Строки, добытые в боях

Майоров Николай Петрович

1946

«…С правого берега…» (А. Чуянов)

…С правого берега привезли группу раненых. Один из них, бородатый, с забинтованной головой, обратился к бойцам с просьбой дать закурить. Ему протянули несколько кисетов с махоркой. Кто-то поинтересовался:

— Что там в городе делается?

— Да сам черт не разберет. Видишь? — Раненый хмуро показал рукой в сторону Волги. — Весь город в огне. Немец забрался на Мамаев курган, туго нашим приходится. Все горит: дома, заводы, земля, металл плавится…

— А люди?

— Люди? Стоят!..

(Из воспоминаний члена Военного совета Сталинградского фронта А. Чуянова)

«…Пехотинцы на переднем крае…» (И. Людников)

… Пехотинцы на переднем крае не раз добрым словом вспоминали пушкарей, минометчиков, и теперь я имел возможность лично

поблагодарить мастеров меткого огня. От батареи к батарее сопровождал меня командир артиллерийского полка майор Соколов. Перед выстроившимся расчетом одного из орудий майор остановился, скомандовал:

— Федоровы, ко мне!

Не торопясь, но широким шагом подошли к нам два рослых артиллериста — молодой и уже в летах.

— Командир орудия сержант Федоров Петр явился по вашему приказанию! — доложил младший.

— Заряжающий ефрейтор Федоров Василий! — представился старший.

Майор Соколов не без гордости пояснил:

— Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

И тут, к досаде майора, получился конфуз. Старший Федоров, косясь на сына, стал жаловаться:

— Служба службой, но уж больно суров сержант. Со всех один спрос, а с меня вдвойне. Кому и втерпеж, а мне — никак…

— А кто командовал в бою, за который награду получаете? — спросил я заряжающего.

— Сын командовал, сержант Федоров Петр…

(Из воспоминаний Героя Советского Союза генерал-полковника И. Людникова)

Старики

«Командир батареи» — Звался я. Воротник На мальчишеской шее Был безмерно велик. Командира солдаты За спиною, тайком, Седоваты, усаты, Называли сынком. Не чета ни придирам, Ни льстецам-добрякам, Был отцом-командиром Я своим старикам. Я бранил их, коль были Ноги мокры у них. Письма им из Сибири Я читал от родных. Как посмотришь, пожалуй, Несерьезная рать! Да, и старый и малый Шли на фронт умирать…

1957

«Сосед мой, густо щи наперчив…»

Сосед мой, густо щи наперчив, Сказал, взяв стопку со стола: — Ты, друг, наивен и доверчив. Жизнь твоя будет тяжела. Но не была мне жизнь тяжелой. Мне жребий выдался иной: Едва расстался я со школой, Я тотчас принят был войной. И в грохоте, способном вытрясть Из тела душу, на войне Была совсем ненужной хитрость, Была доверчивость в цене. Я ел — и хлеб казался сладок, Был прост — и ротой был любим, И оказался недостаток Большим достоинством моим.

1957

Боль

Нас воспитала строгая эпоха, Ей сетованья были не с руки. Мой ямб пехотный приспособлен плохо Для грусти, для признаний, для тоски. Грусть по тебе меня сегодня гложет, И я грущу, и в этом нет греха… А боль моя все прозвенеть не может Сквозь трубный ритм железного стиха.

1955

«Интернационал»

Тому вовек рассудком не понять Страну мою, как строилась, страдала, Кого ни разу не смогли пронять До слез слова «Интернационала»! Практичен Запад и нетороплив, Параграф чтущий, делающий дело… Страна моя, прекрасен твой порыв Во всем достичь последнего предела! …Я верю: будет — пусть идут года! — Мир и довольство… Но еще не знала Вселенная от века никогда Такой великой жажды идеала…

1961

Михаил Кульчицкий

Михаил Валентинович Кульчицкий родился в 1919 году в Харькове. Отец его, профессиональный литератор, погиб в 1942 году в немецком застенке. Окончив десятилетку, Кульчицкий некоторое время работал плотником, чертежником на тракторном заводе, затем поступил в Харьковский университет. Через год перевелся на второй курс Литературного института имени Горького. Писать и печататься начал рано, первое стихотворение опубликовано в 1935 году в журнале «Пионер». «Он был труженик, — вспоминает Борис Слуцкий. — С самого раннего детства гнул спину над стихами. Написал десятки тысяч строк по-русски и по-украински. Оба языка знал одинаково хорошо. Переводил стихи с нескольких языков… Постоянно прирабатывал то на стройке, то на вокзале — на разгрузке высоко ценимых им арбузов и помидоров. Учительствовал в школе, консультировал в издательстве… Мне пришлось жить с ним в одной комнате общежития. Свидетельствую, что единственным видом имущества, которым Миша дорожил, была толстая бухгалтерская книга, куда записывались стихи. Кроме того, была рубашка с васильками на вороте, тощее пальтецо, скудная еда и любимая ежедневная четырнадцатичасовая работа». С первых дней войны Кульчицкий в армии. В декабре 1942 года окончил пулеметно-минометное училище и отбыл на Сталинградский фронт.

Михаил Кульчицкий погиб 19 января 1943 года под Сталинградом.

В 1966 году вышла его книга «Самое такое».

Будни

Мы стоим с тобою у окна, Смотрим мы на город предрассветный. Улица в снегу, как сон, мутна, Но в снегу мы видим взгляд ответный. Этот взгляд немеркнущих огней Города, лежащего под нами, Он живет и ночью, как ручей, Что течет, невидимый, под льдами. Думаю о дне, что к нам плывет От востока, по маршруту станций. Принесет на крыльях самолет Новый день, как снег на крыльев глянце. Наши будни не возьмет пыльца. Наши будни — это только дневка, Чтоб в бою похолодеть сердцам, Чтоб в бою нагрелися винтовки, Чтоб десант повис орлом степей, Чтоб героем стал товарищ каждый, Чтобы мир стал больше и синей. Чтоб была на песни больше жажда.

1939

О войне

Н. Турочкину

В небо вкололась черная заросль, Вспорола белой жести бока: Небо лилось и не выливалось, Как банка сгущенного молока. А под белым небом, под белым снегом, Под черной землей, в саперной норе, Где пахнет мраком, железом и хлебом, Люди в сиянии фонарей, (Они не святые, если безбожники), Когда в цепи перед дотом лежат, Банка неба, без бога порожняя, Вмораживается им во взгляд. Граната шалая и пуля шальная. И когда прижимаемся, «мимо» — моля, Нас отталкивает, в огонь посылая, Наша черная, как хлеб, земля. Война не только смерть. И черный цвет этих строк не увидишь ты. Сердце, как ритм эшелонов упорных: При жизни, может, сквозь Судан, Калифорнию Дойдет до океанской, последней черты.