Структура и динамика психического (сборник)
Шрифт:
204 Сегодня мы почти уверены в том, что комплексы де-факто являются отщепленными психическими составляющими. Своим происхождением они зачастую обязаны так называемой травме, эмоциональному шоку или чему-то подобному, что отщепляет небольшую частицу психического. Естественно, одной из наиболее распространенных причин их появления служит моральный конфликт, по сути возникающий из-за явной невозможности подтверждения природной целостности субъекта. Такая невозможность предполагает непосредственное расщепление, независимо от того, известно об этом сознанию или нет. Любой комплекс, как правило, играет заметную роль в бессознательном, что, естественно, в той или иной степени гарантирует ему свободу действий. В определенных случаях его могущество в процессе ассимиляции становится особенно заметным, поскольку бессознательное помогает комплексам ассимилировать даже эго, в результате чего возникает мгновенное изменение личности, известное как отождествление с комплексом. В Средневековье этот феномен носил другое название – одержимость. Вероятно, никто не сочтет такое состояние безвредным, однако фактически не существует принципиальной разницы между оговоркой, вызванной комплексом, и страшнейшим богохульством: разница заключается лишь в степени его проявления. История языка дает нам бесчисленное
205 Нетрудно заметить, что современное решение проблемы, как правило, строится на основании предположения, что комплекс создан, или «придуман», пациентом и что он не существовал бы вовсе, если бы пациент не приложил усилия к его претворению в жизнь. Однако в последнее время было установлено, что комплексы обладают значительной степенью автономности, вследствие чего не имеющие органической подоплеки, но «воображаемые» боли так же сильны, как и настоящие, и что страх заболевания не имеет ни малейшей тенденции к исчезновению, даже если сам пациент и его доктор в процессе общения сойдутся на мысли, что это не более чем плод «воображения».
206 Здесь мы сталкиваемся с интересным проявлением «апотропаического» [22] мышления, полностью соответствующим традиции древних давать эвфемистические имена, классическим примером которой является, например, название по vxoQev ^swo<Z (Понт Евксинский), «гостеприимное море». Точно так же, как Эринии («Гневные») назывались, весьма предусмотрительно и угодливо, Эвменидами («Благосклонными»), так и современный разум воспринимает все внутренние нарушения как результат своей собственной активности: он просто ассимилирует их. Конечно, в этом случае не происходит открытого признания апотропаического эвфемизма, а имеет место бессознательная тенденциея сделать автономность комплекса нереальной, давая ей другое имя. Сознание ведет себя подобно человеку, услышавшему подозрительный шум на чердаке и бегущему в подвал с целью убедить себя, что там нет грабителя, а шум был просто плодом его воображения. На самом же деле ему просто не хватило духу подняться на чердак.
22
Разновидность магического мышления, основанного на желании лишить силы воздействия другой объект или другого человека. Мышление, отвращающее напасти, болезни, беду и пр. – Прим. ред.
207 Тот факт, что мотивом, заставившим сознание объяснять комплексы как результат собственной активности, послужил страх, не вполне очевиден. Комплексы кажутся настолько тривиальными, такими глупыми и «ничтожными», что мы явно стыдимся их и делаем все возможное, чтобы их скрыть. Но если бы они на самом деле были столь «ничтожными», они не были бы настолько болезненными. Болезненное – значит причиняющее боль, нечто чрезвычайно неприятное и по этой причине само по себе важное и заслуживающее серьезного к себе отношения. Но мы всегда готовы счесть что-либо неприятное нереальным, вымышленным – насколько это возможно. Невротическая вспышка сигнализирует о том, что наступил момент, когда это уже невозможно осуществить примитивными магическими средствами, вроде апотропаических жестов и эвфемизмов. С этого момента комплекс утверждается на поверхности сознания; его уже нельзя обойти. Шаг за шагом он продолжает ассимилировать эго-сознание, в точности как раньше эго-сознание пыталось ассимилировать его. Это в конечном счете приводит к невротической диссоциации личности.
208 Подобное развитие раскрывает изначальную силу комплекса, которая, как я уже говорил, иногда превосходит даже силу эго-комплекса. Только теперь человек обретает способность понять, что эго имело все основания упражняться на комплексах в магии имен, так как совершенно очевидно, что источник его страхов весьма злобен и грозит поглотить его. Множество людей, причисляемых к нормальным, имеют «скелеты в шкафу», о существовании которого нельзя упоминать, чтобы не причинить им смертельную боль – так силен их страх перед таящимся призраком. Все те, кто пребывает на стадии признания своих комплексов нереальными, всякое упоминание невроза воспринимают как относящееся к явно патологическим личностям, к числу которых они, конечно же, не принадлежат. Как будто быть больными – привилегия, принадлежащая только больным!
