СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
– Дэвушка, хочь подвезу до метро? – рядом со мной притормозил грузин, открывая дверцу. Я быстро села назад, вкинув сумки, ибо увидела, что из-за угла появились преследователи. Впереди был тот паршивый и нехороший помощник моего мужа.
– Сто долларов, – сказал грузин, тоже увидев то же самое.
– Ах, успокойтесь... – мигом вытерла слезы я. – Это мой муж. Просто мы с ним поссорились... Он ключи, наверное, забыл! Вы только скажите ему, что вы не мой любовник, а случайный прохожий, а то он все меня поймать грозит и убить Нико.
Недослушавший грузин мигом нажал на газ, так что машина чуть не перепрыгнула улицу.
– Эй, ты куда?! – заорала я. – Дай я отдам ему ключи...
Сумки мешали мне сидеть, а он рвал так, что меня
Бежавший впереди охранников коротышка, зачем-то нахлобучивший себе на голову, словно каску, детский горшочек по самые уши так, что не смог бы его снять без посторонней помощи, остался далеко позади. А грузин вжался в руль, будто это была “формула один”.
– Я закричу! – пригрозила я.
– Молчи, дюра!
– Высади меня у метро, а то я вызову милицию... Я позвоню и все расскажу...
– Я тебя в такую глушь завезу!!! – заорал он. – Что ты там медведям звонить будешь в ауле! Кстати, а кто твой муж?
– Олег Витальевич Край! – гордо сказала я, назвав имя директора ресторана.
– Что? – машина резко затормозила. Я чуть не ткнулась лицом в стекло.
– Бармен?!
– Какой бармен, он владелец ресторана! – гордо сказала я, рассердившись. – Бармен это тот худой, похожий на киллера.
– Убийца Рваный... – прошептал в изнеможении грузин. Он вдруг заплакал: – Во что ты меня втянула...
Я поняла, что человек болен. Он несет чепуху. У него предсмертный бред. И, чтоб успокоить, ласково сказала:
– Ты можешь не говорить, что ты мой любовник... Ну, скажешь, что ты меня украл, чтобы получить выкуп...
Грузин побелел и перекрестился. И загнал от неожиданности машину в подворотню.
– Куда ты меня завез! – завопила я, чуть не убившаяся от удара.
От удара какая-то фиговина из фанеры, – типа “наш кандидат – самый лучший, пейте кока-колу”, – упала сверху и перегородила подъезд за нами.
Я хотела обругать его плохими словами, и вдруг застыла.
С воздуха приближался какой-то рокот.
Грузин тоже застыл.
А рокот стал невыносимым. И сквозь листву над кончиком парадного мы увидели, как прямо над нами очень низко прошли один за одним четыре боевых вертолета.
Так, что можно было даже различить настоящие пулеметы, направленные вниз.
– Класс, никогда не видела! – я аж подпрыгнула на сиденье от восторга. – Интересно, кого они ищут?
Грузин как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Он только закрыл глаза, будто прощался с жизнью.
– Ну, чего стоишь, поехали! – нетерпеливо подпрыгнула я. – Я хочу посмотреть, как вертолетики стреляют!
Грузин со злобой посмотрел на меня...
А потом вышел и сделал что-то с номерами.
Я тоже вышла с сумками.
Он подозрительно на меня посмотрел. А потом вынул из машины приборчик. Я такие, честное слово, клянусь, уже видела – аэрограф называется. Он куда-то его подключил в машине, и минут за десять прямо на моих глазах полностью перекрасил машину. Я смотрела на это с открытым ртом и с нескрываемым восхищением. Он даже тигренков на борту нарисовал! Настоящий художник! Так и написал – охранное подразделение Тигр.
Видя, с каким восхищением я смотрю на его работу, он успокоился. Ему даже понравилось, что на него так смотрит красивая женщина. Каждому нравится, когда им восхищается женщина, просто заглядывает в рот.
Я захлопала в ладоши.
– Еще хочу! – сказала я.
Грузин выпятил грудь.
– Я еще и эту машину могу покрасить! – показал он на стоящую рядом иномарку.
Я его похвалила. Искренне.
