Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли
Шрифт:
– Патроны все отсырели, – неловко пробормотал Эдди. – Вероятно, он вообще не будет стрелять.
– Я понимаю. Только откати меня чуть выше по склону, Эдди. Ничего? Тебе будет нетрудно? Я знаю, как у тебя ноет спина, Эндрю всегда называл это «инвалидно-колясочным полуприседом», но, если ты меня отвезешь чуть повыше, эти омары до меня не доберутся. Я сомневаюсь, что какие-нибудь еще звери решатся приблизиться к берегу, по которому ползают эти твари.
Эдди подумал: Когда прилив, вероятно – да… но неизвестно еще, что будет, когда начнется
– Оставь мне еды и камней. – Сама того не зная, она почти слово в слово повторила наказ стрелка, и Эдди опять покраснел. Он чувствовал, как его щеки и лоб так и пылают жаром, точно кирпичная печка.
Она посмотрела на него со слабой улыбкой и покачала головой, как будто он высказал это вслух.
– Сейчас мы не будем спорить. Я же видела, в каком он состоянии. Время его на исходе. И у нас тоже нет времени препираться. Отвези меня чуть повыше, оставь мне еды и камней, а потом забирай коляску и вперед.
10
Он постарался устроить ее по возможности побыстрее. Перед тем как уйти, он достал револьвер Роланда и протянул его ей рукояткой вперед. Но Одетта лишь покачала головой.
– Он разозлится на нас обоих. На тебя – за то, что дал, на меня – что взяла.
– Бред какой-то! – выкрикнул Эдди. – Как тебе это вообще взбрело в голову?
– Я знаю. – Голос ее был непреклонен.
– Ну ладно, допустим, что это так. Просто допустим. Но я разозлюсь на тебя, если ты не возьмешь.
– Убери его. Я не люблю пистолеты. Я не умею стрелять. Если какая-нибудь зверюга набросится на меня в темноте, я первым делом напружу в штаны. А потом я направлю его по ошибке не в ту сторону и пристрелю себя же. – Она помолчала, серьезно глядя на него. – И есть еще одно обстоятельство, о котором ты, вероятно, знаешь. Я вообще не хочу прикасаться к его вещам. Не хочу. Мама моя говорила, что есть вещи, которые приносят несчастье, и я боюсь прикасаться к тому, что ему принадлежит. Конечно, мне нравится думать, что я современная женщина… но я не хочу, чтобы рядом со мной было что-то такое, что приносит несчастье, когда ты уйдешь и я останусь одна в темноте.
Он посмотрел на Одетту, и по его глазам она поняла, что он все еще сомневается.
– Убери его, – сказала она тоном строгой учительницы. Эдди рассмеялся, но все же послушался.
– Что ты смеешься?
– Ты сейчас это сказала ну в точности как мисс Хатауэй, училка моя в третьем классе.
Она улыбнулась, по-прежнему глядя ему в глаза, и тихонько запела:
– Тень ночная на землю ложится… в сумерках все растворилось… – Одетта умолкла, и вместе они посмотрели на запад, но звезда, которой они вчера загадывали желания, еще не появилась на небе, хотя тени их стали длиннее.
– Еще что-нибудь, Одетта? – Он все искал предлоги остаться с ней подольше. Может быть, это пройдет, когда он действительно соберется уйти, но пока что он длил расставание, хватаясь за любой предлог.
– Поцелуй. Мне тогда будет легче, если ты не возражаешь.
И когда после долгого поцелуя губы их разомкнулись, она взяла его за руку и пристально посмотрела ему в глаза:
– До прошлой ночи я ни разу не занималась любовью с белым. Не знаю, важно это для тебя или нет. Я даже не знаю, важно ли для меня самой. Но я подумала, что тебе следует знать.
Он на мгновение задумался.
– Мне не важно, – сказал он наконец. – В темноте, как говорится, все кошки серы. Я люблю тебя, Одетта.
Она накрыла руку его ладонью.
– Ты очень славный, и я, может быть, тоже тебя люблю, хотя для нас еще слишком рано…
В это мгновение, как по сигналу, где-то в зарослях завопила дикая кошка. Пока что где-то в четырех-пяти милях отсюда, но все же намного ближе, чем в прошлый раз, и, судя по звуку, зверюга была большая.
Они повернулись на звук. Эдди почувствовал, как волосы у него на затылке попробовали встать дыбом. Только у них ничего не вышло. Простите меня, волосы, совершенно по-идиотски подумал он. Патлы я отрастил будь здоров.
Истошный вопль усилился, как будто орал какой-нибудь несчастный зверь, умирающий в жутких муках (хотя на самом-то деле этот кошмарный вопль скорее всего знаменовал собой удачное завершение брачных игр). Крик как будто завис на мгновение, сделавшись почти что невыносимым, а потом начал стихать, становясь все глуше и глуше, а потом оборвался или растворился в нескончаемом вое ветра. Они подождали, но вопль больше не повторился. Однако Эдди больше не колебался. Он снова вытащил револьвер и протянул его ей.
– Бери и не спорь. Если тебе все же придется стрелять, он тебя не подведет… такое оружие никогда не подводит… но все равно возьми.
– Хочешь поспорить?
– Ты можешь спорить сколько душе угодно.
Внимательно посмотрев в ореховые глаза Эдди, она немного устало улыбнулась.
– Не буду я с тобой спорить. – Одетта взяла револьвер. – Пожалуйста, возвращайся быстрее.
– Я быстро. – Он поцеловал ее, на этот раз торопливо, и едва не сказал, чтобы она была осторожна… но если серьезно, ребята, как можно быть осторожным в такой ситуации?!
В сгущающихся сумерках он спустился вниз по склону (омары еще не выползли на берег, но уже скоро они покажутся) и еще раз прочел надпись на двери. Его опять передернуло. Это слово било прямо в точку. Господи, прямо в точку. Потом он оглянулся. Сначала он не увидел Одетту, но потом заметил на склоне какое-то движение. Мелькнула светло-коричневая ладонь. Одетта махала ему рукой.
Он помахал ей в ответ, а потом развернул коляску и пустился бегом, приподняв передние колеса, которые были поменьше задних и не такие прочные, чтобы они не бились о землю. Он бежал на юг, туда, откуда пришел. Первые полчаса тень его бежала рядом – невероятная тень костлявого великана, начинавшаяся от подошв кроссовок и протянувшаяся на несколько долгих ярдов к востоку. А потом солнце зашло, тень исчезла, а из моря полезли омары.