Суд Рейнмена

Калько Анастасия Александровна

– Это он? — спросила Синдия. — вы думаете, он решил обратиться к вам по радио?

– По крайней мере, я так понял. И мне даже интересно будет послушать его.

– И я послушаю… А как дела у вас? Как Сьюзен с Мишей?

– Сьюзен у нас теперь телезвезда, ведущая программы «Новости шоу-биз» на «Музоне-1». А Миша пошёл в детский садик.

– А я и не знала, — воскликнула Синдия. — в последнее время я просто не успеваю ещё и смотреть телевизор. Поздравьте от меня Сьюзен!

– Непременно. А Миша так вырос! Ты его не узнаешь, когда увидишь. Он в два года выглядит уже на все четыре! И уже такой шалопай, что за ним глаз да глаз нужен!

– Помню, у меня с Инессой было так же, — ответила Синдия.

Немного поговорили о детях, потом губернатор пригласил Синдию на выходной день в гости. Синдия с радостью согласилась. Ей уже давно не приходилось просто сидеть в гостях, пить чай и

не думать о работе, о расследованиях. А у Павла Владимировича и его жены Сьюзен Синдия всегда чувствовала себя уютно и спокойно, как ни у кого. Это было главным образом благодаря приветливой и весёлой Сьюзен Лученковой. Оппозиция недолюбливала жену губернатора, подданную США и называла её наёмницей, шпионкой, а Лученкова — «американским зятьком» и перед выборами муссировала эту тему в надежде понизить рейтинг Павла Владимировича. Но даже самым ретивым врагам Лученкова не удалось использовать эти обвинения, как серьёзный компромат. Все знали, что у Сьюзен давно российское гражданство, что она после замужества занимается только домом и ребёнком и никоим образом не вмешивается в работу своего мужа…

После разговора с губернатором Синдия позвонила Павлу Уланову. Он схватил трубку после первого же сигнала, как будто сидел у телефона.

– Что это за сообщение ты советуешь прослушать? — спросила Синдия.

– Ты советовала мне включить фантазию, вот я и постарался. И ещё постарался в Интернете где только возможно на региональных страничках инкогнито растрезвонить, как важно прослушать сообщение завтра в 17.15. Слушай радио!

– А хотя бы намекни, о чём оно?

– Не умею делать аннотации.

Иветта Малькова влетела в кабинет Синдии, чуть не уронив журнальный столик:

– Скорее включайте 108.3! Ди-джей сказал, после рекламы будет сообщение в связи с событиями возле памятника Ленину на улице Папанина!

Следом появился Михаил Олегович, на ходу подбрасывая пачку «Парламент Лайт» и хмыкнул:

– Однако! Даже интересно, кто это и что нам сообщат!

