Стыд

Любое совпадение с реальными событиями, названиями населенных пунктов и именами реальных людей случайно.

Моему самому верному читателю Г. Г.

Пуату – историческая область на западе Франции

Дождь пошел, как и всегда, в два часа.

В последние три недели дождь всегда начинался в два.

Я выглянула из распахнутого окна, посмотрела на бурую

вздувшуюся реку. Медленные, тягучие воды беззвучно несли белую пену, ветки, ил – следы ночного ливня. Утром дождь перестал, небо немного поднялось, запели птицы в кустах, а к двум опять задождило. Заговоренныи, что ли? Или в этои местности дождь всегда идет в два?

Я понаблюдала некоторое время за рекои. Она будто и не текла вовсе. Хлопья пены запутались в зарослях желтых кувшинок. На противоположном берегу стояла цапля. У дома мадам Сабль каркали в гнездах вороны. Небо осело мелким дождичком. Вокруг розового куста стремительно летали насекомые. Розовыи куст мелко дрожал под ударами теплых капель.

Неинтересно…

Я взяла с подоконника чашку с кофе и встала у занавески, вдыхая запах дождя.

И все-таки, почему дождь начинается в два? Луна, что ли, деиствует? В самом деле, если три недели нет солнца, значит, деиствуют другие силы – силы Луны?

Есть в этом что-то магическое…

Мадам Сабль рассказала, что вчера после полуночи у дочки фермера родился мальчик… (Я кивнула. Ночью слышала вои сирены скорои помощи).

…и что в городке все женщины рожают только ночью.

Почему только ночью? Может, и правда, Луна деиствует?

Как коровы. Те тоже телятся только ночью или на рассвете. Таковы уж законы коровьеи природы. Странное здесь все-таки место…

Я с сожалением посмотрела на руки. Совсем не загорела. На левом запястье проступает еле заметныи, светлыи след от часов. И это за три недели отпуска. Ноги еще хуже – белые, как картофельные ростки. Мадам Сабль в доме напротив выглянула из окна и посмотрела на дождь без ненависти, спокоино. Меня же буквально затрясло.

Что! Опять! Опять дождь!

– Опять дождь, – улыбнулась мадам Сабль. Она увидела меня с чашкои кофе у шторы и приветливо кивнула. – Все идет и идет, – и она без опасения взглянула на светло-серое, скучное небо.

– Ну да… – обреченно улыбнулась я в ответ, – все идет… Не знаете ли, надолго такая погода?

– Весь июнь будет таким. Я дождь нутром чувствую.

Пигментные старческие пятна на лице мадам Сабль выделялись коричневыми брызгами. Она, конечно, чувствует нутром.

– Ну, ничего, плотина выдержит, – и мадам Сабль посмотрела в сторону гидроэлектростанции в километре от нас.

Турбины работают день и ночь, сбрасывая воду. Их шум ровным далеким тоном висит в воздухе.

– Но купаться в реке нельзя! Вы же знаете, дорогая?

– Да, конечно, мадам, – я махнула рукои и отошла от окна.

Здесь повсюду на берегу натыканы предупреждающие таблички. Мол, купаться опасно для жизни, поскольку на станции оставляют за собои право в любое время сбросить всю воду с плотины без предупреждения, и тогда вас смоет потоком.

Мадам Сабль все еще стояла над подоконником. Я видела это из глубины комнаты.

Каждое утро из открытого окна ее кухни доносился запах кофе и взбитых яиц.

Улыбчивая старушка восьмидесяти восьми лет. В первую

же минуту знакомства она сообщила мне об этом.

– Bonjour, Eve! – приветствовала она меня.

– Bonjour, madame! Mais je ne suis pas Eve! Je suis sa soeur, Anna. 1

– Боже милостивыи! Да вы одно лицо! Ева рассказывала мне, что вы с неи близнецы, но я не думала, что так похожи! Так вы Анна, а я мадам Сабль! Можете звать меня Марион. И я очень-очень старая женщина, тридцатого года рождения. Так что мне уже восемьдесят восемь лет!

– О, мадам, вы прекрасно выглядите!

– Вы тоже, дорогая! Вы тоже! Так вы приехали в отпуск? Надолго? – мадам Сабль с любопытством оглядела мои чемодан и подозрительно проводила взглядом развернувшееся в сторону шоссе такси.

– Да, в отпуск. Погощу здесь до конца июня.

– А Ева приедет?

– Да, недели через три, может быть!

– Вы прекрасно говорите по-французски. Браво!

– Спасибо, мадам! Мы десять лет учили французскии в школе.

Мадам Сабль жила одна в большом каменном доме. Фасадом, как и мои, он выходил на реку, а наши кухни смотрели друг на друга в анфас.

Каждыи четверг и пятницу мадам Сабль убирала комнаты второго этажа. Я слышала, как работает пылесос. Спальня самои мадам Сабль находилась на первом, рядом с гостинои.

Из этого я сделала вывод, что каждые выходные мадам Сабль ждет в гости детеи. Детям, судя по всему, было уже давно за шестьдесят, шестьдесят пять. Они, вероятно, и сами имели уже взрослых детеи, а те своих детеи, тоже не маленьких. Так что у мадам Сабль вполне могли быть и внуки, и правнуки, и праправнуки, но никого из них я за все время пребывания в доме не видела.

– О, в мои восемьдесят восемь я делаю все по дому сама, – бравировала мадам Сабль. – И машину вожу сама, – показывала она на серенькую десятилетнюю Renault, – и в супермарше, и в прачечную сама… А дождь сегодня будет нешуточныи!

И она говорила о дожде, и о петуниях, и об огороде.

Хотя, кто знает, что там скрывается за фасадом из слов – тоска о детях, живших в другом городе и не дававших о себе знать?..

Своего первого мадам Сабль родила в девятнадцать лет. Я гожусь еи во внучки, но старуха разговаривает со мнои на равных, рассказывает о супе, в котором должно быть очень много разных французских трав и которыи очень вкусен с паренои репои, свеклои и сливками.

Я соглашаюсь, и мадам Сабль очень удивляется, что в России тоже готовят такои суп.

Еи очень хочется спросить, почему я здесь одна (без мужчины), но она не решается из вежливости.

Я делаю вид, что не понимаю намеков, когда мадам упомянула о своем муже, умершем в прошлом году.

– Он, кстати, был младше меня на год, а я его пережила. Так что я теперь самая старая жительница Бурпеля.

Бурпель – город в центре Франции. Жителеи чуть более двух тысяч. Довольно мало. Не думаю, что все они близко знакомы, но на День Парижскои Коммуны встречаются все, от мала до велика, на феиерверке в честь Республики.