Стрелы Перуна
Шрифт:
— Вот вам два князя замест одного! — крикнул витязь и развалил знатного хазарина секирой до седла.
Но налетело на смельчака без малого два десятка ал-арсиев. Еще четверых поверг наземь богатырь и сам пал, изрубленный мстительными мечами хазарских белых воинов.
Смерд Брева Черный упал с коня. Не растерялся ловкий пахарь, прыгнул в канаву и оттуда стал рубить ноги хазарских скакунов. Уже к концу боя в рытвину к нему свалился могучий степной богатырь. Враги долго боролись, оба получили смертельные раны и оба остались лежать бездыханными, так и не отпустив горла один другого.
Сабля Тимки Грача висела на запястье правой руки, потому что ловкий и хитрый переяславец не желал расставаться с луком. Множество степняков пали от его метких стрел. Но и его стрелой достали: закрылся левый Тимкин глаз, упал шабра Кудима Пужалы на сыру землю раненый, потерявший сознание, но живой.
Крепко стояла конная дружина руссов. И все-таки, если бы не Святослав с пешей ратью, полегла бы вся дружина, ибо слишком большая сила навалилась на всадников воеводы Свенельда.
Вскоре хазары были опрокинуты. Воевода Асмуд сумел заполнить брешь в левом крыле стены полком сторонников, и степные воины, что прорвались было в тыл основного русского войска, оказались в ловушке. Теперь уже кочевники не ликовали: богатуры охрипли от криков отчаяния и боли. Смертная тоска засветилась в глазах обреченных. На все мольбы о пощаде Святослав отвечал громогласно:
— Братие и дружина! Р-руби всех! Полона не брать!
Джурус-тархан тоже перестал улыбаться, ибо все его попытки помочь окруженным оказались напрасными. Главное войско урусов двинулось вперед. Тумены наскакивали на копья, отлетали, оставляя на поле брани сотни богатуров.
Святослав, с детства сталкиваясь с кочевниками, хорошо знал их повадки. Насколько быстро загорались они отвагой, видя отступление противника, настолько же скоро остывали, если все их усилия оставались тщетными. Тогда степняки впадали в губительную панику и остановить их бегство не смог бы никто.
Именно это и произошло сегодня. Как только руссы опрокинули и уничтожили прорвавшихся в тыл конников-хазар, все кочевое воинство дрогнуло, попятилось и побежало. ..
А по залитому липкой кровью полю уже ходили русские ведуны-лекари. Они перевязывали раненых своих и хазар без различия: над ранеными врагами власть великого князя кончалась. Ведуны помогали подняться тем, кто был способен двигаться, других переносили на чистое место, поближе к воде.
Руссы хрипло переговаривались, иные изумленно переглядывались, все еще не веря, что остались живы в столь жестоком и страшном бою. Пожилые ратники угрюмо молчали, а молодые уже размахивали руками и все громче раздавалось:
— А яз его, р-раз! А он ка-ак... А хан саблей и...
И только для Святослава не кончилась битва. Сняв шлем, князь, думая о грядущем, отдавал четкие распоряжения:
— Главное нынче — скорее насыпать вал! Асмуд, вели делать сие без промедления!
— Будет, как велишь, княже! — Старый воевода тронул повод, и его рыжий конь наметом пошел от берега в степь.
— Свенельд! — позвал Святослав.
С того только что сняли кольчугу, и араб-лекарь перевязывал пробитое стрелой плечо.
Князь подошел, поморщился, ничего не спросил.
— Говори! — прохрипел варяг. — Яз к делу способен.
— Ну коли так... Попереди вала, шагах в ста, надобно утвердить три круглые крепостцы. И в каждую посадить воев с добрыми луками и запасом стрел. Колья для оград прикажи взять в лодиях!
— А ведь верно! — сразу забыл о ране Свенельд. — Трудненько тогда козарам наступать будет. Крепостцы те под охраной всей нашей рати окажутся. А у козар оне в горле застрянут. Сполню, княже. Ну и хитер ты в деле ратном. Яз бы до того и не додумался...
К вечеру, отразив все наскоки печенегов, Санджар-хан отошел с остатками тумена Неустрашимых и буртасами к главным силам. Уныние и растерянность царили здесь.
— Где Могучий? — спросил эльтебер Джурус-тархана.
— Там!
— Где «там»?
— В Саркеле.
— Что-о?! Зачем он туда пошел? Или каган Святосляб уже разбит? Тогда почему я не слышу возгласов радости и не ощущаю запаха праздничного плова?
— Каган Святосляб стоит, как несокрушимая скала. За этот один день мы потеряли больше тумена воинов. А каган-беки Асмид потому в Саркеле, что не успел покинуть его вовремя и оказался в ловушке.
Санджар от удивления выпучил свои блеклые глаза:
— А кто же взял под свой бунчук все хазарское войско?
— Это пришлось сделать мне. — Джурус-тархан болезненно поморщился.
— Так! И ты, значит, целый день отступал. И урусов ты не раздавил. А ведь их перед тобой вдвое меньше числом, и они не за стенами крепости, а в открытом поле!
— Ты теперь здесь. Ты старший. Земля это твоя. Тебя зовут Санджар-Саркел-тархан. Ты и дави урусов, которых вдвое меньше числом и которые, как ты говоришь, в поле. Я могу вести в бой один тумен, все войско водить не умею, — обиделся Джурус-эльтебер. — А что мне было делать, когда некому стало направлять могучую хазарскую силу? Я сделал все, что мог!
После этого Джурус подробно рассказал товарищу о событиях догоравшего кровавым закатом ратного дня.
— Ты славный бек! — похвалил его Санджар. — Наверное, и я поступил бы так же! Что сейчас делают урусы?
— Вал насыпают.
— Это хорошо. Поедем, посмотрим.
Эльтеберы погнали коней к вершине древнего скифского кургана. Отсюда в свете угасающей зари были видны и урусы, и река, и крепость Саркел.
Санджар-тархан долго разглядывал окрестности. Быстрый ум полководца подсказал ему, что надо предпринять для победы над врагом.
— Там, вправо по берегу, что темнеет? Во-он, полоса широкая!
— Это сухой камыш.
— Та-ак! Это хорошо... Созови всех беков на совет! Где твоя юрта? Поехали.
Глава вторая
Вести из вражьего стана
Колюта в точности выполнил поручение тысяцкого Рубача: Селюк-хан был высажен на берег к хазарам. Два дозорных богатура остановили челн в тридцати шагах от прибрежных кустов и, грозя нацеленными стрелами, долго пререкались с ханом. Наконец решили, что Селюк высадится один на открытом месте, а челнок с Колютой отплывет и будет ждать. Так и сделали. Разговор дозорных хазар с Селюком происходил на глазах русса. Он видел, как в жадных ладонях воинов исчезли несколько монет. После этого хан отошел под охраной одного богатура за кусты, а другой остался на берегу и поманил гребца к себе. Тот подплыл. Дозорный, весело осклабясь, сунул в руку Колюте нож со сломанным лезвием.