– Всем привет, — раздался какой-то обезличенный металлический голос из радиоприёмника. — Не буду верещать придурочным голосом «Хай, кексы, ну что, реально побазарим?», а сразу перехожу к делу. На днях город всколыхнуло сообщение о тройном убийстве в Ленинском сквере. От проникающих ножевых ранений скончались трое ранее судимых молодых людей, мастера боди-арт без лицензии, любители дешёвой водки и девчонок-малолеток. Они считали себя крутыми, но каждому из них оказалось достаточно одного удара. Это сделал я. И мне было ничуть не труднее, чем с Мечиславом Молотковым или Элиной Федотовой, или со всеми остальными. Сразу говорю: я абсолютно вменяем, никаких патологий у меня нет, так что не надо визжать «Вот даун тронутый!». Почему я это сделал? Меня достали. Что творится вокруг? Такие вот субъекты пользуются большей свободой, чем нормальные люди и уже загадили всё вокруг. Грязные улицы, загаженные подъезды, разбитые урны, разворованные огороды, изрезанный кабель и повсюду — дурацкое граффити, и слово из трёх букв. На улице, в магазине, в транспорте, даже в кино, театре в фойе а то и в зале хоть уши затыкай, а мимо школьного двора в перемену тошно идти: детки берут достойный пример с взрослых, для них крутой мужик — это тот, кто больше выпьет и больше матерных слов знает, повторяя их во всё горло повсюду. Хуже всего то, что таких существ некоторые боятся и не решаются сделать им замечание: а вдруг изобьёт в ответ, а вдруг у него нож! Наркоманы открыто колются и бросают свои поганые шприцы на детской площадке, и их пугливо обходят стороной и даже не решаются заявить в милицию, боясь мести. В школах прыщавые дегенераты побоями вымогают деньги у малышей и покупают на них пиво, и с гордостью рассказывают о своей героической «бригаде» журналистам молодёжных изданий вроде «Мозаики» или «Вау!», а потом, насмотревшись бандитских саг, начинают играть в Сашу Белого с друзьями: избивают сверстников и тех, кто младше, режут сумки в транспорте, нападают на старушек возле аптеки, чтобы проиграть их пенсию в игровые автоматы, и не несут за это серьёзного наказания. Всех это достало, все знают, что делать, но никто не решается перейти к делу. Последняя капля — это выпады в защиту мата: мол, он жизненно необходим русскому человеку, без мата не прожить, а раздражает он только людей сексуально неудовлетворённых. Спешу опровергнуть: у меня в интимной жизни полный порядок, но я не испытываю желания материться или слушать мат. По-моему, наоборот мат служит замещением полноценного секса для людей с проблемами в интимной сфере. Если человек не может получить удовлетворение от традиционного секса, он тогда, извините за грубость, оттрахает в уши всех, кто окажется в зоне слышимости и от этого получит кайф. И постепенно такое замещение становится полным. То есть, ваши любимые слова, дорогие любители нецензурных слов, несут негативную энергетическую нагрузку, но бьют не по тем, кто их слышит, а по тем, кто их произносит, и зачастую в первую очередь — как раз по вашим самым главным, драгоценным частям тела. Так что подумайте, а стоит ли становиться неизлечимыми импотентами из-за четырёх или пяти обожаемых слов? А дамы — любительницы загибать в три этажа имеют на 80 % большую степень риска оказаться в приёмной у онколога, потому что их употребление мата бьёт в первую очередь по защите организма от онкологических заболеваний. Если мне не верите, отложите томик Пелевина, отставьте бутылку, выключите группу «Ленинград» и поройтесь в медицинских трудах. Зря вы думаете, что читать их — отстой для лохов, там иногда и дело пишут. Советую призадуматься.

Но я не стану спокойно дожидаться, пока вы включите свои куцые мозги или окончательно

разрушите себя. Вы меня достали! Не собираюсь я затыкать уши, боязливо уступать дорогу и в своей родной стране бояться по улице пройти. Плевать я хотел на ваши ножи, велосипедные цепи, ломы и лужёные глотки. Вы не поняли? Я объявил вам войну. Закон к вам лоялен, вы выдумываете какие-то сраные законы улицы — зря вы это. Законы у нас только губернатор устанавливает, и нечего создавать государство в государстве, ничего хорошего из этого не выйдет. Вы уже заметили, что я легко расправляюсь с любым «хозяином улицы». Меня уже не раз пытались остановить, но потерпели поражение. Никто не знает моих примет, не знает, где я окажусь в следующий раз, и никто из «реальных пацанов» и «клевых мурен» не смог от меня защититься. Обыватели и милиция ничего не могут вам сделать, зато могу я. Я беру город под свой контроль. Если вам нравится всё время ходить на волосок от смерти, продолжайте в том же духе, но расплата за это может обрушиться на вас в любой момент, и вы даже не успеете сообразить, что надо было всё же поверить мне на слово. Раньше ночь была ваша, теперь она моя. Я — тень ночи. Я — повсюду и нигде. Днём вы пройдёте мимо меня по улице, не зная, кто я, а ночью не сможете ни предотвратить, ни отвести встречу со мной. Я объявил вам войну. Вы больше не будете безнаказанно терроризировать обывателей. И я никого из вас щадить не буду, ни «продвинутых подростков», ни разодетых «мажоров», ни крутых красоток, ни несчастных страдальцев, ни сильно умных теоретиков русской речи. И либо вы сдадитесь и прекратите свои долбаные порядки наводить, либо закончите как те три героя из сквера, которые истекли кровью на заплёванной аллее. Я всё сказал, думаю, излагал внятно и понятно, и дважды повторять не буду. Вы видели, на что я способен, и это не предел. Так что лучше не испытывайте удачу и не надейтесь, что именно до вас я не доберусь. