Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея
Шрифт:
– А собачку? – спросила Матильда Николаевна.
– Меня вытащили и собачку вытащили. А кабы не я, то собака так бы и погибла, никто бы и не бросился ее спасать.
Бутылка хересу была выпита. Хрустальников был уже почти совсем пьян, сидел и пил чай с коньяком.
– Ну-ка, собачий спаситель, так как же собака-то визжала и лапками махала? Покажи-ка, как она лапками-то?.. – говорил Хрустальников. – Ты так отлично показываешь.
– Известно, как собаки… Ведь она между жизнью и смертью… Жить-то каждой твари хочется.
– Да ты покажи. Ну, изобрази все это в лицах…
– Да вот так…
Стукин замахал руками.
– Ну завизжи по-собачьи. Ну что тебе?
– Лавр Петрович… – Матильда Николаевна дернула Хрустальникова за рукав.
– Оставь… Что тебе! – рванулся тот и продолжал:
– Ну, ну, ну, Стукин… Изобрази-ка собаку.
– Да ведь я изображал.
– Ты ляг на пол и изобрази. Ну что тебе стоит? Ну изобрази…
– Иначе я не умею-с.
– Не умеешь! А не умеешь, так пошел вон! Да и пора тебе… Надоел… Прощайся с Матильдой Николаевной и иди домой.
– А вы-то? Я хотел вас домой проводить.
– Не надо. Я здесь останусь. Я с Матильдочкой останусь. А ты… марш!
Хрустальников был уже совсем пьян.
Стукин начал прощаться.
– Прощай, – сказал ему Хрустальников и протянул два пальца. – Прощай… Хоть ты и свинья, но ты благороднейший человек, ты хочешь прикрыть грех женщины и дать имя невинному младенцу. Ну, довольно… Пошел вон!
– Не обращайте на него внимания, не обращайте. Это он так, – говорила Матильда Николаевна Стукину. – Прощайте… Заходите… Мы поговорим.
– Всенепременно-с. За счастие считаю…
Стукин поклонился и уходил.
– Стукин! Стой! А когда же свадьба? – кричал ему вслед Хрустальников, но Стукин уже не слышал.
Глава VII
Визит невесте
Игнатий Кирилыч Стукин подходил к подъезду дома, где жила Матильда Николаевна.
В подъезде встретил Стукина швейцар. Задобренный в прошлый раз рублевой бумажкой для знакомства, на сей раз он уже не приставал с требованием снять калоши и только сказал:
– Да ведь Лавра Петровича там нет.
– Мне его и не надо. Я к Матильде Николаевне, – отвечал Стукин.
– К Матильде Николаевне? Ну смотрите, примет ли…
– Как же не принять, если она меня сама звала.
– Нет, я к тому, что там у них уж один гость сидит.
Стукин поднялся по лестнице и только что хотел нажать у дверей пуговку электрического звонка, как дверь отворилась, и из нее, пятясь на лестницу, вышел юный кавалерийский юнкер. Не замечая Стукина, он послал в открытые двери летучий поцелуй и стал спускаться с лестницы. Стукин юркнул в отворенную дверь. В прихожей около дверей стояла сама Матильда Николаевна. Увидав Стукина, она несколько оторопела.
– Вы каким манером?.. – вырвалось у ней.
– Я-с?.. Да ведь вы сами изволили звать меня, Матильда Николаевна. Вы сказали: приходите как-нибудь перед театром, после пяти часов. Лавр Петрович изволили на это согласиться, вот я и пришел.
– Ах да… Виновата… Я совсем забыла… К тому же вы так вдруг… без звонка… Я так перепугалась… Милости просим, мосье… Все позабываю, как вас…
– Стукин… Игнатий Кирилыч Стукин.
– Прошу покорно в гостиную, мосье Стукин. Снимайте шубу и пойдемте… А я вот провожала одного моего родственника. Горничная приготовляет мне платье к сегодняшнему спектаклю, так я сама… Добрый мальчик он, но глупенький еще… Я так и смотрю, впрочем, на него, как на неразумного, ветреного мальчика. – Косметики не были в большом ходу у Матильды Николаевны, а потому при свете лампы, хорошо освещавшей маленькую прихожую, можно было видеть, как она, говоря эти слова, покраснела. – Ну, пойдемте в гостиную, – еще раз прибавила она, когда Стукин снял с себя шубу.
