Стрелы Перуна
Шрифт:
— Я проверял тебя. Ты храбрая женщина. Спи здесь. Вот тебе попона и седло под голову...
Около пленницы постоянно бодрствовали десять воинов, сменяемых трижды в сутки. Однажды атаман сказал Альбиде:
— К Бурзи-бохадур-хану едем. Он, наверное, тебя своей женой сделает, а мне калым даст, — и опять расхохотался.
— Царицей?! — воскликнула норманнка. — Я всю жизнь мечтала быть царицей! Так поторопим же коней!
На шестой день скачки, а теперь они ехали только днем, отряд достиг берега многоводной реки Итиль.
— Еще два конных перехода, и мы достигнем желаемого! — объявил атаман.
— Я устала, — капризно отозвалась пленница. — Скорее бы уж быть на месте. Мы скачем очень медленно!
— Кони едва идут, — возразил Бичи-хан. — Сегодня привал пораньше сделаем. Куда торопиться? Успеем.
Разбойник до того теперь уверился в покорности Аль-биды, что потерял бдительность. А варяжская княжна только того и ждала. Она давно обдумала месть за позор плена, и час ее настал. За ней уже не следили так строго, как в первые дни. Душа норманнки ликовала: коварство вот-вот должно было нанести неотразимый мстительный удар!
Альбида с нежностью погладила массивный серебряный перстень, великодушно оставленный ей атаманом. Кольцо было полым, а внутри его хранился сильный яд. Пленница только одного остерегалась — хватит ли его, чтобы наверняка отравить весь разбойный отряд. Потом решила: будь что будет!
Гуляя, Альбида подошла к огромному казану, в котором варилась шурпа [141] для всего отряда. Хазарин-кашевар приветливо улыбнулся ей, та улыбнулась в ответ. По-русски повар не говорил, но знаками показал ей, чтобы она помешала в котле, покамест он подбросит в костер сухих веток. Альбида согласилась и пока хазарин, наклонясь, подкладывал топливо, содержимое серебряного перстня смешалось с пищей...
141
Шурпа (тюрк.) — мясная похлебка.
Казнь свершилась при последних лучах солнца: вся полусотня кочевников, закатив глаза от страшной боли в животах, выла и каталась по траве.
Бичи-хан пытался достать кинжал и поразить коварную диву, которая стояла над ним и смеялась:
— Ты был ласков со мной, конунг разбойников, и я окажу тебе милость. Ты не должен мучиться.
Норманнка взяла копье атамана и хладнокровно погрузила острую сталь в горло грозы хазарских степей.
Солнце в ужасе закрылось лиловой чадрой. А воины, извиваясь, умирали один за другим. Многие молили ее о спасении, но Альбида смотрела на их страдания равнодушно. Когда все кончилось, она подошла к бездыханному телу Бичи-хана, сорвала с его пояса ковровую суму, заглянула внутрь, усмехнулась:
— Вот мои перстни и ожерелье. Да еще впридачу не менее тысячи динаров золота... Теперь — вперед!
Альбида спокойно подошла к коновязи, нашла своего скакуна, отвязала. Не оглядываясь, она поскакала прочь от могучей реки, в сумеречную степь...
Скрыться в степи от хазар даже хазарину непросто. Зарир-Молния уже на следующий день уверенно сказал сотскому Мине:
— Вот их след! Харук-эльтебер был прав: Бичи поскакал к буртасам. Богатуры! — воззвал он. — Поспешим! Вперед! Чу-чу-чу!
— Кони у разбойников резвы. Догоним ли? — усомнился Мина. — Ежели они стойбища хана Бурзи достигнут, нам полонянку не вызволить!
— Бурзи-бохадур-хан не захочет ссориться с Харук-эльтебером, — возразил Зарир. — Мой властелин — грозный воитель! В крайнем случае выкуп бохадур-хану дадим!
И все-таки погоня ускорила бег своих коней. Через несколько дней почти беспрерывной скачки встречные пастухи сказали: разбойники рядом. Тысяча Зарира-Молнии остановилась на отдых. Вперед улетела только дозорная разведка. Через час дозорные сообщили, что Бичи-хан остановился на ночлег в двух фарсахах впереди, на берегу реки Итиль.
— Стражи в степи нет! — доложил бек разведчиков.
— Значит, карапшик не ждет нас сегодня, — улыбнулся Зарир-Молния.
Полководец тотчас поднял орду и, следуя указаниям дозорных, обложил со всех сторон отряд Бичи-хана.
— Нападем перед рассветом, — решил бин-беки. — Тогда сон карапшиков будет особенно крепким, и мы повяжем их всех!
Но только солнце село, как один из неусыпных дозорных услыхал дробный топот копыт. Хазарин притаился за кустом, приготовив аркан. Всадник скакал прямо на него. Кочевник знал свое дело и даже в сумерках бросок его был неотразим...
Когда победитель подбежал к оглушенному падением всаднику и глянул в его лицо, то опешил от изумления:
— Женщина?!
Та застонала, открыла глаза:
— Что со мной?
Хазарин понял вопрос, хотя по-русски не говорил.
— Ты Альбуда-ханум? — спросил он.
Женщина не ответила. На шум сбежалось десятка два воинов. Один из них был стражником на праздничном пиру в тот памятный вечер. Он видел красавицу рядом с Ольгердом и тотчас узнал ее.
— Это она, кого мы должны спасти! — радостно возопил он. — Ашин Летко осыплет нас золотом! Вставай, Альбуда-ханум, мы пришли спасти тебя!
Альбида встала. Дозорные почтительно помогли ей подняться в седло и, держа лошадь ее под уздцы, повели к юрте Зарира-беки.
По дороге Альбида соображала, как ей объяснить свой побег. Она отнюдь не собиралась хвастаться своим сомнительным подвигом, поэтому на радостный вопрос сотского Мины ответила:
— Покамест они похлебку ели, я незаметно отвела коня в сторону и ушла. Они, наверное, уже ищут меня.
Услыхав это, бек хазарский приказал быть начеку всей своей орде. Перед восходом солнца, когда развиднелось, воины Зарира со всех сторон ринулись на разбойничий стан. Но там не подняли тревоги, ни одна стрела не просвистела навстречу...
Жуткая картина предстала перед взорами нападавших: скрюченные тела разбойников валялись повсюду, и пена застыла на искусанных губах мертвецов.
— Што это?! — воскликнул испуганно Мина.
— Они отравлены, — мрачно сообщил Зарир-Молния.
— Кто это сделал? — Сотский посмотрел прямо в изумрудно-серые глаза Альбиды.
Та равнодушно пожала плечами:
— Их покарал Перун.
Мина мгновенно понял все, и жуткая мысль мелькнула в его голове: «Сие чудище прекрасное ведь Летковой супругой станет!»