Струна и люстра
Шрифт:
— Чье… это?
В наступившей тишине послышался опасливый выдох:
— Вот… его… — Один из «мелких» показал на Тюнчика.
— Где взял? — Морган пробил Тюнчика взглядом, как гвоздями.
— Я… ее… — залепетал Тюнчик. Сразу почувствовал, что сотворил ужасное.
— Где взял?!! — гаркнул Морган, и в голосе его прорезался какой-то крысиный визг.
— Она… на улице… я взял… поиграть…
Морган вцепился Тюнчику в плечи. Голубой костюмчик вздернулся вверх, а самого Тюнчика, будто легонькую куклу, Морган поднял в воздух. Тот слабо задергал цыплячьими
Морган отчетливо выговорил:
— Разве. Я. Не. Объ-яс-нял. Что. Нельзя. Подбирать. Непонятные. Вещи?.. — И гаркнул опять: — Отвечай, сволочь!
— Я… об… я больше не… Я думал… это игрушка…
Морган отшвырнул Тюнчика. Тот быстро отполз в угол и съежился, подтянув разбитые в кровь колени. Морган оглядел всех.
— Слушать меня тихо! Нынче никому из подвала не выходить. Марлен, поставь у дверей дежурных, пусть сразу загоняют сюда тех, кто вернется с улиц…
Глава 3
Пузырек был среди тех, кого дежурные загнали с улицы. К счастью, он в тот день «работал» не с Тюнчиком.
Тюнчик по-прежнему всхлипывал и ежился в углу. Пузырек бросился к нему, но Морган рявкнул:
— Не лезь туда!
Двум самым старшим ребятам (звали их Колун и Деревня) Морган приказал:
— Эту бактерию заприте в кладовку у входа.
Колун и Деревня, подхватили обмякшего от жутких предчувствий Тюнчика и оттащили в комнатушку с железной дверью. В двери было зарешеченное оконце. Пузырек смотрел на все на это (и на меня, и на Моргана) широченными отчаянными глазами. А когда дверь лязгнула, он совершил небывало храбрый поступок. Деревянными шагами он подошел к Моргану, вскинул голову и тонко сказал:
— Морган, не надо. Там же крысы!
Морган был уже прежний, самообладание вернулось к нему. Он ласково улыбнулся:
— Страдаешь за дружка? Хочешь туда же?
Тогда Пузырек встал прямо, вытянул руки по швам, вскинул голову еще выше и сказал:
— Да!
Все замерли. Но Морган погладил Пузырька по волосам.
— Храбрый мальчик. Не страдай. Скоро устроим твоему Тюнчику воспитательный момент и отпустим… А пока всем сидеть и ждать!
И мы расселись на своих топчанах и подстилках, стали ждать. Пузырек прижимался ко мне. Лунатик сидел неподалеку.
— Грин, а что с ним будет? — прошептал Пузырек.
Я не знал. И спросил Лунатика:
— Что Морган с ним сделает?
Всезнающий Лунатик опасливо огляделся и хмыкнул:
— Что… Скоре всего, «столик»…
— Какой столик?
— Ну, ты как с крыши… Такая воспитательная мера. Если кто нарушает главные правила… Переворачивают стол, а к его ножкам, к самым концам, привязывают виноватого. За руки, за ноги, нарастяжку. И во-от таким прутом… Кто один раз попробовал, помнит всю жизнь…
Меня тряхнуло, как током. В моей детдомовской жизни мне, конечно, доставалось не раз, но чтобы такая жуть… И он же совсем кроха!
Пузырек смотрел на меня, округлив рот и глаза. Будто я что-то мог сделать!
Но… не мог же я быть боязливее Пузырька!
Я встал и пошел по бетонным помещениям искать Моргана (меня проводили опасливыми взглядами).
Морган в укромном закутке с лампочкой под потолком и уютной настольной лампой на тумбочке сидел в обнимку с Марлен. Сразу отпустил ее, злобно уставился на меня. Потому что я совершил небывалую дерзость: явился в их личное помещение без спроса. Но тут же он переключил гнев на дружелюбие:
— А, Гриня! Тебе чего?
— Морган, — сказал я, — не надо его бить. Он же совсем цыпленок…
Морган сделал глубокий вдох. Покивал: я, мол, тебя понимаю, но…
— Гриня, сядь… — Он подвинулся на топчане. Я сел рядом. — Слушай и вникай… Ты хоть знаешь, что он принес?
— Игрушку… Чего здесь такого?
— «Игрушку»… Ничего ты не понимаешь пока, и другие не понимают… Это миниатюрный робот-разведчик новейшей конструкции. Для наблюдения за всякими антисоциальными группами. Знаешь, что такое «антисоциальные»?
— Примерно, — бормотнул я.
— Их запускают в подозрительные для властей места компании и качают информацию… Потому и велено было: никаких незнакомых предметов не подбирать, не приносить… К нам чуть не приклеили хвоста. Теперь усёк?
— Да… — прошептал я. — Но, Морган… Ты же не боишься ментухаев. Чего уж так-то…
— Да если бы это ментухаи, — выговорил он с непритворной горечью. — У них и техники такой нет. Это какая-то спецслужба. То ли имперская безопасность, то ли вообще непонятно кто … В том-то и страх, что непонятно …
Я впервые услышал от Моргана слово «страх».
Но у Тюнчика-то какой сейчас страх! Там, в клетке…
— Морган, да Тюнчик-то при чем? Он же просто еще глупый. Ну, отругали, посадили и ладно…
Морган печально сказал:
— Разве в Тюнчике дело? Дело в остальных. Все должны увидеть, что бывает с теми, кто нарушает обычаи бригады. Это, братец мой, диктуют законы выживания. Ты же начитанное дитя и должен понять: в такой ситуации суровое взыскание не-из-беж-но. — И вдруг он подразмяк, придвинул меня к себе доверительно так.
— Да не боись, Гриня, не такое уж оно суровое. Отлежится малёк за пару суток. Я его сам-то и не буду, вот Марлен займется. Она это любит. Разденет голубчика и отсчитает, сколько решим общим голосованием…
Марлен стояла теперь напротив лампы, ее «киношное» лицо блестело, как лаковое. Она заулыбалась:
— Обыкновенное детское наказаньице… — И прочитала нараспев:
Провинился мальчик-чик, Будем мальчика чик-чик, Чики-чики-шлёпки Прутиком по попке…