СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
– Единичная модель YAMAHA ручной сборки для специальных гонок со смертью... Таких вообще нет еще ни у кого в мире! – гордо ответил Иван. – Для нее специально делали, она стоит больше, чем все твои штуки вместе. Двадцать цилиндров, самолетная турбина мгновенного прыжка, суперкомпьютер... Он стоит как самолет.
Тот дрожал.
– А можно... – он протянул руку.
Иван коротко захлопнул дверцу.
– И потому если ты вздумаешь продать еще хоть один мотоцикл девочкам, я тебя просто пристрелю!
Тот дернулся, не отводя печальных глаз
– Мы приехали сюда за конкретной моделью! – жестко сказал мой начальник.
Тот оживился.
– Сейчас покажу все... – быстро засуетился он.
– Нам вот тот! – сказал Иван, показывая на один из мотоциклов. – Я так и знал, что он у вас есть...
– У нас все есть! – гордо сказал продавец. И тут же прикусил язык, поникнув. Он вздохнул и печально добавил: – Естественно, кроме мотоциклов со встроенным самолетом...
У него руки дрожали, когда он смотрел на машину.
Мы же бегали с Олей от мотоцикла к мотоциклу, не обращая на скучных людей внимания.
– Оля, а у тебя деньги есть? – тихо спросил ее Иван, приводя хоть ее в чувство, когда продавец отошел.
– Вечно вам, мужчинам, надо испортить настроение... – вздохнула та, приходя в себя. И укоризненно сказала мне: – С тобой я совсем потеряла соображение и понимание, что можно и нельзя мне...
Я тоже немного пришла в себя, правда не отрывала глаз от мотоциклов и следила за ними глазами.
– А проверить? – я вдруг оживилась, увидев, какую модель выбрал Иван для телохранительницы.
– Сейчас, сейчас... – засуетился быстренько продавец. – Сами проедетесь-с?
Я мигом нахлобучила себе на самую макушку и нос шлем, и гордо посмотрела на окружающих, запрыгнув в седло.
– А вы умеете ездить? – запоздало спохватился он.
– Не знаю, еще не пробовала... – честно сказала я, вспомнив откуда-то фразу, которую и сказала связно целую. И загордилась своей памятью и умом, предвкушая, что сейчас узнаю, могу ли я ездить...
– Стой! – дернулся он, но было уже поздно. Я уже пошла... Даже не знаю как сама. Руки что-то дернули сами.
Мотоцикл мгновенно стал набирать скорость.
А я вдруг поняла, как легко им рулить. Восторг охватил меня. И я что-то сжала. И мотоцикл вдруг дернулся вперед.
Сначала я еще улыбалась пролетавшим ошарашенным людям, разлетавшимся, как куры, в разные стороны. И даже кивала им.
Но он пошел вперед, а людей становилось все больше.
Я уже отчаянно вцепилась в руль, уже начиная мелко дрожать с мотоциклом.
А потом на скорости пошли сплошные преграды, и я уже только и делала, что дергала руль, безумно вцепившись в него. Сама не знаю, как мне удалось изворачиваться, все убыстряя бесконечные поворотики. Я закусила губы и в отчаянии летела среди встающих нагромождений.
Я лихорадочно жала ногами слева и справа, но никак не могла нащупать ни левой ни правой ногой тормоз. Этот ублюдок так и не показал мне, какая педаль внизу тормоз, а какая – газ.
Лихорадочно вспомнив, что лошадь, на которой так сидят, останавливают, дергая на себя поводья, я, сцепив зубы, и сжав покрепче руки, рванула руль на себя.
Ах... Мотоцикл бросило вперед. Если раньше был ад, то теперь было что-то невозможное. А он все набирал и набирал скорость.
Я выла, кричала, ревела в шлеме громадными слезами с перекошенным от отчаяния лицом, но ничего не могла поделать. Мне просто приходилось уворачиваться, чтобы выжить, и приходилось это делать сжав зубы.
Не знаю, может меня спас чудовищный глазомер и точность руки бильярдиста, может – опыт предыдущих гонок, может – божье чудо, но я еще держалась.
На полной скорости я влетела в кучу мотоциклистов, идущих по небольшому мотодрому вокруг автосалона вместе с инструктором. Не знаю, как я прошла через их строй, так бешено поизвивавшись на этом мотоцикле, что никого не убила. Инструктор, бросив мотоциклистов-новичков, бросился за мной вдогонку.
Я выла и рыдала в полуобезумевшем состоянии, превратившись в безумного робота, который в секунду совершал десятки изворотов на бешено гнавшем мотоцикле. Но иначе не могла. Я иначе погибла бы на такой скорости. Я должна была извернуться, и все этим сказано. Иначе – смерть. И, обезумев от напряжения, я выкладывалась на всю, ловя ничтожные признаки и мгновенно сворачивая в любой просвет.
Инструктор никак не мог меня догнать в этой мешанине.
Я выла как сирена.
А потом пошли трамплины, извивы...
Я просто обезумела. Даже не знаю, как я выжила и прошла все это на такой скорости. Периодически проходилось прорываться сквозь автосалон, ибо трасса все время возвращалась к нему по кругу. И тогда был просто ад.
Мотоцикл выл, визжал, колеса визжали.
И чем я сильнее вцеплялась в тупом отчаяньи в руль, чем сильней сжимала руки, тем быстрей мчался идиотский мотоцикл.
Инструктор раз пробовал догнать меня, но не мог выдержать ту же скорость на участке с препятствиями...
Я лишь на долю секунды глянула на спидометр и увидела цифру 320.
Я дико завыла. Даже не слезы, а крокодильи жемчужины катились по щекам. Одно дело триста двадцать на ровной трассе, а другое дело – на переполненной препятствиями, людьми, машинами трассе. Руки стали словно сами, мозг обезумел, я даже сама не понимала, как и чего дергаюсь, все время уходя от неминуемой смерти, ложа мотоцикл только поворотами и рывками первого колеса вверх по трассе.
Я давно уже потеряла счет времени. Время словно застыло. Одно дело, когда секунда тянется в кафе, а другое – когда перед тобой тысячи препятствий на той же скорости. Со страшной четкостью руки работали словно умные, со страшной, обезумевшей четкостью, безжалостной точностью и повиновением, тело само извивалось и бросало это чудовище. Я прыгала по крышам машин, взлетала даже по боковым бортам машин, резко ложа мотоцикл в поворот и перекидывая его на боковую стенку грузовика в мгновение поворота. Я сама не знала, что я делала.