Стрельцы у трона
Шрифт:
– - Да... да... вот, ты правду говоришь... Особливо Наталью... царицу мне жаль... На ей зло первей всех выльется... коли што загорится... Ох, тяжко...
Наталья, не выдержав, тихо стала всхлипывать, но Алексей услыхал:
– - Здеся ты... Ну, иди уж... иди сюды на совет... Што тут... Да не плачь... Дело великое. Меня не нуди... себя не мучь... Наплачешься... Буде...
– - И то, не плачу, Алешенька... И -- чево? Бог даст...
– - Даст... даст... А покуда -- будем сами не плохи... Так, што же скажете?..
– - Да, государь, есть дума одна... Вон, и отец
– - И он... надо бы и ево к нам... да пусть уж... Гляди: всполошишь всех, коли много звать стану... да все не ихних... Што же вы там надумали? Говори прямо.
– - И лукавить не в чем, друг ты мой... Видное дело -- Федор-царевич царем станет, Милославские зацарюют... да Хитровы... да всякие с ими... Ково ты всю жизнь сторонился... Хто на всех путях твоим починам добрым помехой был, на старые пути Русь поворачивал...
– - Да уж, мой Ваня, слепыш бедный -- и то, поди, знает, што правда слова твои.
– - Петрушу царем... Перво -- и молод он... Не пустят бояре семье нарышкинской у трона стать до свершения лет полных царю-малолетку... Уж не верти головой, государь, Кирилло Полуэхтыч... правду сказать надобно...
– - Сказывай, сказывай свое... Я -- не помеха, -- поспешно отозвался Нарышкин.
– - Вот и думалось...
– - Ну, ну... што... сказывай.. Пожди... вон, в чарке -- питье стоит. С нево -- силы прибывает мне на малый час... Дай хлебнуть... Да, хоть и не пробуй... Стефанко не отравит... Вот... Ух, и горько же... Ну, сказывай... Жжет питье. А без ево, слышь, сам чую, и не жил бы уж давно... Што же вы там надумали... Толкуй.
– - Ежели бы так тебе, государь, показалось за благо: призвать старшова царевича. Разумный, добрый он сын. Ево ли вина, што хворь одолевает... И сказать бы ему: на троне одному -- трудно-де. Сам видел, как твое величество себя утруждало ину пору, не получче батрака последняво... А заботы, а вороги свои и чужие как одолевать начнут... Вот и хорошо, если не один человек на царстве, особливо -- молодой... И взял бы он себе вторым царем -- молодшего царевича... Петра, вестимо. И пока тот в молодых годах, сберегал бы брата, вкупе да влюбе со всеми родичами царевича, на коих ты укажешь, вот, хошь бы дедушка, Кирилло Полуэхтович... Дядя Иван Кириллович. Разумник, на все он пригоден, слышь... Матушку царицу, Наталью Кирилловну -- и подавно слушал бы царевич. Родне не давал бы ее в обиду...
Царь глубоко вздохнул. Очевидно, он и сам много думал об этом именно вопросе.
– - Ну, там, кроме главных бояр, еще ково поставишь опекать Петрушу, до его лет совершенных...
– - Тебя, тебя, Сергеич. Лучче -- и не надо...
– - Как воля твоя, государь. Послужу по совести, как и тебе, друг мой, государь...
– - Знаю... знаю... Што ж, так буде ладно... Я позову сына... Я скажу. Он не отречется... И не на словах на одних... Запись возьму... Крест целовать, Евангелие будет... Так... Ладно будет так... И не станет злобы такой, как от одного гнезда... Все едино: те ли, другие силу заберут, -- станут недругов гнать... О-ох, горе мое... Родня на родню словно волки... Ну, да не поиначишь людей... Так, и Бог с
– - Што торопишься так... Ишь, ты ровно полосу вспахал, государь, от речей от наших. Передохни, государь...
– - Не-ет... Не перечь... Уж тут не до роздыху... Може, и утра не дождуся... Зови... слышь...
Вид царя ясно говорил, что он прав. Наталья снова затрепетала вся от беззвучных рыданий.
– - Буде, Наташенька... Буде... Иди же...
– - Иду, государь... А все же ранней -- лекаря к тебе пошлю... Не станет ли он говорить чево против...
– - Ладно, посылай... Все едино, он не посмеет... Иди же...
Матвеев вышел.
Наталья, которой царь дал знак рукой подойти поближе, сделала шаг к постели, вдруг, как подкошенная упав на колени, прильнула головой к ногам больного, целуя их с невнятными, сдавленными рыданиями и несвязной мольбой.
– - Боже... Творец Милосердый... Царя... сына спаси... детей моих... и ево... Спасе Милостивый... Пречистая Матерь Бога нашего.
Но и эти звуки смолкли через мгновенье, и она, полусомлевшая, осталась распростертой у ног мужа, прильнув к ним губами.
Потрясенный, бессильный, он тоже не мог двинуть даже рукой, не мог сказать ни слова...
Жуткая тишина воцарилась в опочивальне.
Нарышкин, отойдя к окну, отирал крупные слезы, сбегавшие по его щекам, по седеющей бороде.
Матвеев, выйдя в соседний покой, чуть было не натолкнулся на боярыню Анну Петровну Хитрово, которая о чем-то негромко толковала с Гаденом.
Как только последний по приглашению Артамона прошел к царю в опочивальню, Хитрово, вздыхая, слезливым голосом, возводя очи к небу, поспешно заговорила:
– - Охо-хо-нюшки, горе наше великое. Покидать собрался нас сокол наш ясный, государь -- свет Алексей Михайлович... И на ково мы, сироты, останемся, горемычные... Вот, уж, не ждали беды, не чаяли.
– - Што уж, боярыня, заживо оплакиваешь... Авось Господь...
– - То-то и я баяла... Нет, слышь, лекарь иное мыслит. А кому и знать, как не Жидовину. Он в своем деле -- мастак... Мало ли лет при государе. Ровно свое дитя рожоное -- ведает всю плоть и кровь государеву... И-хи-хи... Карает землю Господь, за грехи за наши... Мало молим Ево, Батюшку... Старину порушили... Вот...
– - Вестимо, все -- Божья воля. А я, боярыня, к царевичу шел. Не видала ль ево нынче? Как он... К царю надо звать... Царь... .
– - Эка беда... Я, слышь, и то от царевича из покоев. Грудку ему растирали при мне. Маслице есть у меня из Ерусалима-града. От Гроба Спаса нашево... Я сама принесла, недужное то местечко и помазали... И сам он болен, голубь наш, а про батюшку-государя всеизнать волил. Я и сказываю ему: "Ково пошлешь, -- и не поведают иному правду-то, про царское про здоровице. Сем-ка я пойду... Мне как не сказать?!". И пошла... Ан, тут и ты за царевичем... Эка пропасть!.. Ни вдохнуть, ни шеи погнуть... Где тут поднятися ему... Вон, сам поизволь, навести голубя мово... Увидишь, коли, может, на мои слова не сдашься...