Стробоскоп Панова
Шрифт:
— Как порой мало надо, чтобы понять такие простые вещи, — проговорил вслух старик. — Джипси, дорогая, я знаю, ты сейчас где-то рядом, ты всегда рядом со мной... Ты помнишь ту притчу про черепаху, влюбившуюся в камень? Я всю жизнь пытался понять, зачем черепахе нужен камень, что это? Зачем любить существо, которое в самом принципе не способно ответить? Но всё оказалось просто: камень — это наше перераздутое, огромное, невероятно жестокое «Я». Когда-то, в далёкой юности, или ещё раньше, в детстве, мы вдруг осознаём себя неповторимыми, и носимся с этой отдельностью, самостью всю жизнь. Носимся, истекая кровью от собственной жесткосердности, чёрствости — и одиночества. И только когда поймём Бога, когда обретём его в своей душе, когда, научившись стучать, попросим — только тогда жизнь снова открывается перед
***
— Нет, нет, вещи разберёте потом, — бросила Кэтрин, отсылая горничных. — Прочь, прочь, глупые овцы! ...нет, это не тебе... я тут прислугу выпроводила, не тебя же, — она рассмеялась в раструб аэрофона, поправила наушник и, не прерывая разговора, достала из сумочки пачку дамских папирос.Вытянула одну, закурила,плюхнулась на кровать:
— Да, курю. Да, имею право. Ой, ну не будь занудой, Джоджи! Думаешь, мне легко было изображать из себя примерную девочку перед этим замшелым пнём — моим дедом? Да не, я погорячилась, не обращай внимания. Мой дед кто угодно, но не маразматик. Видишь ли, я его очень люблю, но надо же понимать, что жизнь не стоит на месте, что всё меняется. А они даже эту глупую моду на корсеты не отменят! Чёрт, чёрт, чёрт!!! Все рёбра болят, а ведь я надела упрощённый вариант! Эх, будь моя воля... — юная баронесса потёрла спину, сморщилась. — То ещё пыточное приспособление, хорошо, хоть кринолины вышли из моды, а то вообще бы с ума сойти можно было... Ага, ты ещё панталоны до щиколоток вспомни! — Девушка рассмеялась. — Да нет, не сержусь. Нет, не деспот...Фантазёр, скорее... Слушай, дед рассказал мне презабавную историю, и многое хочется обсудить... Как что делать? Бросать все свои дела и быстро сюда... ну... я ведь могу передумать выходить за тебя замуж. Ха-ха-ха... и останешься ты тогда ну очень знатным, но жутко нищим, — Кэти стряхнула пепел прямо на покрывало, ещё раз затянулась и бросила папиросу в цветочный горшок. — Всё-всё, до встречи, милый, всё, сказала, мне ещё надо привести себя в порядок, скоро обед. О... ты даже не представляешь, насколько соскучилась... Всё, целую! — Она чмокнула губами, изображая поцелуй, и сняла наушник.
Пройдя к зеркалу, запустила руки в волосы. На пол посыпались шпильки, упал шиньон, а девушка, тряхнув короткими, едва достающими до плеч волосами, посмотрела на своё отражение. Юная, красивая, эффектная — она себе нравилась. Белая кожа, нежно-розовый румянец на скулах, тёмные каштановые волосы, холодные, пронзительно-серые глаза, яркие губы. Кэт провела пуховкой по носу и, рассмеявшись, бросила её в несессер.
— Боже, какие глупости! А ещё придётся выдержать кучу балов и приёмов. Как всё надоело, но... дедушка прав — в Роузвуде почему-то дышится легче, — она вернулась к кровати, достала из чемодана плоскую фляжку с виски, сделала глоток, поморщилась. Закурив, прошла на балкон.
С увитого плющом балкона хорошо просматривался двор и западное крыло. Кэтрин прислонилась к стене и, чувствуя, как приятно холодит спину старая кирпичная кладка, замерла. Стояла долго, папироса уже осыпалась пеплом, а она всё смотрела в одну точку. Этой точкой была башенка,положившая начало поместью. На смотровой площадке виднелся тёмный силуэт. Человек стоял неподвижно, видимо, тоже вглядывался в даль. Потом, помахав рукой — девушка была уверена, что ей -сместился к стене и будто растворился.
— Леди! Леди Кэтрин! Какое горе!!! Сэр Айвен умер... — услышала она полный горя крик.
— Что?.. Что ты сказала?... — Кэти, не веря своим ушам, обернулась, метнулась к заплаканной горничной и, отвесив пощёчину ни в чём не повинной служанке, затрясла её.
