Стражи Красного Ренессанса
Шрифт:
Смотрю, Ногайскому плохо становится. Шеф его живьем съест за такие деньги.
— Свободен, — говорю ему, — иди, Виля, мать твою за ногу, Шекспир, работай.
И вместо того, чтобы взять на карандаш и испариться, это креативное чудо мямлит:
— Подождите, я вам все объясню…
И действительно, начинает объяснять! Несет какую-то пургу про березки, которые есть исконно русский культурный мемокод, и что ролик его патриотичен, и что вкупе с бубенцами на тройках получается аудиовизуальное воплощение национальной идеи, вещающей потребителю о детях, как главном капитале страны. Представляете?
— Just do it, сынок! Просто делай это.
Так вот добро побеждает!
С горем пополам избавился я от креативщика. А через два часа сам Порожняк приезжает.
— Ты, что ж, — говорит мне, — творишь! Как же можно! На Ногайском лица не было! Он заикается теперь! Ладно б ты его пристрелил, дерьмо — не человек, но штрафовать-то зачем?! Сто тысяч рублей! Подумать только, сто тысяч! Это шестьсот тысяч долларов КША! Три миллиона новых иен! Ну я понимаю, реклама по недоразумению получилась антисоциалистическая, так я наказан за ошибку, впустую столько денег на съемки выкинули. Но сто тысяч рублей! Несправедливо-то как!
— Что ты ерепенишься? — спрашиваю я его. — У вас там полмиллиарда годовая выручка. Тебе вообще не стыдно вонь поднимать?
— Да? — говорит он мне. — Двести миллионов сразу на сырье, электричество, амортизацию и прочее убирай! Еще шестьдесят миллионов — зарплата персоналу. Потом двадцать процентов — дивиденды с прибыли им же. Нас в деле восемь человек! Родственнички! Дармоеды! И не денешься от них никуда. А ведь все дело на мне одном висит! Раздели оставшееся на восемь. Сколько получается?! Двадцать четыре миллиона рублей. А налоги. С меня в том году восемьдесят три целых три десятых процента содрали! Это ж уму непостижимо!!! Насчитали, арифметики! Это уже не прогрессивный, а какой-то экспоненциальный налог получается. Сколько остается мне? Четыре миллиона с копейками в год, вот сколько! Где ты видел полмиллиарда?! Спасибо советским законам!
У Порожняка есть такое дурное свойство — он очень быстро утомляет.
— Не нравится, — говорю я ему, — собирай чемоданы и вперед на все четыре стороны, в любую точку мира. У нас сейчас выехать намного легче, чем въехать. Да и вообще, мне отчего-то кажется, что в следующий пятилетний план количество заказов на поставки твоей продукции в универмаги, по крайней мере, западных районов Конфедерации могут упасть этак раза в три — четыре. Как считаешь?
Я ему как это сказал, так он сразу же и осекся. Присмирел, смотрит уже не так дерзко.
— Ну, что вы, — говорит мне, — Всеслав Александрович, я патриот своей родины. Мы, Порожняки, все такие. Отец мой покойный даже два танка для дивизии имени Марвина Химейера купил. И вообще, как бы тяжело мне не было, никуда я отсюда не уеду. Я остаюсь, чтобы жить.
"Ага, как же патриот, —
Капиталы-то за кордон вывести никто не может. Больше двух процентов в год — ни — ни. Вот и приходится родину любить, хоть и не красавицу. А по — другому патриотизм у них и не воспитаешь.
— Однако, — говорит мне Порожняк, — Всеслав Александрович, вы меня извините, но я уважаю советские законы, а потому подам апелляцию в Свободную ассоциацию предпринимателей, и если ее там одобрят, то и в суд. Штраф этот слишком велик.
Сказал так и, слава Моральному кодексу, убрался восвояси.
Игра длилась около трех часов. Она была напряженной и полной драматизма. Для всех кроме Влада. Человеку, знавшему наизусть двенадцать томов полного собрания сочинений Кирилла Константиновича Кашина, не составляло большого труда запоминать битые карты и отмечать оставшиеся на руках у соперников. К тому же Черноземову и его напарнице сегодня невероятно везло с раздачами.
— Н — да — а-а! — озадаченно протянул Приморский. — Недооценили мы с тобой, Всеслав Александрович, молодежь. Вон что творят, черти!
Начальник департамента Этики устало посмотрел на Андрея Ивановича, затем перевел взгляд на раскрасневшегося сына, который в третий раз подряд остался в дураках, и выругался:
— Ёшкин кот, Вася, не быть тебе председателем совмина никогда! Кто ж так играет? Просрали партию, как КПСС страну сто лет назад, прости меня Моральный кодекс! Сорок три штрафных! А теперь мне с судьей Степаненко в Подкидного резаться придется!
— Да что вы так нервничаете, нормально играл ваш Василий, — вступился за начинающего политика профсоюзный лидер Виктор Сергеевич, — просто парню сегодня не повезло. У нас вон тоже с Андреем Ивановичем двадцать семь очков на двоих.
— Н — да — а-а! — согласился Приморский. — Зато Владислав Ильич с Лидией Анатольевной ни одного штрафного не заработали, ни разу не проиграли. Что и говорить, поразили старика.
Черноземов взглянул на скандинавскую богиню, и она ответила ему сдержанной улыбкой.
— Может, откроете секрет, — предложил председатель Свободной ассоциации предпринимателей, — как вам удается так великолепно играть?
— Просто, — сказал Влад, подымаясь из-за стола, — я знаю чит — коды от этой жизни. Вы меня извините, товарищи, но мне пора. Работа не ждет, скоро мой вылет из Борисполя.
— Знаем, знаем, — задумчиво произнес Приморский, а затем, будто очнувшись, бодро заговорил, — что ж, работа — прежде всего! Удачного вам полета, Владислав Ильич!
— Я, наверное, тоже пойду, — сказала Лидия, — спасибо за чудесную игру.
— Помните, с меня услуга, — покровительственно произнес Андрей Иванович.
Черноземов и белокурая богиня распрощались с коллегами по Тайному Управлению и покинули "Стержень".
— Скажите, Лидия, — спросил Влад, — когда стражи оказались на улице, — вы верите в то, что предрекаете с экрана, в Гибель Богов?