Я его еще расспросила, что он умеет. Он увлекся, распустил хвост, с удовольствием рассказывал мне... Показывал... Разрисовал рядом стоящий джип розами. Начал рассказывать мне, какой у него дом. Я увлеченно слушала его. Я не очень умею думать, потому люблю слушать. И за долгую жизнь глупой дуры научилась слушать очень хорошо... Брат только руками сплескивал – когда ты молчишь, Пуля, ты совсем умная! Мама, ты не поверишь, сегодня опять академик ей четыре часа рассказывал про высшую математику и про своих внуков. И все спрашивал меня – а где эта девочка, такая невзрачная, но очень умная? А прошлый раз это был ведущий экономист МГУ. Она так с интересом смотрит, так искренне восторгается, так восхищается тобой и думает, что ты самый умный, намного умней ее, так задает вопросы и поддакивает, ибо ей действительно не скучно, что люди начинают хвастаться, как заговоренные. И ходят за ней, как привязанные, рассказывают еще и еще... И приходят к нам снова. Даже я сам, – жаловался он, – хотя и все знаю, вчера снова увлекся и рассказывал ей четыре часа, пока она меня сама же не погнала спать! Ведь это именно я вчера все пытался ей объяснить больше четырех часов новые интегральные уравнения по своей работе! Хотя у меня совершенно не было времени, и я пришел с работы чертовски усталый! И злился, когда она сказала, что хочет еще немного назавтра оставить такое интересное! Я лишь утром сообразил, что не сделал того, что должен, потому что все писал ей всю ночь, что хотел рассказать... И лишь тогда очнулся и все понял, что делал всю ночь и кому говорил. И то, только потому, что она смотрела мультик про медвежонка Мики и громко смеялась... Что отрезвило меня и заставило задуматься, что же это в сестре моей такое...
Так он говорил, находя хоть что-то положительное во мне...
Увы, за это меня вчера и уволили... После того, как брат позавчера устроил меня туда – в детективное агентство по блату. Он сказал, что они не сумеют меня уволить, потому что потеряют крупный контракт с их немецкой фирмой. Увы, он жестоко ошибся. После того, как сам начальник пол часа учил меня пользоваться диктофоном, он почему-то разговорился. И стал мне с увлечением показывать все свои дела. И даже похвастался, как он уходит от налогов, и даже сам вызвался показать все документы. И по секрету рассказал, как он присваивает гонорары обычных сотрудников, передавая им только часть того, что им лично выдают клиенты в качестве благодарности. Я же не виновата, что он вначале включил трансляцию, чтоб посмеялись люди над навязанной им олигофренкой. И что как раз в это время пришли клиенты... И с удовольствием слушали со странным выражением на лице... И даже налоговый инспектор, которого специально позвал какой-то нехороший сотрудник... И что это все писалось на кассету им же, как вещественное доказательство...
Как я потом не плакала, не убеждала, что я вообще не знаю, как эту штуку включать, начальник выл и смотрел на меня волком... Потом пришла какая-то женщина, и обо мне забыли. Я все сидела и тупо смотрела опухшими глазами в окно. Сидела и слушала, как все сотрудники и сотрудницы, узнавая, куда их хотят послать, категорически отказывались туда соваться... Мол, лучше сразу в могилу, так хотя бы будет не так больно... До меня, по все еще не выключенной трансляции, доносились их разговоры... Но я думала, что меня опять выгнали... И слезы против воли начинали течь, как я ни отворачивалась от людей... Но я старалась быть сильной, закусив губу, я не виновата, что такая уродилась, и все надо мной смеются...
– Суньте ей в сумку чип и устройте работать к нему... – услышала я злобный голос. – Вот пусть и принесет пользу, как хотела...
Я встревожилось. Мне показалось, что мне замышляют какую-то пакость.
Но меня все равно уволили. Я потом пол часа искала в сумке медвежонка Чипа и Дейла, пока не поняла, что меня снова обманули. И посмеялись надо мной. Так ревела потом, так ревела...
Глава 4.
Только один хороший человек на той работе оказался. Анна. Странно, а я считала ее до этого плохой. А она успокоила меня, напоила чаем, когда меня уволили. И даже тут же нашла, в пику гадам, мне очень хорошее место в журнальчике “Ищу работу”. В ресторане. И даже сама позвонила и ответила на все вопросы по телефону.