Студент
Шрифт:
Лицо девушки выразило чуть надменную игривость:
— В чьих личных? Твоих? Или моих?
— В наших.
— Даже так. И каким же образом?
— Ты можешь задержаться на работе ненадолго?
— В общем да. Ничего сложного.
— Прекрасно! — я искренне обрадовался. — Тогда…
Ход моей мысли был таков: Лена под каким-то предлогом задерживается на работе. В это время прихожу я. И мы вместе заходим в архив личных дел и смотрим одно из них.
— Одно? — переспросила Лена.
— Мне нужно только одно, — заверил я.
— Кого же?
— Это некто профессор Беззубцев.
— Господи!
Она вскрикнула это чуть ли не на весь пустой коридор. А я, наверное, был уже к такой реакции готов, выразительно приложив палец к губам: тише! И улыбнулся
Лена мельком обернулась: бессмысленно, но психологически оправданно. И драматическим шепотом произнесла:
— Откуда ты его знаешь?!
Я усмехнулся так, как это умели, должно быть, мудрецы Эллады.
— Я вижу, ты тоже его знаешь.
Она чуть сузила глаза в раздумье, и сразу в лице проступило нечто восточное. Совсем невидимое в повседневной жизни, но сохраненное в генах, доставшихся от пра-прабабушек и дедушек.
— Вот что, — решительно сказала она. — Давай, так мы и сделаем. Я задержусь. Ты только не опаздывай. Ты же в технопарке?
— Да.
— Телефон под рукой есть?
— Да, в складе. Внутренний.
— Тогда вот что. Позвони мне сюда… когда ты заканчиваешь?
— В шесть.
— Значит, без пяти шесть. Примерно, — и она продиктовала четырехзначный номер. — Запомнишь?
— Я твой домашний навсегда запомнил, а уж это…
— Вон как! Вот так вот прямо навсегда?
— Надеюсь, — и я сделал быстрое движение вперед, как бы намереваясь прикоснуться поцелуем в щечку, но недотрога оказалась проворнее. Успела отскочить и сделать хитрый вид.
— Не шалите, юноша. Все, пока! Не забудь позвонить, — и шмыгнула за дверь.
Я шел обратно, и на душе у меня расцветал праздник. Незримый миру фейерверк. Жизнь обещала нечто дивное, огромное, живой космос… мне хотелось захохотать, как последнему придурку, запеть что-то дурацкое, вроде «Ландышей», пуститься в пляс. Но сдержался. Только позитивная энергия распирала изнутри, я как будто увеличился в объеме. И сил казалось столько, что сейчас согну весь мир в дугу.
В таком настрое я подошел к гардеробщице, увлеченно читавшей нечто в «Вокруг света».
Ах, чудная, волшебная вселенная советских журналов, как-то незаметно исчезнувшая за стремительно пролетевшие годы новой эпохи!.. Она ведь охватывала всех, каждого. Наверное, ни одного человека в СССР не было, кто не смог бы найти себе издание по вкусу. Весь возрастной диапазон, от дошкольника до пенсионера: «Веселые картинки», затем «Мурзилка», «Юный натуралист», «Пионер», «Ровесник», «Юность», «Студенческий меридиан»… и так далее, вплоть до журнала «Здоровье». Все социальные уровни: от незамысловатых «Крестьянки» и «Работницы» до элитарнейшей «Науки и жизни». Издания по интересам, увлечениям, хобби: «Юный техник», «Юный химик», «За рулем», «Человек и закон»… Последний, между прочим, был нарасхват потому, что в нем иногда печатались отличные остросюжетные детективы. Чисто литературные, вернее, все же литературно-публицистические «толстые журналы» нарочито скромного вида, на грубоватой бумаге, без иллюстраций — для интеллектуалов. «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя»… К ним отчасти примыкала «Иностранная литература», печатавшая зарубежных авторов, но она была иллюстрированная, и бумага несравненно лучшего качества. Журналы национальные, на языках народов СССР. Журналы «на экспорт», для зарубежной аудитории — например, «Спутник». Убийственно унылая партийная пресса: «Коммунист», «Блокнот агитатора» и тому подобное — наверное, и она находила своего читателя. Журналы очень специфические: сатира, юмор, спорт, музыка, кинематограф, особенно были популярны «Крокодил» и «Советский экран». А самым необычным, конечно, был музыкальный журнал «Кругозор», где среди страниц квадратного формата размещались грампластинки из мягкого пластика голубого цвета. Их полагалось вырезать по намеченному контуру, а потом слушать. Однако прошивка книжки была такая хитрая, что слушать пластинки можно было, не вырезая их, а складывая издание пополам. Да, в центре страницы была стандартная дырка под стержень проигрывателя… Все это делало журнал самым дорогим в принципе (1 рубль), но сметали его с прилавков вмиг. Суть в том, что помимо идейно-эстетической педагогики (патриотические песни, классика, народная музыка; а бывали и декламации стихов, и даже, говорят, запись пения птиц в тропическом лесу!!!) «Кругозор» в каждом номере выдавал один-два популярнейших шлягера в исполнении звезд, вплоть до «Смоки» и «Битлз». А вообще говоря, каждый журнал стремился найти какую-то свою «изюминку» для привлечения подписчиков или просто покупателей. Если у «Кругозора» это были пластинки, то, скажем, «Работница» и «Крестьянка» нашли фишку в виде вкладышей-выкроек, по которым можно было выкроить и сшить какую-нибудь модную кофточку. «Экран» размещал крупным планом портреты кинозвезд, заранее зная, что сентиментальные барышни будут украшать ими комнаты. Иные устраивали дома целые иконостасы красавцев и красоток: Ален Делон, Клаудия Кардинале, Олег Стриженов, Олег Видов, Анастасия Вертинская… Да несть им числа!