— Что? Что за бред? Что ты несёшь вообще?!!
— С... Сэр Айвен... его нашли мёртвым... он сидел там, на скамейке Полли...
Глава 23
— Леди, джентльмены, — одетый во всё чёрное, в высоком чёрном цилиндре, королевский нотариус был холоден и сух, как само воплощение закона. — Итак, в соответствии с непреложной волей сэра Айвена Джошуа, сорок пятого барона Чемберса, я уполномочен вскрыть запечатанный в присутствии двух благородных свидетелей, так же находящихся здесь: лорда Винстона Биконсфилда и лорда Джорджа Айронсайда, пакет, содержащий завещание усопшего сэра Айвена Джошуа барона Чемберса.
Нотариус говорил сухо и монотонно, длинные периоды его речи усыпляли. «Скорей бы уж перешёл к делу, — с раздражением подумала Кэтрин, — сколько можно пережёвывать всю эту юридическую казуистику?» Ей уже не терпелось покончить с процедурамивступления в наследство, а тут ещё даже завещание никак не огласят! Постукивая носком туфли, с нетерпением ждала, когда нотариус, наконец-то, вскроет конверт. Вот он взял нож для резки бумаги и, выверенным движением взломав сургучную печать, достал плотный белый лист. «Не удивилась, если дед написал бы на куске пергамента», — подумала наследница.
— Милорды свидетели, это тот документ, который мы положили в конверт?
–
— Да, ваша честь, — кивнул головой худощавый лорд Айронсайд.
— Да, ваша честь, — в унисон ему повторил толстяк Биконсфилд.
— Итак, подлинность документа удостоверена свидетелями лордом Айронсайдом и лордом Биконсфилдом. Приступаем к оглашению завещания сэра Айвена Джошуа, сорок пятого барона Чемберса.
Нотариус прочистил горло, выпил воды из стоящего рядом стакана, подождал, пока лакей вновь наполнит стакан, и только потомобвёл ничего не выражающим взглядом слушателей. Их было немного. Кэтрин, единственная родственница, внучка умершего, несколько близких друзей, мэр и совет олдерменов Роузвуда в полном составе — вот и всё. Слугам тоже было кое-что завещано, но они толпились в дверях, не решаясь пройти в зал.
— «Я, Айвен Джошуа Чемберс, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, принял решение распорядиться своим движимым и недвижимым имуществом. По специальному указу его королевского величества Вильяма Третьего, во владение майоратом вступает мой прямой наследник независимо от пола, согласно этому, майоратное владение поместье Роузвуд отходит Кэтрин Луизе Чемберс, моей внучке»...
Кэтрин, не сдержавшись, удивлённо приподняла брови и тут же мысленно отругала себя. Но — она не ожидала от старика такой заботы, всегда считала, что роузвудское поместье достанется какому-то дальнему родственнику по мужской линии, о существовании которого она и не подозревает. Забота деда, конечно, приятна. Казалось бы, зачем ей старый дом, пусть даже приносящий хороший доход, при еёбогатстве?! Одних только акций на шесть миллиардов фунтов стерлингов, это ещё не считая стоимости самих предприятий, а дома в разных точках земного шара? А пароходы и воздушный флот, а железные дороги и скоростные атомоходы? Кэти облизнула губы, но тут же придала лицу скорбное выражение и наклонилась вперёд, внимательно слушая нотариуса. Она не знала всего, чем владел дед, и приготовилась к приятным сюрпризам.
Нотариус монотонно читал:
— «Все активы и акции, принадлежащих мне компаний и акционерных обществ, передаются в доверительное управление инвестиционному фонду „Роузвуд“, председателем попечительского совета которого является мэр города. Согласно моей воле, утверждение управляющих тоже принадлежит совету попечителей. Фонд надлежащим образом зарегистрирован и приступит к ведению дел с момента оглашения завещания»...
Кэтрин показалось, что она ослышалась, но мэр и олдермены так просияли, что не могло быть и речи об ошибке: дедушка действительно завещал все доходы от заводов и других предприятий городу!
— «Все мои архивы, научные разработки, патенты, передаются исследовательскому фонду „Кристалл Пэлас“, — продолжал нотариус, — так же фонду „Кристалл Пэлас“ передаётся здание хрустального дворца с прилегающим парком и всем научным оборудованием»...
Кэтрин внутренне ахнула, но лицо оставалось непроницаемой маской.
— «Принадлежащее мне движимое имущество в Англии распределяется между моими слугами в следующем порядке»...
— Ну, это уж слишком... — прошипела Кэтрин, бледнея.