Стрельцы у трона
Шрифт:
– - Вестимо, чадо мое. Отцу ли духовному можно претити к государю внити, егда возжелает.
И первым, следом за спальником, прошел духовник Алексея к нему в опочивальню.
– - Поизволь войтить, царевич, к царю-государю. А и вас всех, князья и бояре, жалует царь милостью, зовет пред очи свои, -- объявил через несколько минут тот же Петр Хитрово, появляясь на пороге и пропуская царевича первым в опочивальню. После других проскользнул туда же и думный дьяк Титов, в широких карманах которого всегда находился особый "каламарь", длинный ящичек со всеми принадлежностями для письма и куски хартии
Сейчас же почти этот покой, опустелый после ухода бояр, наполнился всеми, кто оставался в соседней горнице и в сенях.
Кой-кто стал заглядывать в опочивальню через полураскрытую дверь и прислушиваться, что там происходит, сообщая негромко обо всем тем, кто стоял подальше.
Алексей, после сна чувствуя себе особенно бодро, полусидел на постели, обложенный подушками. Ноги и все исхудалое тело его почти тонуло в мягкой пуховой перине, под складками одеяла, подбитого "черевами" соболиными: только плечи и голова выделялись среди белоснежной груды подушек.
Печи были жарко истоплены в опочивальне. И царь расстегнул даже косой ворот рубахи, из-под которой выдавались костлявые очертания плеча и сильно исхудалая шея.
Очевидно, духовник успел ему сказать несколько слов о причине прихода думных бояр и вельмож. Сказал и о стрельцах, головы которых ждали в соседнем покое.
Кивнув слегка головой на обилие низкие поклоны, ответив слабым голосом на приветствия вошедших и сына, Алексей, передохнув, заговорил:
– - Вот оно и ладно, што ты, сыне, не один пожаловал. Словно Господь надоумил тебя. И всех, хто с тобою. За недолгие дни хвори нашей, как слышно, многие толки негожие пошли по Москве. Люди, слышь, только что не замутилися. Забота всех взяла: хто сядет царем, егда час воли Божией приспеет для нас?..
– - И, батюшко государь, о чем молвить изволишь, -- не подымая глаз, рвущимся голосом заговорил Федор, пока больной делал невольную передышку.
– - Подаст Господь тебе еще здравия и сил на многи лета, нам, детям твоим, на радость, земле на славу... Што и поминать о смерти? Поживешь, гляди. Вон, Бог дал, лучче ж тебе стало...
– - Так оно так. Да, слышь, сыне, на Бога надейся, сам свое дело верши. Так старые люди толкуют. А ты, голубь, млад. еще... Слушай, што скажу. Ответ дашь, коли што спрошу. Не забывай, как смолоду учили тебя... Вот, и волим мы пообъявить ныне приказ наш о царстве и о всем доме нашем, и о добре, какое припасено, родовое и царское.
– - Слышь, отче, -- обратился он к Василию протопопу, -- добудь ключи из-под изголовья. Ларец вон там невелик в укладке кованой, што в углу стоит. Добудь ево... Сюды поставь, на стол, поближе к царевичу. А другой бы хто сходил, позвал бы к нам боярина Артамона... Да царицу с царевичем Петром... Пусть бы и они послушали, о чем тута речь буде.
И, совсем тяжело дыша, очевидно, утомленный от долгой речи и напряжения, Алексей, побледнев, откинулся совсем на подушки, среди которых был усажен.
Федор, присевший на скамье, недалеко от постели, приподнялся и стал вглядываться с тревогой в лицо отца. Минутное оживление прошло. Глаза были закрыты. Под ними собрались большие мешки и обозначились черные круги.
За несколько дней болезни в темных волосах царя, изредка подернутых, как искрами, седыми
До боли острая, неясная тревога сжала сердце царевичу. Что это за таинственный недуг, налетевший так быстро и так сильно в короткое время подточивший крепкого до этих пор отца? Уж, не порча ли? Кому же было надо это сделать...
И невольно сорвалась с его уст робкая просьба:
– - Батюшко государь, лекаря б тоже твоево сюды... На всяк случай...
Алексей только молча кивнул головой и протянул руку к столу, где стояло питье, приготовленное Гаденом.
Петр Хитрово, стоящий у постели и предупрежденный прежним дежурным, взял флакон, налил в кубок, из кубка отлил себе в ладонь, выпил и с поклоном подал больному. Остатки, недопитые Алексеем, тоже выпил Хитрово.
– - Иди, -- снова, очевидно, получив силы после приема лекарства, приказал ему царь.
– - Зови, ково сказано...
– - Исполню, государь. Да, слышь, молвить дозволь: на богомолье царица выехать изволила, и с царевичем. Боярин Матвеев с ею же, в провожатых, -- не совсем решительно солгал он.
– - А лекаря я мигом... Еще ково поизволишь?..
– - А далеко ль молиться царица пошла? Чай, не за сто верст. Тута ж, на Москве... Вот и пошли за ей -- пока мы тут што, она и приспеет, -- тревожно вглядываясь сперва в спальника, потом во всех окружающих, приказал Алексей.
– - Надо быть, государь, куды за город снарядилась государыня, как стрельцовский полк перед поездом для охраны шел, -- вмешался почтительно Богдан Хитрово.
– - У тетки я был в покоях, оттуда видно было, как перед теремом царицыным поезд собирался... Да, слышь, Петруша, -- обратился он к племяннику своему.
– - Чай, знают теремные боярыни, куда царица путь держать изволит? Поди, и догонить можно, повестить, што государь-де просит пожаловать на обратно.
– - Да, да... Послать, догнать надо... Пусть поворотит, -- торопливо подтвердил царь.
Петр Хитрово, провожаемый дядей, который на ходу ему что-то еще толковал негромко, вышел в небольшую дверь, которая вела во внутренние дворцовые покои. Здесь, как и во всех переходах, кроме дежурных сенных истопников и придверника, стоял стрелецкий караул.
– - Слышьте, -- приказал им строго Хитрово, -- царский приказ вам грозный: ни единой живой души не допускать в опочивальню этими дверьми! Хто бы ни был... Слышите? Казни лютой всякого предадут, хто ослушается приказу.
– - Как прикажешь, господине, -- отозвались караульные.
– - А лекаря царскаво Данилку тож не пущать?
– - нерешительно спросил придверник.
– - Он то и знай я энти двери ходит-выходит. Слышь, кругом больно далеко ему бегать. А порою надобно поскореича... Так он, слышь, баял.
– - Ну, потолкуй еще... Сказано: живой души не пущать. Так и знай...
И Хитрово пошел дальше по переходу.
В опочивальне царя между тем настало короткое молчание.
Щелкнул и зазвенел мелодично замок в укладке, на которую царь указал протопопу, и сама отскочила тяжелая крышка, очевидно, подпираемая сильной пружиной. Протопоп взял небольшой резной ларец, стоящий в сундуке поверх всего, и перенес его к постели, на стол, как указал Алексей.