Стрельцы у трона
Шрифт:
В той же связке оказался небольшой,замысловатый ключик, которым и открыли ларец.
В нем лежал большой свиток, духовное завещание царя, составляемое обыкновенно заблаговременно, на всякий случай, по готовым образцам прежних царских "приказов", но с изменениями, касающимися раздела городов, усадеб, поместий и имущества царского соответственно числу наследников.
– - Читай уж пока, што там по первоначалу. Гляди, и подойдет царица, -- сказал Алексей думному дьяку Титову, который уж оказался около стола, как будто для того он и явился
– - Приступим со Господом, -- как бы благословляя на зачатие дела, провозгласил протопоп Василий.
– - Господи, благослови, -- осеняя себя крестом, эхом откликнулся Титов и привычным тягучим голосом начал читать обычную вступительную формулу завещания, а потом -- и статьи его, одну за другою.
Окружающие почти не слушали распоряжений, касающихся раздела родовых имуществ романовских. Они напряженно ждали главного, ради чего пришли сюда.
Вдруг показался снова Петр Хитрово и прошел поближе к постели, ожидая, пока царь прикажет ему говорить.
Дав знак Титову подождать, Алексей вопросительно поглядел на спальника.
– - Ну, што?..
– - В три либо в четыре места собиралася государыня царица. Я уж двоих гонцов погонил... Они уж по пути допытаются: в какой край поезд повернул из ворот из городских? А лекаря и во дворце, видно, нету... На дом за им тоже послано. Гляди, не замешкается, придет.
– - Домой, -- покачивая поникшей от слабости головой, повторил Алексей.
– - Быть тово не может... Может, стомился от бессонья. Спит где в покое... Ступай, пусть поискали бы. Сил мне надо ноне... А, чую, плохо мне сызнова... Неможется, совсем сил не стает...
– - Батюшко родимый, може уйти бы нам, -- быстро вступился Федор.
– - В иной час дочтем, как одужаешь, а ныне...
– - И-и, где там... Може, последний мой и час пришел... Што откладывать... Немочно тому быть. Сиди, слушай... А ты, Петруша, сам ли лекаря погляди али спосылай ково... Лих, поживее. Да свету нам... Ишь, темно стало...
Правда, зимний короткий день стал быстро догорать, и вечерние тени уже ложились по углам комнаты, плохо освещаемой небольшими оконцами с частым переплетом.
Хитрово с помощью придверника быстро зажег несколько многосвещников, стоящих на столах, опустил на окнах занавески -- и сразу неверный дневной свет сменился вечерним, более ровным освещением.
Спальник вышел, а Титов, придвинув поближе один из двух канделябров, зажженных на столе, где лежала хартия, поправил большие свои очки и стал продолжать свое однообразное чтение:
"А царства все мои и великие княжества, все государство и земли, и власть самодержавную, и короны все, и кресты дедовские и прадедовские, скипетр и державу, бармы и шапку Мономахову завещаю..." -- прочел он, наконец, -- и сразу все словно вздрогнули, какой-то неопределенный звук, словно полувздох-полувозглас вырвался из груди почти у каждого из слушателей.
Даже Федор, растерянный, словно подавленный видом больного отца, как-то насторожился,
– - "И Царство Казанское, и Астраханское, и Касимовское, и Ливонские земли, Кабардинские, Черкасские и Польские пределы, вновь покоренные, и Украинские земли казаческие и всю Великую и Малую, Белую и Порубежную Русь, все то завещаю и приказываю я..."Тут умышленно или случайно, но голос чтеца прервался, словно бы он не ясно разбирал: что дальше на писано в рукописи?
– - Што встрял?,.
– - Читай, слышь!..
– - Читай же!..
Эти возгласы почти против воли вырвались у большинства слушателей.
– - "Приказываю я, -- снова повторил дьяк и повел дальше своим однозвучным голосом, словно и не слышал окриков, -- сыну моему старейшему, царевичу Алексию".
Дочел и остановился теперь как следует, окидывая взором всех, словно желая видеть: какое впечатление произведет это имя покойного царевича, помещенное в завещании, составленном, очевидно, лет семь тому назад, когда царевич был еще жив.
Досадливое разочарование ясно отразилось у всех на лице. Только Алексей, знавший, что написано, остался спокоен, и что-то вроде удовольствия промелькнуло на лице у царевича. Он и хотел и боялся услышать имя свое или брата Петра. После этого, он знал, начнутся толки, может быть, споры и вражда, словом, все, чего он так боялся, чего не любил.
А тут оказалось совсем иное. Еще никто не вписан в завещание, если не считать умершего брата. Значит...
Но дальше додумать Федор не успел. Мелькнуло у него в сознании, что дело еще не устроено. Свара и смута -- так же неизбежны, как и прежде, если только больной отец, жалея себя, не предоставит окружающим решить: кому быть наследником престола? Но сейчас же, как бы прочитав его мысли, заговорил Алексей, и внимание юноши приковалось к отцу.
– - Недужен я. На одре лежу на смертном, быть может. Слушай же, сын мой, Федор. И вы все, бояре и воеводы мои, синклиты и советники. Как клялися мне и записи давали на послушание и службу верную царю своему и всему роду ево... Вот воля моя какова.
Снова остановился для передышки больной. Предупреждая то, что может дальше сказать Алексей, Богдан Хитрово хотел было возвысить голос, что-то сказать, но Долгорукий и Федор и еще несколько человек из его же сторонников не дали ему говорить, остановили, кто взглядом, кто движением, кто голосом:
– - Нишкни... Тихо... Слушайте царя, бояре...
И среди полной тишины царь снова продолжал, обратись к Титову:
– - Похерь, Иваныч, "Алексию"... Так... Ставь на поле: "Феодору"... Так!
– - следя за движением пера Титова, сказал царь.
Живое удовольствие сразу обозначилось на лицах у всех, кто был в покое.
Алексей заметил это, бледная, мимолетная улыбка озарила и его скорбное лицо.
– - Написал? Дале; "...со братом ево молодшим, царевичем Петром".