Стробоскоп Панова
Шрифт:
— Джипси? — прошептал испуганный малыш.
— Джипси, Джипси, — передразнила девчонка. — Ты чего ревёшь?
— А может чёрт вселиться в человека? — спросил Айвен,тут же успокоившись. Он вытер слёзы, сел, потрогал руками траву, будто хотел убедиться, что он действительно перенёсся в Весёлую рощу. Почему-тознал, что здесь с ним не может случиться ничего плохого.
— Легко, если человек в это верит, — ответила юная рационалистка. — Видишь ли, здесь вопрос веры встаёт на первое место. Чёрт — или демон — это просто нечто, чего какой-то человек не может себе объяснить. И он начинает совершенно
— Как это? — мальчик не понял ни слова.
— Ну, вместо естественной любознательности вдруг возникает страх.
Эта фраза была простой, но Айвен всё равно не понял, какая любознательность может возникнуть рядом со злобным существом, в которого превратился его отец? И причём здесь чудо? Чудом в понимании Айвена, было что-то прекрасное, а разве черти или демоны могут быть прекрасными?
— Видишь ли, чудо трансцендентально, — продолжила девочка менторским тоном. Она была лет на семь старше Айвена, и сейчас показалась ему гувернанткой, а гувернанток и учителей мальчик привык слушать внимательно. Правда, у них он спрашивал, что означают непонятные слова, но Джипси спрашивать не стал. Просто запоминал — и всё. — Оно имеет личностный характер, — не умолкала та, — и тогда на фоне этого искажения субъективной реальности у человека вырабатывается какое-то переживание, которое становится постулатом веры. А если чудо имело быть предметом наблюдения масс, то это уже предпосылка для массового психоза.
— И это ты рассказываешь мальчику, которому всего шесть лет, и который живёт в мире, где дамы носят кринолины? — К ним подошёл старик, которого тоже звали Айвен Джошуа Чемберс. Он внимательно посмотрел на внучку и, улыбнувшись, заметил: — Тебе бы тоже не помешал кринолин.
— Почему ты в нижней рубашке? — спросил Айвен. — Разве можно приличной девушке ходить без платья?
— Вот дурной совсем, а это что по-твоему? — она покружилась, подол белым облачком взлетел почти до талии. Айвен покраснел. Странные они тут какие-то, подумал он, смущаясь. Его учили, что одежда должна скрывать, а у Джипси всё наоборот.
— Кэтрин, ты совсем запутала нашего гостя, — ласково пожурилдед.
— Мы сегодня проходили психологию толпы, — девочка насупилась, искоса посмотрела на старика и вдруг спросила:
— А что такое кринолины?
— Ага! — Обрадовался Айвен. — Не знаешь! Это такие обручи, на которые крепится подол платья, чтобы было красиво.
— Фи, какая уж тут красота, — сморщилась Джипси, — это же так неудобно! Попробуй покататься на велосипеде в таком платье на распорках, или залезть в кабинку колеса обозрений? А метро?! Прикинь, ты в час пик в вагоне, а у тебя вместо юбки раскрытый зонтик!
— Ничего подобного, — возразил Айвен. — За порядком в метро следят констебли и всех дерзнувших нарушить правила приличия препровождают на свежий воздух. В метро грубиянам и бузотёрам делать нечего. И потом, приличные дамы на метро не ездят, только служанки или работницы. Думаю, ещё гувернантки могут воспользоваться метро — они носят скромные платья без кринолинов.
Джипси всплеснула руками и, закатив глаза, звонко расхохоталась.
— Ага, значит гувернантки неприличные женщины? А как же им тогда разрешают учить и воспитывать детей, а?! Ой, умора!!!— Девочка вытерла выступившие от смеха слёзы. — Весело с тобой, но у меня сегодня дел полно, — и, присев перед Айвеном в шутовском реверансе, понеслась прочь.
— Она какая-то странная, — заметил Айвен. — И красивая. Как будто напудрилась, что ли?
— У неё сегодня свидание. С молодым человеком, которого зовут Сол. Вообще-то его зовут Сильвер, но сейчас молодёжь предпочитает то, что в моё время называли кличками.
— В моё — тоже, — важно заметил Айвен. — Джипси — это ведь тоже прозвище? — догадался он.
— Да, на самом деле мою внучку зовут Кэтрин. Кэтрин Сесилия Чемберс. Её назвали так в честь бабушки, — ответил старик и, внимательно посмотрев Айвену в глаза, спросил:
— Тебя что-то испугало, малыш?
— Кто-то прикинулся моим отцом. Я думаю, это орк или гоблин... или даже... чёрт... ох-х...
— И он сделал что-то с тобой?
Айвен помолчал, но потом заставил себя сказать правду:
— Он заставил меня сбежать.
— Он заставил или ты сам сбежал? — уточнил старик, обнимая мальчика за плечи.
— Сам... — покраснел Айвен.
— Всегда правильно разделяй ответственность, чтобы точно знать, что твоё, а что чужое. Порой так сложно разобраться в этом.
— Простите, сэр, но я не понимаю.
— Ничего, подрастёшь, поймёшь. Научишься. Или сам, или жизнь научит. Да ладно, это я о своём, — старый Айвен Джошуа Чемберс тяжело вздохнул, а маленький Айвен, тоже вздохнув, подумал о странной перемене, случившейся с отцом.
— Твой отец пьёт?
Мальчик кивнул.
— Что он обычно пьёт?
— Воду, сэр, ещё чай. И другие напитки.
— А коньяк или виски?
Айвен снова кивнул, опустив голову, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.
— Вот это и есть тот чёрт, что вселился в твоего папу. Это виски превращает человека в существо неузнаваемое, безумное. Но — ты не переживай, взрослые сами разберутся. Это не твоя ответственность.
Они сидели на траве, на самом краю рощи. Дул лёгкий ветерок и Айвен, уже совсем успокоившийся, услышал странный звук. Будто кто-то выл. Или скулил. Так тихонько и неприятно.
Мальчик сжался, но старый человек, успокаивающе похлопав его по плечу, сказал:
— Это гусеница плачет.
— Гусеницы не умеют плакать, — теснее прижимаясь к своему тёзке, прошептал мальчик, — а если и умеют, то их всё равно не слышно. Они же маленькие. И зачем им плакать, ведь они обязательно станут бабочками, и будут летать. — Айвен любил уроки естествознания. — А ещё они едят листья на деревьях.
— Эта другая гусеница, малыш, — с грустью, будто он говорил о себе, произнёс старик. — Она никогда не станет бабочкой. Хочешь, расскажу о ней?
— Хочу, — и мальчик, прижавшись к костлявому плечу, приготовился услышать ещё одну интересную сказку. Рядом с этим человеком было спокойно и хорошо, он чувствовал себя защищённым от всех невзгод. И дедушка вертлявой надоеды Джипси уж точно никогда не превратится в чёрта сам, и не подпустит никакихчудовищ к Айвену. Мелькнула и пропала мысль: «Меня будут искать». О встрече с так странно и страшно изменившимся отцом думать не хотелось...