Ну и, наконец, журналы широкого профиля, «для всех». Без специфики. Именно таких я могу припомнить лишь два: «Огонек» и «Смена». Второй, правда, возник как молодежный, но со временем превратился в универсальный. И еще пару можно отнести сюда, хотя они начинались как научно-популярные: «Техника — молодежи» и «Вокруг света». Их аудитория со временем из целевой превратилась во всесоюзную, причем последний гордился титулом старейшего. Пусть с перерывами, но он издавался с 1861 года! «Огонек» был помоложе, но в целом только эти два журнала выжили из дореволюционных, пройдя сквозь все бури ХХ столетия и, разумеется, изменившись, в соответствии с идеологией…
Вот бабушка в гардеробе и нашла для себя что-то в довольно уже затрепанном номере, который, видать, порядком походил по рукам. Вся с головой ушла в журнальное чтиво, за уши не оттянешь.
Я подошел, вежливо и внушительно сказал:
— Мне к концу рабочего дня велели еще раз в отдел кадров подойти, что-то там надо в бумагах отметить. Я поэтому не прощаюсь…
— Ладно, ладно, поняла, — закивала старушка, не отрываясь от увлекательных строчек. Система охраны и безопасности, особенно в дневное время, в советских учреждениях была очень условная. Да и правду сказать — жизнь тогда была настолько безмятежной… Нет, бывало всякое, кто же спорит! Но в целом 70-е годы двадцатого века были, возможно, самым мирным, самым спокойным временем во всей нашей истории.
Тем часом мой семнадцатилетний организм настоятельно потребовал подкрепления, и я перешел на быстрый шаг с пробежками. В столовой вполне могли бы все разобрать, и шиш тебе останется. Талон, правда, не пропадет, его можно было бы и завтра использовать, но оставаться голодным до вечера было что-то совсем неинтересно… Вот я и поднажал.
Влетел в столовую, когда труженики поварешек и кастрюль уже гремели посудой, завершая основную часть рабочего дня. Но я успел и получил свой комплексный обед: салат «Витаминный» (капуста, морковка, яблоко), борщ, макароны по-флотски, компот из сухофруктов, три куска хлеба. И горчицы сколько влезет.
Азартно умяв все это, я ощутил, что надо бы, конечно, чуть передохнуть. Времени у меня хватало. Электрокара тут уже не было, понятно, что Саша на нем уехал. И я немного посидел в тенечке, наслаждаясь предосенней красотой голубого неба с белоснежными облачными барашками… а затем неспешно пошел к складу, утрясая потребленные калории.
Саня, увидев меня, аж присвистнул:
— Ух ты! Как денди лондонский одет… Где прибарахлился? А хотя догадываюсь! Никак, сосед подогнал? Витек?
— Он самый.
Саша неодобрительно покачал головой:
— Все не угомонится никак… Говорил я ему, фарцовка до добра не доведет! Он комсомолец, не знаешь?
— Не знаю, — сказал я и мысленно окатился холодом.
А я-то сам, Родионов Василий Сергеевич — я комсомолец или нет?! Вот вопрос… Комсомольский билет? Что-то не припомню у себя такого документа. В экзаменационном листе… нет, там упоминания не было. Черт, надо порыться в шкафу, в тумбочке…
— Хотя… — в раздумье протянул Саша…
— Что — хотя?