Стрельцы у трона
Шрифт:
Тут, еще ничего не видя, многие стали огрызаться друг на друга, отпугивая от лакомых кусков.
– - И, бояре, што нам шкуру делить, медведя не сваливши?
– - вовремя вмешался Артамон Сергеич.
– - Хватит местов и кусков на всех... Еще и останется. Велико дело земское. Одних воеводств хороших сколько, не скажу уж про все Приказы да про дворовое дело... И здеся -- все разместимся... Свалить ранней врага надобно... А покуда -- к столам прошу милости, перекусить, чем Бог послал.
– - Вдвоем бы их, чево лучче, -- предложил Матвей Апраксин.
– - При кажном царе -- свой двор. Почету болей. И дела бы вершилися лучче, не в одной руке. Што един царь упустит, то другой либонь -- советники ево доглядят... И царице-матушке Наталье Кирилловне, аки правительнице при малолетнем сыне -- место буде пристойное...
– - Што ж бы... И так бы не плохо, -- подхватили голоса.
– - Ну, ладно... Все обсудим, обо всем померекаем. Ранней -- знать надо: што Бог даст... Сказано: повыждать надо; што же вперед заглядывать, -- возразили более осторожные, пожилые бояре.
Очевидно, у главарей все было решено заранее и обдумано. А на таком большом собрании, где не во всех были уверены, где надо было только наметить сочувствующих, подробно толковать о деле не желал никто.
И все-таки за полночь затянулась беседа и трапеза у Матвеева.
Но, кроме Матвеева и Богдана Хитрово, во многих еще домах в Белом Городе, в Китай-городе и в самом Кремле в эти дни собирались люди разных сословий, имеющие власть или отношение к царству, и судили о том, как быть, чего ждать, как поступать, если умрет больной царь?
У самого патриарха с ближними к нему людьми о том же толки шли. Все почти доносилось ко владыке, что на Москве творится. Он выслушивал, покачивая своей седой головой, и повторял:
– - Да буди воля Божья. Как Он сотворит, так и добро будет... Он -- старый Хозяин земли русской... Ево святая воля. А нам -- уповать подобает...
Наступило утро 29 января 1676 года.
Матвеев еще до зари был уже во дворце, на верху, вызвал царицу, которая не покидала больного, и, потолковав с ней и с врачом немного, так же тихо-тихо пробрался в царскую опочивальню, слабо озаренную всю ночь.
Хотя Алексей, пылая огнем, лежал словно в полузабытьи, Гаден успокаивал их невнятным шепотом:
– - И што ж такое, што жар?.. Такая болезнь. Разве бывает какая простудная хворь без жару?.. Все пройдет. Вот проснется государь, я ему дам питье одно хорошее... Он и совсем успокоится... Разве ж я первый день лечу государя, ага?..
– - Ладно, може, и правду ты говоришь, -- со вздохом
– - Господи, спаси, исцели государя, -- шептала Наталья.
– - Всех бедных на Москве оделю, вклады великие сотворю на храмы, на обители... Боже, дай милости... Исцели болящего... С колен не подымаясь, все святыни обойду... Господи, самое дорогое, што есть, -- отдам на престол Твой... Помоги ему, Господи...
Сохли у нее от волнения губы, и лепет затихал, только глаза не отрывались от икон.
Так перед ними, прислонясь головой к скамье, не поднявшись с колен, и задремала Наталья.
Матвеев и врач не стали ее тревожить.
Врач ушел готовить свое питье. Матвеев, выслав очередного спальника, чтобы и тому дать передышку от ночного дежурства, откинулся головой на спинку кресла, в котором сидел, и против воли скоро задремал, но тревожным, чутким сном.
Так в тишине прошло около часу или двух...
За окнами стало светать. Но сюда не проходили лучи рассвета. Окна были плотно занавешены и закрыты.
– - Пи-ить, -- вдруг прозвучало едва слышно из того конца покоя, где стояло ложе царя.
Наталья и Матвеев сразу очутились на ногах и быстро подошли к больному.
– - Што изволил сказать, государь?..
– - Легше ли тебе, родимый мой, светик... Чево желаешь, скажи?..
Оба эти вопроса прозвучали в один раз. Узнав жену и Артамона, Алексей сделал слабую попытку улыбнуться им обоим.
– - Со мной... вы... тута... Добро... Пи-ить...
– - Пить государю. А я ж несу, вот, в самый раз, -- раздался голос Гадена, словно сторожившего за дверью этой минуты.
Бережно держа в руках причудливый флакон венецианской работы, наполненный питьем, он подошел к столику у постели больного, взял небольшой кубок, налил в него питья, отлил из кубка себе на ладонь, так что видели все, и Наталья с Матвеевым, и спальник, вошедший вместе с врачом.
Эту пробу из ладони Гаден проглотил в доказательство, что питье -- не ядовито и в нем нет "наговора".
Матвеев принял кубок, подал его Алексею. Видя, что больному трудно держать в руках что-нибудь, он поднес питье к губам царя, которому Наталья поддерживала голову.
Сделав несколько глотков, Алексей оторвался от краев кубка и снова опустился головой на подушки.
Матвеев вылил остатки питья себе на ладонь и так же, чтобы все видели, выпил их.
Наступило полное молчание. Только хрипло, тяжело Дышал больной, полузакрывши глаза.
Через несколько минут питье, очевидно, стало действовать.
Мертвенно-бледное, землистого какого-то оттенка, лицо Алексея немного оживилось, словно бы кровь заиграла под сухой, воспаленной кожей.