Стробоскоп Панова
Шрифт:
— Дедушка, я не пойму — человеческое или зверское?
— А какая разница, Кэти? Это живое...
— Но ведь есть воспитание, нормы приличия. Вот у нас, к примеру, с самого детства воспитывают уважение к чужому мнению, прививают понятия о ценности чужой жизни, о добре и доброте. Как хорошо, что в нашем мире не возможно такое издевательское отношение к людям!
— Ты думаешь? У нас только тридцать лет назад полностью искоренили рабство в колониях Британской империи. А индусы? Их цивилизация, их духовность, их культура не ниже нашей, а в вопросах нравственности и выше — во много раз выше. Их непричинение вреда всему живому? Мы об этом даже и не помышляем! Наше трёхсотлетние управление Индией... Почитай на досуге историю Британской Индии... Наш мир, наша цивилизация строится на контроле
— А разве это плохо? Мы развиваем культуру, мы достигли больших успехов в просвещении простого английского народа, да и в Европе — в той же Франции, или Германии. А Япония? Сколько она делает для процветания азиатских народов? Нет, дедушка, ты не прав, цивилизованные нации заботятся о сохранении всех неразвитых племён.
— Да. Но какой ценой? Индийскую культуру мы отбросили фактически в дикость. Китай с его тысячелетней культурой ограблен японцами. Много можно говорить, а вот исправить, к сожалению, уже нельзя, и от этого мир становится беднее. Я, молодой идеалист, пытался изменить мир, сделать его лучше. Имея деньги, влияние — почти безграничное, и что самое главное — тоже безграничные знания, я всё же ничего не смог сделать. Так — некоторые послабления здесь, там... Видимо, я не нашёл точки бифуркации, воздействие на которую способно изменить наш мир — думал я тогда.
— А сейчас что ты думаешь?
— А сейчас я сравниваю наш мир с женщиной. Тебе будет понятна такая аналогия, Кэти. Вот женщина подкрашивает лицо, вот она меняет форму губ, разрез глаз — но стоит только смыть краску и в зеркале отражается то, чем одарила её природа.
— Сейчас стало модно прибегать к помощи хирургов, — бросила в сторону Кэтрин. — Говорят, будто они могут полностью сменить лицо, сделать человека другим.
— Действительно так, дорогая. Но какой глубокий наркоз нужен для этого? А представь, что лицо меняет целый мир? Земля останется, а человек будет стёрт, полностью, и придуман другой. Тогда, много лет назад, я сожалел, что у меня нет соратников, единомышленников. Сотрудников много, подчинённых много, меня окружали исполнители, честные, добрые, но всё ж... А революция — это не по мне, да и некогда было — умер Джейкоб и на меня свалилось управление его империей. Я много думал о нашем мире. Ведь он тоже чьё-то отражение. Тень мыслей человека, оторванная и вольно плывущая по водам мироздания. И как ты не старайся изменить её — она всё же будет соответствовать заложенной программе развития.
— Но как-то же отражение оторвалось? Дедушка, вы противоречите себе. Ведь если мир отпочковался, то он стал самостоятельным! Отличным от мира той же Джипси, от других миров, от всех этих пятьсот двенадцати сопряжённых пространств и тех бесчисленных отражений от них, о которых предупреждал Панов!
— Это так, он отличен от других, но не может быть отличен от мира своего творца. Он может пойти чуть по-другому, развиться несколько иначе, но в основе всегда будут лежать не умственные заключения — ни наши, ни того, кто придумал данное отражение. В основе будут лежать принципы душевные, или духовные. Вот пример тебе: материально-производственные принципы, ставшие ненужными, можно сменить, а, к примеру, снобизм создателя нашего отражения печатью ложится на всё. Замечу, что и ты, и я, каюсь, называем не принадлежащих к нашему кругу людей дикими.
— Сэр! Прошу прощения за реплику, неприличную для юной леди, но это единственное, что просится на ум. Вы позволите?
— Конечно, дорогая, мне даже интересно!
— Идеализм и поповщшина!!! — Кэтрин, выпалив это, отвернулась к окну, а старый барон засмеялся — легко, с видимым удовольствием.
