея Севушки подвергнуть испытанию дух нашла должный отклик в его сердце, и он предался ей с тем же вдохновением, с каким шесть лет без перерыва вскапывал монастырские грядки.

Когда Миндон принялся за чай с молоком — это для усиления эффекта, надо полагать, Яромир спросил:

— Скажи-ка, Миндон, а ты Рангун хорошо знаешь?

— Неплохо. Я прожил в Рангуне всю жизнь.

— Ну, если всю ее ты провел в монастыре, или же передвигался таким же образом, как тогда, когда мы на тебя наткнулись, вряд ли ты сможешь показать нам город.

— Нет, господин, я стал послушником всего шесть лет назад. До этого я был торговцем.

— А потом возжаждал святости, — хмыкнул Яромир. — Хотя, почему бы и нет… Значит, ты говоришь, что знаешь Рангун.