СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
Меньше чем за минуту я быстро облазила под столом весь зал. И облегченно уселась у второго чемодана – один я полностью выложила... Я довольно и широко улыбалась под столом. Они все такие верующие, все молят – подай мне, Господи, знак... Ну я им и подала... Знак подала, а дальше и самим надо за пулемет браться, братцы... А то как? Никакой Господь за вас стрелять не будет... Я вздохнула – они ведут себя как дети. Я подумала про себя, что я умная. Ведь я понимала, что Господь может дать лишь вдохновение, а пострелять врагов надо самим. А то лежат на печке, и думают, что все за них кто-то поделает. Но, честно говоря, у меня чесался пулемет. Ну, в смысле то место, где он должен быть. Мне очень хотелось посмотреть на тех, кто придут за этими большими детьми требовать у них у них же украденные деньги... Мне это не нравилось.
В это время прошли те десять минут, на которые они собирались истово изо всех сил молиться. Я это поняла, потому что раздались странные звуки.
– Ах!
– Ой... – растеряно сказал кто-то. Изумленный вздох оббежал стол, словно люди очнулись после молитвы, натыкались на божий знак и тут же застывали.
...И началась какая-то удивительная, дивная тишина, точно они не просто парализовано умолкали, а останавливали даже сердце. Переставая дышать от того, что случилось в жизни. Я даже испуганно сжалась от этой тишины...
Глава 51.
А потом все взорвалось. Кто-то истерически рыдал и его утешал сосед. Я видела, как вздрагивали ноги. Кто-то счастливо смеялся. Я видела, как рядом со мной, обнявшись, двое и смеялись и плакали одновременно, вытирая счастливые слезы.
Я поняла, что это психи. Почему некоторые из них дрожат? Зачем плакать? Зачем пересчитывать фальшивые деньги? Каждую купюру?
– По тысяче купюр в пачке... – ошеломленно крякнул молодой голос издателя, что издавал крепкую воспитывающую и нравственную литературу, а мне рассказал свой тайный план возрождения русской литературы. – Это же по пол-лимона помидор и по десять капусты, кому попало...
Я пожала плечами – вот еще один фрукт. Лимоны везде мерещатся. Он сам лимон. Он так хорошо рассказывал про возрождение и про свой авантюрный план, что я даже заслушалась тогда. В общих чертах для меня это выглядело так.
Он рассказал, что на конкурс ему прислали не менее ста тысяч произведений со всей страны. То есть в России не менее полмиллиона писателей. Он хотел поделать из всех этих неграмотных полуписателей мастеров... Он, как и все восточники, признавал только слово Мастер, а не “гений”. Он рассказывал соседу, сидя надо мной, что существуют где-то тридцать всем известных на западе правил написания “блокбастера”, скелет бестселлера... Потому бывает так, что у американцев ни новой идеи, ни сюжета – вообще сплошная примитивщина, даже читать неинтересно, а не оторвешься. Недаром, у них так распространены мастер-классы. А у наших даже элементарная так называемая структура воздействия и то игнорируется. Все знают завязку-нарастание-кульминацию-развязку, но даже элементарных вещей про нее не знают. Мейерхольд говорил, что для успеха пьесы в кульминации надо дать по нервам, она должна быть максимально напряженна, он в некоторых пьесах стрелял из пулемета поверх зала. А вот развязка, конец, должны быть максимально эффектны, красивы, но ни в коем случае не напряженны. Нет, дело не в том, что как в кино, герой в кульминации в безнадежном бою видит, что убивают его друга, потом кричит, бьет себя в грудь, встает и идет на тысячи врагов один... И не в том, что тут под кульминацию идет и признания в любви и т.д. Это все дело автора... Хотя большинство блокбастеров можно использовать в качестве учебников писательского мастерства – открываешь рядом с учебником и хихикаешь – вот идет эта деталь, потом вот эта, все по учебнику с самого начала. И опять миллионы прибылей... И ничего тут нету повторяющегося и стыдного – скелет есть у каждого, в том числе и у произведения... Конечно, у произведения есть еще и более глубокие пласты воздействия. Каждый замечал, что красивые лица – это часто именно одухотворенные лица. Искаженные злобой, раздражением, ненавистью, гневом, они же редко бывают красивыми. Начинающие авторы не знают еще одного основного закона – пережеванное не вкусно. Описать, как кушаешь, можно, а как жуешь кашицу и перевариваешь – отвратительно. Особенно постельные сцены... Если это не описание чувства, любви, то это только оттолкнет... И, наконец, – внутренние пружины зажигания любви к произведению... Об этом вообще у нас не учится... Их тоже не так много, штук тридцать... Здесь надо вообще сказать, что при анализе супербестселлеров, тиражи которых достигают миллиарда, оказалось, что это добрые, хорошие книги. “Гарри Поттер” Роулинг – к примеру, вообще добрая, хорошая сказка. Герой только в четвертой книге в первый раз поцеловался. Одна из пружин этой книги – это настоящая чистая дружба между мальчиком и девочкой, Гарри и Гермионой, где они крепкие друзья (влюблены они в четвертой книге в других). Книги Дарьи Донцовой, основные серии про Дарью и про Евлампию – вообще не содержат любовных интриг героинь, но зато основаны на описании рождающегося братства незнакомых людей. Здесь и Катюша, которая притаскивает домой всех, кто нуждается, воспитывает как родных двух чужих детей и даже не думает об этом. И Евлампия, становящаяся своей в чужой семье, настоящие сестры. И воспринимающая чужих детей как родных, и даже не замечающая этого. И Наталья, и Дарья, помогающие друг другу больше, чем настоящие сестры. А в мировом любовном бестселлере “Птичка певчая” Гюнтекина вообще целуются в конце один раз, зато героиня удочеряет чужую девчонку. Супергерой Эндер целует кого-то только в конце второй книги, зато братства там достаточно. В супербетселлере “Три мушкетера” есть и объятия, но зато дружба мушкетеров уже вошла в пословицы... А Толкиен? А Эддингс? А Менолли Маккефри? А Волкодав Семеновой из России? Волкодав даже не поцеловал героиню, такой себе образец абсолютно благородного брата тиражом в России свыше миллиона. Давно установлено, что, например, описание чистого братства, настоящей дружбы не связанных кровно людей – это обычно элита бестселлеров. Это миллиардные тиражи. Это заводит чувство... Если б люди мечтали занять высшее место в рейтингах, то они, наоборот, состязались бы в благородстве героев и доброте книги... Любят “Иронию судьбы”, а не “Порно”...