— Пусть будет так, всё же приятно, что в таком преклонном возрасте я слыву идеалистом. Обычно, идеализм -удел юношей. Но — мы забыли о наших героях. С твоего позволения, Кэтрин, я вернусь к ним. Итак, получив по голове, — тут старик приподнял шляпу и, подтрунивая над внучкой, манерно поклонился, — и, валяясь у ног «зверей-садистов-охранников», наш Айвен был совершенно...
— Был дезориентирован, — фыркнула в ответ внучка.
— Нет, с этим, как раз, всё было в порядке. Скажем так: Айвена обездвижили...
***
— Босс, утечка экспонатов нейтрализована. Двое обездвижены. Объект «Зиро» исчезла. Да, применила самоспасатель. Какие будут указания? Да... да... Понял!
— Эй, ты... этот... как там тебя? Поднимайся. Прогуляемся в безопасное местечко.
Сильные руки вздёрнули Айвена вверх. Он покачнулся, но удержался на ногах.
— Пойдём, пойдём! Не притворяйся, что не можешь ходить.
— Тащите его на руках! До места не так далеко. Да что они там медлят. Эй, на «черепахе», живее.
— «Черепаха» — танк высшей защиты разработан Солом ещё во времена первых проникновений в сопряженные пространства«, — подумал Айвен, и в голове вспыхнула картинка громоздкой машины на силовой подушке.«Используется службой безопасности Института для борьбы с Неизвестными Высшими. Имеется оборудование, полностью блокирующее спонтанные межпространственные перемещения. Обычно находится в резерве из-за сложностей в управлении и низкой скорости»... — продолжала поступать информация, а в уме крутились схемы узлов, электроники, и прочей начинки «черепахи».
Двое тащили его к бронированному чудовищу размером с небольшой дом. Приземистый купол без единого стыка или выступающей части казался цельным куском металла.
— Добро пожаловать, Неизвестный Высший! Вы и ваш спутник будете находиться в танке высшей защиты. Сделано это в целях вашей безопасности. За ходом Эксперимента вы сможете наблюдать через сенсоры «Черепахи», — голос Сола мурлыкал и обволакивал, на этот раз он говорил мягким баритоном. — Итак, до встречи после проведения Эксперимента. Мои люди обеспечат вам комфорт и наилучшую защиту — в первую очередь, от самого себя, — Сильвестр Вильгаупт, коротко рассмеявшись, вышел из разговора.
Мягко чмокнув, сдвинулась диафрагма. С Айвеном не церемонились, его забросили вовнутрь, следом протиснулся Билли, за ним запрыгнул один из сопровождающих. Пленники оказались в просторном овальном помещении. За пультами, на высоких вращающихся креслах, сидели лаборанты в пронзительно-синих комбинезонах. Их быстрые пальцы порхали над сенсорной клавиатурой, на голографических дисплеях выстраивались ряды цифр, пространственные сетки, графики перемещений.Центр «черепахи» занимал пульт общего управления. Баронет знал: прикоснись сейчас к любому из рычажков, тронь любую клавишу — и тут же новое знание расскажет всё о свойствах и предназначении до мельчайших деталей, но большая прозрачная плоскость с калейдоскопом призрачных объектов особенно заинтересовала его. Он с любопытством рассматривал картины: вот на экране выросло здание Института, мигание переливчатых огней на институтских стенах, вот замельтешили радужные переливы прожекторов в небе и тут же сменились невероятно сложным переплетением полупрозрачных сфер, неуловимых,пульсирующих. Сферы, плавно перетекая одна в другую, меняли цвет.
Из-за пульта поднялся невысокий крепыш.
— Позвольте представиться, Джеймс Торч, — он протянул руку, но Айвен, проигнорировал, лишь коротко кивнув в ответ. Торч нахмурился, посмотрел на ладонь, но тут же развернулся вполоборота, сдёрнув со стола какие-то бумаги. — Я заместитель руководителя Проекта, — он многозначительно умолк, но ожидаемой реакции снова не получил,Айвен смотрел на него с презрением в глазах. — Сол поручил мне ввести вас в курс дела, и обеспечить возможность наблюдать за ходом Эксперимента.