Стрелки Шарпа - Ричард Шарп и вторжение французов в Галисию, январь 1809
Шрифт:
– Я не хотел становиться сторожевой собакой офицеров, - продолжал лейтенант.
– Моими друзьями были солдаты, врагами - сержанты и офицеры.
Последнее замечание Харперу понравилось, ирландец даже удивленно хмыкнул.
Шарп наклонился и поднял несколько камней. Он швырял их в булыжник и наблюдал, как они скатываются по склону.
– Когда соединимся с батальоном, меня, скорее всего, опять заберут в вещевую службу, а ты сможешь вернуться в рядовые.
– Шарп постарался успокоить гордость ирландца и дать ему понять, что от назначения можно будет
– Это тебя устраивает?
– Да, сэр, - бесстрастно ответил Харпер.
– Ты меня можешь не любить, но запомни: я участвовал в сражениях, когда этот батальон только формировался. Ты еще был мальчишкой, а я уже бегал с мушкетом. И я до сих пор жив. И выжил я не потому, что был справедлив, а потому, что хорошо служил. И если мы собираемся выбраться отсюда, нам всем придется хорошо послужить.
– Мы и так хорошо служим, - огрызнулся Харпер.
– Так говорит майор Вивар.
– Наполовину хорошо, - неожиданно твердо сказал Шарп.
– А будем лучше всех. Французы должны дрожать при одном нашем имени. Мы будем служить хорошо!
Глаза Харпера были непроницаемы, как холодные камни на склоне, но в голосе неожиданно проснулся интерес:
– И вы хотите сделать это с моей помощью?
– Да. Мне не нужна карманная собачонка. Твоя работа - защищать ребят. Не так, как Уильямс, который хотел всем нравиться, а через их воспитание. Иначе нам можно не надеяться на возвращение домой. Ты же хочешь увидеть Ирландию?
– Еще как.
– Так вот, ты ее не увидишь, если мы не наладим нормальных отношений.
Харпер тяжело вздохнул. Было ясно, что нашивки он принял исключительно под давлением майора Вивара. Сейчас ирландец против своей воли вынужден был согласиться и с Шарпом.
– Многие из нас не увидят дома из-за похода в собор майора.
– Ты считаешь, нам не следует идти?
– спросил Шарп с искренним любопытством.
Харпер задумался. Ответ был готов давно. Просто стрелок не знал, каким тоном его произнести. В результате Харпер произнес ровным, будничным голосом:
– Я думаю, нам следует идти, сэр.
– Посмотреть на святого на белом коне?
Ирландец снова встал перед выбором. Взглянув на горизонт, он пожал плечами.
– Никогда не следует сомневаться в чуде, сэр. Иначе оно может не случиться, и вы останетесь ни с чем.
Шарп понял, что его условие выполнено. Харпер будет ему помогать. Теперь он хотел, чтобы эта помощь стала добровольной.
– Ты хороший католик?
– спросил Шарп, пытаясь выяснить, что за человек его новый сержант.
– Не такой истовый, как майор, сэр. Таких, как он, вообще не много. Харпер помолчал. Ирландец мирился с Шарпом, хотя оба были слишком горды, чтобы принести извинения. На холодном склоне зарождались новые отношения. Религия - женское дело, сэр. Я так считаю. Но я хожу в церковь, когда надо, и надеюсь, что Бог не видит меня, когда я этого не хочу. Но я верю, да.
– Ты веришь, что есть смысл тащить старый флаг в собор?
– Еще какой смысл!
– решительно заявил ирландец и нахмурился, думая о причинах своей веры.
– Помните церквушку в Саламанке, где у статуи девы двигались глаза? Священник говорил, что это чудо, между тем все видели шнурок, за который дергали, чтобы глаза зашевелились!
– Расслабившись, Харпер даже рассмеялся.
– Зачем это было нужно? Потому что люди хотят чуда, вот зачем. И если кто-то придумывает чудо, вовсе не значит, что не существует настоящих чудес. Может, это и есть знамя святого Иакова. Может, нам доведется увидеть его во всей своей красе скачущего по облакам!
– Харпер на секунду нахмурился.
– Мы никогда не узнаем, если не попробуем, разве не так?
– Ты прав, - без энтузиазма согласился Шарп, поскольку не верил в предрассудки майора. Тем не менее, он хотел знать мнение Харпера, ибо его мучила совесть за скороспелое решение. По какому праву он собирался вести этих людей в бой? Его долг состоял в том, чтобы вывести их из опасности, а не бросать на штурм города. Его толкала жажда приключений, и он хотел выяснить, знакомо ли это чувство Харперу. Выходило, что да, а значит, и остальные зеленые куртки испытывали подобное.
– Ты считаешь, стрелки будут драться?
– прямо спросил Шарп.
– Один или два поднимут бучу. Гэтейкер разноется, но я выбью его проклятые мозги. Вот еще что. Они захотят знать, ради чего они сражаются, сэр.
– Ирландец помолчал.
– Почему, черт бы их побрал, они называют эту штуку хоругвь? Это же флаг, будь он проклят.
Шарп улыбнулся. Накануне он задал этот вопрос майору.
– Хоругвь - не флаг. Это длинное знамя, которое вешают на перекладину шеста. Старинная вещь.
Наступило неловкое молчание. Как незнакомые собаки, сержант и офицер порычали друг на друга, установили мир и теперь соблюдали осторожную дистанцию.
Шарп нарушил молчание, кивнув в сторону долины. На дороге показались люди. Это были крестьяне из владений графа де Моуроморто: пастухи, землекопы, кузнецы, рыбаки, скотоводы.
– Сумеем мы сделать из них пехоту за неделю?
– А должны, сэр?
– Майор даст переводчиков, и мы приступим к учебе.
– За неделю?
– изумился Харпер.
– Ты же веришь в чудеса?
– весело спросил Шарп.
Харпер разгладил нашивки и улыбнулся:
– Верю, сэр.
– Тогда за работу, сержант.
– Черт меня побери.
– Впервые Харпер услышал, что к нему обратились как к сержанту. Это его потрясло. Затем он смущенно улыбнулся, и Шарп, прошедший через подобное, понял, что в глубине души ирландец польщен. Он мог протестовать против нашивок, но они являлись признанием его заслуг. Несомненно, ирландец понимал, что другой кандидатуры в роте нет. Теперь у Харпера были нашивки, а у Шарпа был сержант.
Им обоим предстояло совершить чудо.
Глава 12
По вечерам стрелки пели песни у костра. Не бравурные боевые марши, от которых мили тают под сапогами, а грустные меланхолические мелодии родины. Они пели об оставленных девушках, матерях, доме.