Этот издатель предложил простой для государства план. Для государства сто миллионов долларов – это тьфу и растереть. На покупку трех игроков для футбольного клуба наши миллионные монстры тратят больше. Печатать будут только произведения высокой нравственности. В издательстве же стандартно будут требовать наличия в произведении 30 элементов структуры и 30 элементов воздействия, начиная работать с каждым. Отдельно выписав их на листочке. Не секрет, что большинство известных писателей переделывали и переписывали свои первые вещи по указанию редакторов. Рыбаков “Кортик” переписывал трижды. Даже Донцова немного перерабатывала первую книгу. А при жестком требовании конкретных вещей писатель сам будет смотреть, какого элемента нет. Литредакторов издатель поставит своих. Плевать, что большинство начинающих делает ужасные ошибки... Но, самое главное, печатать наш издатель будет только нравственные произведения... Именно нравственные... Будут гнать все нравственные произведения, в которых есть установленные шестьдесят признаков и по которым погулял атаман литкорректор. Десять тысяч экземпляров книги в плохой обложке и на плохой бумаге вполне укладывается в 3000 долларов в отдаленных типографиях. И он будет публиковать все, что имеет нравственную и воспитательную направленность, отвечающую его предложенным условиям. Поскольку в России не меньше миллиона писателей, он рассчитывал, исходя из количества присланных на конкурс произведений (около пятидесяти тысяч) публиковать по тридцать-пятьдесят тысяч в год. Имеется в виду, от имени государства, как проект возрождения литературы. Это восемьдесят-сто миллионов долларов.
Поскольку литература будет нравственной, то особого вреда эта литература не принесет, а тысяч тридцать наименований нравственных приключенческих остросюжетных книг начисто похоронят под собой всю американскую переводную литературу. Так же, как и всю коммерческую. Тут раздался крик, что он похоронит русскую литературу. Все накинулись на него. “Плевать” – сказал тогда он. Зато я поделаю из них хотя бы хороших ремесленников, если не мастеров. К тому же, из ста тысяч найдется хотя бы десяток, которые станут успешными, которые начнут гнать серии, и на которых мы даже сможем окупить проект. Зато дети будут учиться братству, дружбе и нравственности; зато мы не оставим ни одного клочка русской истории, который был бы невоспетым, как когда-то произошло во Франции с Дюма и другими... Все равно и детям и взрослым хочется увлекательной, но чистой и доброй литературы... Книги, к которым придет успех, естественно, будут допечатываться и приносить прибыль... Проект может стать даже окупаемым.
А когда ему сказали, что раскрученные и воспитанные писатели могут уйти от него, он очень нехорошо улыбнулся.
– Пусть уходят! – сказал он тогда. – Каждый раз в таком случае он принесет мне еще большую прибыль, чем могли бы принести его произведения...
Он хихикнул. Мне понравилось. И чтоб подать знак этому человеку от Бога, я положила ему двадцать пачечек с Чейзом, тех фальшивых долларов, на которых было написано 10000 и которых не существует.
И сейчас он их зачем-то пересчитывал.
Я слышала, как он теперь, после молитвы, считает их и говорит глупости про лимоны. Мол, по официальному курсу у него на два года и 200 лимонов, ибо в каждой особой пачке у него по десять лимонов. Идиот, там не было лимонов! Но он сказал, что эти старые купюры имеют коллекционную ценность и их продают по цене в два-три раза больше, потому этого должно хватить на шесть лет реализации программы... И у него 400-600 лимонов. Поистине, как в задачке по математике, когда Коля съел десять лимонов.
А наверху вдруг начали обниматься, целоваться, петь...
А я сидела, как дура, испуганно сжимая один из мешков возле чемодана. Ведь не так много прошло времени, а во время тишины я боялась пошевелиться.
И тут, пока наверху царили сумасшествие, шум, я вдруг увидела, как ко мне по полу ползет на четвереньках маленький ребенок. Совсем младенец. Я в ужасе застыла. Я вдруг поняла, что он видел, как я раскладывала пачки.
Он, дебильно улыбаясь, протянул руку к пачке, зажатой в руке.
Я дала ему кулек конфет, купленных для Принцессы, незаметно убрав толстую пачку денег в раскрытый чемодан обратно.
То, как исказилось лицо ребенка, когда он увидел в своей руке вместо пачки кулек конфет, и что он при этом сказал, было неповторимо.
Я сидела с открытым ртом. У меня по лицу покатились слезы. За что меня так оскорбили? Ведь я дала дитю самые вкусные конфеты! Меня еще никогда так не обзывали! Чтоб так, и еще ребенок в полтора года.
Зверски посмотрев на меня, он быстро вылез.