Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли
Шрифт:
— Как я соскучилась, — шептала Юлька в небритую щёку, царапая губы.
Вонзила ногти в его спину, чтобы мучитель ненароком не передумал. Не сорвался с десятка её крючков и не сбежал.
— Мы идиоты, — поставил он диагноз двум заблудившимся душам, зацеловывая ей лицо своими узкими твёрдыми губами.
Угомонились уже на рассвете. На кровати, где вольготно было только одному. Юлька приткнулась мужу под бок, придавив головой бугристое плечо. Знала, что вскоре его рука затечёт, и Даян сквозь сон освободится
Он вздрогнул всем телом. Не просыпаясь, перевернулся на бок и погрёб её под себя: не вздохнуть, не позвать на помощь. Ещё и ножищу на неё закинул — это уже не крючки женских когтей. Это, как свалившееся на тебя дерево. Из-под которого нечего даже думать выбраться. Хотя Юлька — чуток переждав, пока он заснёт покрепче — всё-таки попыталась. Потихоньку, полегоньку. Пядь за пядью.
И когда до свободы оставалось полшажочка, Даян вдруг нахмурился. Снова дёрнулся и пробормотал:
— Прости.
Затем что-то промычал, уминая щекой подушку, и ударил наотмашь:
— Ничего не выйдет. Всё кончено.
Опоздала — наполнило душу непереносимой горечью. Юлька замерла, пытаясь угомонить кромешное верчение в голове: неверие, отчаяние, злость, жалость к себе и снова злость.
— Допрыгалась, — прошипела она в ненависти к себе.
Окончательно выползла из-под его ноги и соскользнула на пол. Зажала ладошками рот, чтобы не разораться на всю гостиницу. Потрясла головой. Удержала слёзы и выдохнула: вот и всё. Гонялась за фантомами и…
А! Чего уж теперь — как-то неправдоподобно резко смирилась она, утерев сбежавшую из-под контроля слезинку. Всё кончено, так всё кончено. Раз ничего не выйдет, значит, не выйдет. Полжизни училась держать удар — и что? Всё насмарку? Ну, уж нет: будет держать.
Она поднялась. Ловя ногами тапки, оглядела лицо Даяна. Он так и продолжал супиться — её татаро-монгольское иго.
— Лучше бы вообще не встречала, — констатировала в ней сильная женщина, не умевшая сдаваться, но прекрасно умевшая отступать.
Юлька развернулась, собираясь отгородиться от своей потери дверью ванны. Взгляд скользнул по окну. На тёмно-серой шторе висела белая ящерка. Вся такая тихая, задумчивая. Просто паинька. Не смерть, а детская игрушка.
Глава 14
Потому что я её люблю
— Вставай, — затеребили её, стаскивая одеяло.
Сквозь щёлку век обозрела его лицо. Непробиваемая сдержанность, что с юности превратилась в фирменную маску. А вот глаза светятся. Причём, в её честь — тут Юлька сроду не ошибалась. И уголок губ подрагивает в попытке сдержать улыбку.
Так, стоп — схлопнув веки, попыталась сориентироваться она. Это всё-таки конец, или двести первая серия «Санта Барбары»? Что он ей голову морочит? С каких пор суровые татарские мужчины взяли моду кокетничать? А потом что? Начнут жеманничать, слизывая манеры всяких там нетрадиционалов? Да великий Мухаммад в гробу перевернётся!
Додумать всякие пакости не успела. Даян поднял её на руки и поволок в ванную. Где поставил на кафель босыми ногами — чего она терпеть не могла. А он, само собой, этим пользовался. К примеру, чтобы разбудить её без проволочек и сюсюканий.
— Гад, — буркнула Юлька, поджав одну ногу.
— Десять минут, — предупредил Даян, ткнув пальцем в душевую кабину. — Затем пакуешься. Вниз спускаемся с вещами, завтракаем и в путь. И чтобы без фокусов. Я не расположен к пониманию и прощению.
Выступил и вышел довольный собой — скривила она рожицу его спине. Глянула на пол и проверещала:
— Тапки неси! Упырь кровососущий!
Тапки влетели в ванную, когда она закрылась в душевой кабине и пустила воду. Мылась в пожарном порядке, всё прокручивая в башке: так всё или не всё? Одевалась, гоняя по кругу: это конец, или не конец? Чтоб он провалился — рожа кыпчакская!
Севка уже сидел в ресторане и трескал яичницу с сосисками. Отец приучил его к плотным белковым завтракам в целях борьбы с обжирательством на ночь. Однако так и не отучил заглатывать сосиски целиком, пялясь в планшет. Который транслировал какой-то флешмоб — заметила Юлька ещё в дверях.
Худой лохматый верзила в растянутом свитере отстукивал под столом ногой ритм песни. Из-за соседнего стола на него косились две юные симпатичные буряточки. И похихикивали. Севка вскинул на них глаза и подмигнул, запихнув в пасть очередную сосиску.
— Позорище, — грустно констатировала Юлька, плетясь за Даяном к шведскому столу.
— Нормально, — буркнул тот через плечо.
Позавтракали быстро. Так же без проволочек согрели машину и выдвинулись в сторону северо-восточной окраины города. Откуда стартовала дорога практически в обратном направлении: к Байкалу. Только по правому берегу Селенги.
Юлька ни черта не выспалась, и потому не стала брать в руки «бразды правления». К тому же никак не могла вытравить из памяти горечь ночного разочарования. Поэтому забилась на заднее сидение, свернулась клубочком и заснула.
А когда проснулась, стала свидетелем предивной беседы своих мужчин.
— Она тебе не надоела? — мрачновато осведомился Севка.
— Нет, — усмехнулся Даян и пошёл на обгон.
Мимо Юлькиной головы пронеслось что-то грохочущее и рокочущее.
— Ты заметил, как она смотрела на тебя? — озадаченно поделился с отцом Севка. — Будто ты ей чем-то подгадил. Я, конечно, не Спиноза, но, кажется, она злится. На тебя. На меня ей злиться не за что. Я ж просто прелесть. И женщинам нравлюсь. Батя, может, поговорить с ней?