Стрела Габинчи
Шрифт:
– Когда выдается жалованье солдатам?
– Через неделю, ваша светлость.
– Сколько мы должны отдать?
– Девятьсот двадцать талеров золотом.
– А на сколько лорд Брейгель у нас имущества пожег?
– Четыре деревни, восемнадцать хуторов, а еще порушил четыре мельницы и угнал стадо гроверских коров. Приблизительно на пять тысяч четыреста золотых талеров.
– М-да, невеселая арифметика получается, Картоз. Что ты об этом думаешь?
– Думаю, ваше сиятельство, что деньги вам еще пригодятся,
– Фамильное не продам! – сразу предупредил граф, но без особой уверенности.
– Я не о фамильном, ваше сиятельство. Помните, пять лет назад герцог Мажино был у вас проездом и заинтересовался пятью золотыми кирасами?
– Герцог Мажино, конечно, имеет при дворе известное влияние, но он выпивоха и потаскун. Все его имущество по три раза у ростовщиков заложено. Не купит он эти кирасы.
На сухом лице Картоза появилась самодовольная улыбка. Он был осведомлен гораздо лучше своего хозяина.
– Пока вы воевали, ваше сиятельство, герцог Мажино выдал свою дочь за бенецианского ростовщика Бартелли, а сам устроил свадьбу с дочерью банкира Анхима Лифшица. Так что теперь он ничего никому не должен, а также располагает немалыми средствами – купил в Буржоне два больших дома и обновил лошадей.
– Ты думаешь, он вернется к этой своей затее с галереей искусств?
– Ну, раз лошадей поменял, то и до искусств рукой подать. По-другому, ваше сиятельство, и быть не может. Продайте ему эти золоченые доспехи и на вырученное расплатитесь с королевской казной, а солдатам заплатите из собственной.
– М-да, ты прав. Но давай прервемся хотя бы до вечера, а то меня от этих финансовых дел уже подташнивать начинает.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ответил Картоз, кланяясь, и попятился к двери.
– Скажи там слугам, чтобы принесли дров в камин, а то тут сыро…
– Обязательно скажу, ваше сиятельство, только у меня еще один вопрос…
– Ну?
– Графиня Регина, ваше сиятельство, прислала письмо в ответ на ваше послание о прекращении войны. Я прочитал его, как вы мне и приказывали…
– Ну и что она пишет? – без энтузиазма поинтересовался граф.
– Она интересуется, когда ей с детьми можно будет вернуться.
– Зачем она спешит? Ну зачем она спешит? – Граф с досадой хлопнул себя по коленям и выпрямился в кресле. – В Гранбилле сейчас тепло, и морской воздух полезен детям, а здесь… Здесь возможны еще какие нибудь вылазки. Я прав?
– Совершенно правы, ваше сиятельство, – с поклоном подтвердил секретарь.
– Вот так и отпиши, пусть побудет у папеньки еще пару недель, пока ситуация успокоится. Старый граф наверняка рад пообщаться с внуками.
– Ее сиятельство пишет, что они, напротив, часто с ним ссорятся.
– Ну… – граф сделал нетерпеливый жест. – Напиши что-нибудь убедительное, ты же смышленый, Картоз! Фу, меня опять тошнит…
8
Когда полковник Лефлер с двумя сопровождавшими его наемниками вошел в «Пьяную елку», стол, который заняла передовая группа, уже ломился от закусок и выпивки. Хозяин, с подбитым глазом, носился с развевающимся на руке полотенцем, принося закуски и утаскивая пустую посуду.
– Его благородию ур-ра! – закричал сержант Короб, вскакивая со стула при виде командира. Его примеру последовали остальные. С криками «ура» они освободили Лефлеру место во главе стола.
Тот сел, бросил на ближайший стол шляпу, затем отломил крылышко курицы и с минуту молча жевал его, погруженный в собственные мысли.
– Может быть, вина, ваше благородие? – предложил сержант и, не дожидаясь ответа, крикнул: – Вина его благородию!
– Нет! – ответил полковник и вытер губы краешком скатерти. – Больше никакой выпивки, ни мне, ни вам.
– А что случилось?
Сержант Короб и его товарищи склонились перед полковником, боясь пропустить хоть слово.
– Сегодня купцы поедут в город…
– Так вроде завтра собирались, – напомнил сержант.
– Вроде. Но теперь поедут сегодня.
– А как же… – Сержант беспомощно огляделся, потрясая рукой с растопыренными пальцами. – Как же мы без лошадей, ведь с ворами-то не договорились?
– Тихо, – обрезал полковник и, схватив сержанта за трясущуюся руку, оглянулся на дверь кухни. – Не нужно шума. Я сам договорился, и не с ворами, а с коннозаводчиками. Нам дали трех лошадей, и дадут еще двадцать семь, в залог я оставлю свое золото. Так что придется потом и золотишко вернуть, и лошадей себе оставить. Нам и нестроевые сгодятся. Понимаешь меня, Короб?
– Как не понять, ваше благородие? Небось ученый.
– Тогда быстро доканчивайте жратву, а выпивку забирайте с собой – и вперед, к дороге. Феттель и Глаубиц уже в засаде сидят.
Все разом накинулись на закуску, разрывая кур, рассекая кинжалами круги сыра и караваи хлеба, а полковник поднялся и, надев шляпу, пошел к кухне.
Его беспокоило, не подслушал ли чего хозяин харчевни.
– Привет, – сказал Лефлер, появляясь перед стряпухой, которая вытягивала из печи поднос с кусками жареной баранины.
– Уже, ваше превосходительство! Уже несем! – закричала она испуганно, с грохотом ставя поднос на плиту. – Не извольте беспокоиться!
– А хозяин где?
– Во дворе хозяин, за дровами вышел и курочек принести. Курочки у нас закончились, а вашей милости…
– Ладно, не нужно ничего, мы уходим, – сказал полковник, сдвигая кинжал на сторону. Выходит, кабатчик ничего не слышал, так что пусть живет.
Через минуту семеро всадников унеслись по улице, распугивая прохожих и поднимая пыль.