– Прежде всего,
– Мерси. Это Лавр Петрович прислал? – спросила она.
– Нет-с, это от меня… Я сам-с… Лавр Петрович даже и не знают, что я сегодня отправился к вам.
– Скажите, какой вы милый и любезный… Я даже и не ожидала.
– Во мне, Матильда Николаевна, души много. Я все понимаю-с… Только бы меня поняли… Я всегда готов-с…
Они вошли в гостиную.
– Садитесь, пожалуйста. Лавр Петрович здоров ли? Он у меня сегодня не был, да и вчера не заезжал. Разве вот, может быть, сегодня в театре его не увижу ли? – говорила Матильда Николаевна.
– Слава богу-c… Я их видел мельком в правлении, когда они проходили в директорскую, но сам в директорскую не заходил, чтоб засвидетельствовать им свое почтение. У нас, знаете, управляющий этого не любят и сердятся. Им все кажется, что на них жаловаться идут. Это то есть управляющему-то… – пояснил Стукин.
– За что же жаловаться? Разве он нехорошо обращается со служащими?
– Не то чтобы нехорошо-с… У них и не разберешь, ласковы они или неласковы, потому всегда без улыбки и лицо строгое, а они не так поступают. Для себя – все, а для служащих – ничего, особливо для мелких. Сами пользуются, берут под долгосрочные векселя, и много берут, а служащим даже малостью попользоваться не дают. Теперь билеты процентные или акции… Очень многие служащие могли бы извернуться, купить каких-нибудь плохоньких, низко стоящих бумажек и заложить повыгоднее, а они ничему этому не внимают. Дают они попользоваться и своему зятю, двум племянникам, старшему кассиру, бухгалтеру, а уж больше никому… А ведь у нас служащих-то в правлении шестьдесят человек кроме артельщиков. Вот господин управляющий и боится, что кто-нибудь из этих служащих придет в директорскую да и начнет: так, мол, и так, господин директор, дозвольте и нам… Ведь у нас директора в банке ничего не знают-с и ничего не понимают-с… Дела делает управляющий, а они только подписывают. Они только для украшения… Они, так сказать, извините за выражение, все равно что кот в лабазе. Придут, посидят и уйдут.
– И Лавр Петрович, стало быть, у вас в банке – все равно что кот в лабазе? – спросила Матильда Николаевна.
– Нет, они-то еще не так… Они все-таки иногда занимаются, а то у нас есть такие, которые только приезжают для того, чтоб рассказать друг другу, какая новая французская мамзель в Петербурге проявилась, где хорошие устрицы продаются, кто какое пари на бегу выиграл, – вот и все. Приедут с завтрака из фруктовой лавки, поговорят и поедут обедать к Борелю в ресторан.
– Кот в лабазе… Директора в банке для украшения, все равно что кот в лабазе… Прелестное сравнение… – улыбалась Матильда Николаевна. – Да вы большой остряк, Стукин. Я и не подозревала за вами такой прыти.
– Хе-хе-хе… – захихикал Стукин, спохватился и прибавил: – Только уж вы, пожалуйста, Матильда Николаевна, не рассказывайте об этом Лавру Петровичу, что я их котом в лабазе назвал, а то они обидятся и мне может выйти неприятность.
Матильда Николаевна как бы встрепенулась.
– Не рассказывать? Ну хорошо, хорошо… – заговорила она. – Только, мосье Стукин, услуга за услугу. Я не скажу Лавру Петровичу, что вы его назвали котом в лабазе, а вы, в свою очередь, не рассказывайте ему, что вы встретились у меня с этим мальчиком, с юнкером. Я не боюсь Лавра Петровича, он даже, кажется, знает, что у меня есть родственник-юнкер, но, знаете, он старик, а старики все ревнивы. Он и верит мне, а все-таки ревнует. Так даете мне слово молчать?