Струны
Шрифт:
Легко и непринужденно Агнес усадила Седрика посередине — между собой и Хейстингзом. Предстояло избиение младенцев, однако, наблюдая за действиями этой высокой профессионалки, Уиллоби словно возвращался в старые добрые дни. Он уже почти не жалел, что приехал в Институт.
— Мне очень лестно иметь двух таких выдающихся предков, бабушка.., дедушка… — Парень попал в совершенно дикое положение, его голова непрерывно крутилась из стороны в сторону. — Расскажите мне, пожалуйста, про мамину семью.
— Все это ты сможешь узнать у Системы, — твердо отрезала Агнес. — Запускайте в зал.
И — ни слова больше. Игра в молчанку, понял Уиллоби, очередное испытание. Он пытался понять происходящее — и не мог, то ли из-за старости, то ли по какой другой причине. Присутствие предполагаемого внука приобрело неожиданно большое значение — ведь Агнес что-то там говорила о возможном унижении. Очень не хотелось быть пассивным участником непонятного сенсационного спектакля, замышленного старой интриганкой. А если взять и уйти — что тогда она? Не простит? Станет врагом? Возможно, это смешает все ее планы. А все-таки действительно эта зеленая жердина — внук, сын Джона?
И как это она умудряется играть во столько игр одновременно? Странные соболезнования, эпохальная пресс-конференция, нежданное явление якобы внука: что это все такое — отдельные сюжеты или части единого целого? А как сюда относится то, язык сломать можно, химическое соединение? Или Джулиан Вагнер Гранди с его пресловутой Лигой ученых и конструкторов?
Молчание становилось невыносимым: несчастный мальчишка беспокойно крутился, глядя то на свою, так сказать, бабку, то на своего, так сказать, деда; костяшки грязных лап, сжимающих подлокотники кресла, побелели. Ну вот, сейчас заговорит, подумал Хейстингз, заметив, что крупный, резко выпирающий кадык Седрика судорожно задергался.
— Бабушка, а у тебя что, есть для меня работа?
— Да, по связи со средствами массовой информации.
Хейстингз едва не расхохотался. Вряд ли у кого на Земле были худшие отношения с информационными агентствами, чем у Агнес — и это ей нравилось.
На тощей шее Седрика вздулись жилы.
— Я всегда хотел стать разведчиком, как папа. Разведчиком? Да какой же чушью пичкала она мальчонку все эти годы?
— Слышала я, слышала, — брезгливо скривилась Агнес. — Ты мне своей разведкой все уши прожужжал. Это у вас наследственное, не знаю только, от кого. Во всяком случае, не от меня. Вот такая же зацикленность на разведке и поссорила твоего папашу с твоим дедом.
Врет, врет на все сто процентов — и хоть бы глазом моргнула! Спорить, возражать, говорить, что дело обстояло совсем не так? Но тогда можно испортить Агнес всю ее непонятную игру. Странно только, что старая хищница занялась такой легкой добычей, как этот мальчонка, — скорее всего, она готовит его на съедение кому-то другому.
Седрик повернулся, с опаской взглянул на своего предполагаемого деда, затем нахмурился, встал, отодвинул кресло на пару шагов и снова сел. Поздновато, но все же неплохо — если учитывать обстановку.
— Ты умеешь читать и писать? — поинтересовалась Агнес.
— Конечно.
Костяшки пальцев, вцепившихся в подлокотники, снова побелели.
Где же это она прятала своего не известного миру внука — если, конечно, он и вправду внук? В питомнике, почти наверняка — в питомнике. А тогда зеленый — самый подходящий для него цвет. Читать-писать? Удивительно, что парень умеет связно говорить.
— Вот и прекрасно! Я хочу приставить тебя к связям с общественностью. Чиверы говорят, что ты очень контактен. Ты нравился буквально всем — от рабочих на ферме до маленьких детей.
Седрик Хаббард побагровел и мучительно сморщился — как сделал бы на его месте любой молодой парень.
— Бабушка, но я же…
— Например, — твердо оборвала его Агнес, — у нас бывают важные посетители. Сегодня вот приезжает некая принцесса, а значит, кто-то должен ее сопровождать по Институту и все такое прочее. Твоя, кстати, ровесница.
Рот Седрика беззвучно распахнулся. Как у рыбы, вытащенной на песок, посочувствовал Хейстингз. А принцесса — еще один элемент все той же игры. Нетрудно, кстати, догадаться, откуда приедет эта принцесса. И в такой-то момент старая карга рискнула привлечь к себе внимание информационных агентств! Поразительно, просто поразительно! Скорее всего, она задумала какой-то отвлекающий маневр — что-нибудь дикое, кошмарное. У Хейстингза упало сердце — только полный, законченный идиот может довериться Агнес Хаббард, когда у нее такое настроение. Эта сумасшедшая баба способна на все.
Негромкое предостерегающее “дзинь!”, и на дальней стороне пятиугольного стола появилась голограмма пухловатого человека с бледным, одутловатым, каким-то недопеченным лицом и волосами, поблескивающими, как вороненая сталь.
— А… — кивнула Агнес. — Седрик, я хочу познакомить тебя с ответственными сотрудниками Института. Это — заместитель директора Фиш, возглавляющий Службу безопасности.
Седрик вскочил на ноги, перегнулся через стол, протянул руку для приветствия — и только тут понял, что выставляет себя идиотом.
— Доброе утро, господин Генеральный Секретарь, — масленым голосом пропел Фиш. Масленым, как купоросное масло
. — Господин Хаббард? Надеюсь вскоре встретиться с вами во плоти. Насколько я понимаю, вы намерены посетить Кейнсвилл в самом ближайшем будущем.
— Э-э-э… — Седрик густо побагровел и взглянул на свою бабку (?).
— Завтра, — кивнула Агнес.
— Завтра, сэр.
Лицо Лайла Фиша оставалось безобидным и невыразительным, как тарелка манной каши. Он подслеповато вглядывался в Седрика сквозь чудовищно толстые очки, не дающие рассмотреть его собственные глаза (что и являлось, если верить злопыхателям, единственным предназначением этого оптического прибора). Он был по-собачьи предан Агнес. И он был одним из трех на Земле людей, вызывающих у Уиллоби Хейстингза искренний страх. Ловкий убийца со слащавой, почти подобострастной улыбочкой.
Едва закончился ритуал взаимных приветствий, как прозвучало новое “дзинь!”, появилась новая голограмма, и все повторилось.
За последние годы Рудольф Мур совсем высох и обесцветился. Впрочем, он и всегда был тихим, совершенно непримечательным — блестящий финансист, создатель и руководитель грандиознейшей в истории человечества сети взяток и подкупа. Пламя звезд, струящееся сквозь трансмензор в Кейнсвилл, давало энергию всей земной цивилизации, и, как однажды прикинул Хейстингз, по крайней мере десять процентов прибыли распределялись Муром налево, в обход всех законов и учета. Уже четверть века этот поток грязных денег помогал им всем — Хейстингзу в особенности — удержаться на вершине власти. На верху кучи яростно? рычащих, рвущих друг у друга гордо собак.