Стыдные подвиги
Шрифт:
Но начинающий каратека не переживал: он знал, что скоро вернется домой — и вот тогда начнется настоящее дело. Боевым искусствам будут посвящены несколько ближайших лет. Каждый день по нескольку часов, без спешки, с полной концентрацией.
Шпагат был неизбежен.
Демобилизованный рядовой боец войск ПВО переступил порог родительской квартиры в ноябре восемьдесят девятого года. Через неделю узнал, что неподалеку открывается клуб карате, и тут же внес плату за три месяца вперед.
Воспоминания о полутемном, пахнущем гнилым деревом армейском спортивном зале, о ржавом обогревателе и нацарапанных гвоздем отметках на сыром полу теперь вызывали только улыбку. Гражданская жизнь — это прежде
По вечерам — обязательный поход в видеосалон (если это было по карману). Неловкие костоломы — Сталлоне и Шварценеггер — не возбуждали, зато малый по имени Ван Дамм очень нравился. Его растяжка была великолепна. Культовый фильм «Кровавый спорт» был просмотрен около тридцати раз. Особенно импонировало, что у Рубанова и Ван Дамма одинаковый рост: метр семьдесят семь сантиметров.
В карате-клубе дембель скучал. Пока все делали по тридцать отжиманий на кулаках, он делал шестьдесят. Если вставал в спарринг — старался не бить в полную силу. Призрак первого учителя, старлея Смирнова, кружил вокруг и негромко посмеивался: «Опять понты! Зачем прыгаешь, зачем рожи корчишь? Вали его с одного удара, и пусть уползает!»
Утро начинал с пробежки. В дни, свободные от карате, ходил в другой зал, там тягал штангу. Уличных драк не искал и за первый год гражданской жизни так ни разу и не подрался.
Только в зале. Только с поклоном в адрес соперника.
До шпагата оставались считанные сантиметры.
Если мать просила помыть посуду, он ставил рядом с мойкой два табурета — один на другой, — задирал ногу и в таком положении манипулировал ложками и тарелками.
Позади было два с половиной года занятий. Теперь суровый дембель хотел не просто садиться на шпагат — после тщательной разминки и разогрева. Атаковать в любой момент, в зале и вне его, без подготовки, решать любой конфликт единственным ударом, без дискуссий, молча, боковым в висок; мгновенное движение, глубокий нокаут, и ты идешь дальше — вот чего хотел наш герой.
Однако биться было не с кем. И некогда. Трижды в неделю дембель садился в поезд и ехал в Москву, в университет, — хлопотать насчет возобновления учебы. Обложился учебниками. Древнерусская литература. Зарубежная литература XVIII века. Практическая стилистика русского языка. Но ни одна даже самая мудреная наука не давалась студенту так трудно, как растяжка.
Он купил журнал, посвященный звездам Голливуда, и прочел, что Жан-Клод Ван Дамм, приходя в кабинеты продюсеров, сразу брал два стула, ставил на расстоянии полутора метров друг от друга, садился меж стульев на шпагат и в таком положении вел переговоры. Дембель Рубанов был скромнее Ван Дамма и не хотел быть кинозвездой — но очень хотел однажды взять два стула и повторить тот же трюк.
Ему снилось, что он раздвигает ноги — шире, еще шире, и еще, потом наклоняется, упирается руками и садится, и внутренние поверхности бедер касаются деревянного пола.
Есть было нечего, одежда стоила бешеных денег, развлечения молодежи сводились по большей части к распитию дешевого спирта, — любое самосовершенствование в таких условиях можно было считать чем-то вроде сублимации. Физкультура не требует расходов, иди в парк, в лес — и занимайся. Тощему было непонятно, почему столь простая мысль не выгоняет
Весной девяносто первого года к тощему пришел школьный друг.
— Говорят, — сказал он, — ты освоил джиу-джитсу.
— Карате-до, — поправил дембель.
— Знаю. «Пустая рука», да?
— Нет. Путь.
— В смысле?
— «Путь пустой руки».
— Ага. Но джиу-джитсу звучит красивее. Я буду говорить всем, что ты мастер джиу-джитсу.
«Кому — всем?» — удивился про себя тощий и возразил:
— Мне далеко до мастера.
— Неважно, — серьезно сказал школьный друг. — Ты не живешь. Ты готовишься жить. А тебе уже можно не готовиться. Ты готов, понимаешь? Ты прошел свой путь. Ты уже натренирован.
Дембель хотел возразить. Сказать: еще нет. А как же шпагат? Мне осталось всего восемь сантиметров!
Не сказал. Но утром не вышел на пробежку, проспал. И на тренировку не пошел. Полдня думал. По всему выходило, что друг прав.
Спустя три дня друг приехал уже на машине; смеясь, рассказал, что ночью у него украли «дворники», длинные резиново-металлические щетки, убирающие воду и грязь с лобового стекла. Поехали в Москву, по пути начался дождь; остановившись на светофоре, друг вышел и сорвал «дворник» с машины, остановившейся рядом. Сел обратно — и уехал. Ограбленный гражданин не смог вовремя тронуться с места. Может быть, от возмущения перепутал педали. Либо испугался. В тот год молодые люди, подобные другу нашего тощего дембеля, появлялись все чаще, хотя уголовные слова «беспредел» или «беспредельщик» еще не вошли в активный оборот. Возможно, гражданин решил, что юный негодяй выстрелит в него из обреза или пырнет ножом.
Спустя месяц наш герой сделался мелким бандитом. Несколько раз осквернял себя участием в уличных драках, но ни разу не ударил ногой в голову. Как-то не получилось, обошелся без этого.
Спустя два года превратился в бизнесмена, продавца вина. А бизнесмены вообще не бьют друг друга ногами.
Спустя три года тощий стал финансистом, из тех, кто всегда готов ковбойским жестом выхватить из кармана круглую резиновую печать.
Спустя пять лет — постояльцем следственного изолятора «Лефортово». Первый месяц сидел в одиночке. И когда успокоился и понял, что в тюрьме тоже можно жить, однажды, выведенный на прогулку, снял туфли, носки — и попробовал сесть на шпагат.
Долго смеялся от отчаяния.
Двенадцать лет назад узкогрудым цыпленком он пришел на стадион. Восемь лет назад впервые встал в спарринг. Семь лет назад впервые повалил соперника подсечкой и понял, что может побеждать. Пять лет назад забросил тренировки.
Может, не надо было слушать школьного друга? Может, следовало остаться в зале?
У японских мастеров боевых искусств есть грустная поговорка: «Карате-до — это не только пустая рука, но и пустой карман».
Он оглядел серые, ноздреватые стены прогулочного дворика. У него отобрали свободу — он не жалел свободы. Он имел деньги и потерял — но денег тоже не жалел.
Каждый день оперативники и следователи называли его мошенником и вором — он не жалел ни себя, мошенника и вора, ни тех, кто его так называл.
Он жалел только того солдата, рядового войск ПВО, вставляющего босые ступни в веревочные петли и царапающего гвоздем отметки на холодном деревянном полу.
Еще немного жалел старшего лейтенанта Смирнова. Учитель потратил так много времени на своего ученика! Учитель думал, что ученик пойдет по пути воина, — а ученик не пошел.
Пока сидел — часто обещал себе, что возобновит тренировки сразу же, как только его освободят. Но когда вышел, увлекся вместо спорта курением травки и алкоголем.