209 Тенденция делать комплексы нереальными путем ассимиляции не доказывает того, что они являются «пустяками», но, напротив, говорит об их важности. Это неизбежное следствие того инстинктивного страха, который первобытный человек испытывает по отношению к предмету, движущемуся в темноте. У первобытных народов этот страх фактически появляется с приходом темноты, точно так же, как в нашем случае комплексы приглушены в дневное время, а ночью поднимают головы, прогоняя сон или заполняя его кошмарами. Комплексы являются объектами внутреннего опыта, объектами, которых не встретишь на улице или в людных местах. Благодаря им и счастье, и горе в личной жизни становятся глубже; они лары и пенаты [23] , ожидающие нас у камелька, чье миролюбие опасно переоценивать; они – «маленький народец», проделки которого тревожат нас ночью. Когда несчастье случается с нашими соседями, оно мало заботит нас, но когда оно угрожает нам самим, мы вынуждены обратиться к врачу, который помог бы нам оценить, насколько сильна угроза, исходящая от комплекса.
23
В древнеримской мифологии – божества-покровители родины и домашнего очага. – Прим. ред.
210 Универсальная вера в духов является прямым выражением комплексной структуры бессознательного. Комплексы поистине являются живыми единицами бессознательного психического, и поэтому о его существовании и устройстве мы можем судить только по их проявлениям. Бессознательное могло бы стать, согласно идее Вундта, не более чем рудиментом туманных или «скрытых» представлений, или «рудиментом сознания», как его называет Уильям Джеймс, если бы не факт существования комплексов. Фрейд стал первооткрывателем бессознательного психического именно потому, что он внимательно исследовал темные места в психике человека, а не просто пропускал их с пренебрежением как парапраксические. Via regia [24] к бессознательному являются все же не сновидения, как принято считать, а комплексы, которые предстают архитекторами снов и симптомов. Тем не менее, эта дорога не слишком «пряма», не слишком «королевская», поскольку путь, указанный комплексом, больше похож на заросшую и очень извилистую тропу, часто теряющуюся в подлеске и ведущую не столько в сердце бессознательной психической жизни, сколько мимо него.
24
Королевская дорога (лат.).
211 Ко всему прочему, страх перед комплексами указывает не на бессознательное, а обратно на сознание. Комплексы настолько неприятны, что никто по собственной воле не согласится с тем, что поддерживающие их силы способны на что-либо положительное. Сознание неизменно уверено в том, что комплексы представляют собой нечто непристойное и, таким образом, от них следует тем или иным способом избавляться. Несмотря на неопровержимые доказательства того, что все типы комплексов существовали всегда и повсюду, люди не могут заставить себя рассматривать их как естественное явление жизни. Боязнь комплексов есть предубеждение, укоренившееся благодаря суеверному ужасу перед всем, что неблагоприятно и неподвластно нашему хваленому Просвещению. Этот страх является причиной сильнейшего сопротивления изучению комплексов, поэтому для его преодоления необходима редкая решительность.
212 Страх и сопротивление служат указателями на королевском пути к бессознательному, и совершенно очевидно, что изначально они формируют предвзятое мнение об этом предмете. Абсолютно естественно, что из-за чувства страха человек делает заключение о кроющейся в нем опасности и, в силу желания сопротивляться ей, предполагает здесь нечто отталкивающее. Пациенты именно так и поступают. Аналогично воспринимает его и широкая публика, и, в конце концов, аналитик приходит к тому же, чем и объясняется тот факт, что первой медицинской теорией бессознательного стала теория вытеснения, разработанная Фрейдом. Делая выводы a posteriori [25] на основании природы комплексов, подобный взгляд естественным образом предполагает, что бессознательное есть нечто, составленное исключительно из несовместимых тенденций, вытесненных по причине их аморальности. Ничто не может служить более убедительным доказательством того, что обладатель такого взгляда следовал чисто эмпирическим путем и ни в малейшей степени не был подвержен влиянию философских рассуждений. Разговоры о бессознательном начались задолго до Фрейда. В философии впервые эту идею представил Лейбниц; Кант и Шеллинг также высказывали свое мнение по этому поводу, а Карус развил целую систему, на основе которой фон Гартманн построил вполне серьезную Философию бессознательного. Первая же медико-психологическая теория бессознательного имела столь же мало общего со своими предшественницами, как и с идеями Ницше.
25
На основе опыта (лат.).
213 Теория Фрейда представляет собой искреннее выражение опыта, накопленного им в период изучения комплексов. Но поскольку подобное исследование всегда является диалогом между двумя людьми, то при построении теории следует рассматривать комплексы как одной, так и другой стороны. Всякий диалог, приводящий на территорию, ограждаемую страхом и сопротивлением, угрожает чему-то жизненно важному и заставляет одну из сторон интегрировать свою целостность, другая же сторона вынуждена занимать при этом более широкую позицию. Она также вынуждена стремиться к большей цельности, потому что иначе не сможет вести диалог, все глубже и глубже проникая в зоны, охваченные страхом. Никакой исследователь, каким бы непредвзятым и объективным он ни был, не может позволить себе не учитывать собственные комплексы, поскольку те обладают не меньшей автономией, чем комплексы всех остальных людей. Фактически, он не может игнорировать их, потому что они не игнорируют его. Комплексы являются неотъемлемой частью психической конституции, которая есть наиболее предуготованная вещь в любом индивиде. Эта конституция, таким образом, безапелляционно решает, какого же психологического взгляда станет придерживаться данный наблюдатель. В этом и заключается неизбежная ограниченность психологического наблюдения: его ценность зависит от личностного уравнения наблюдателя.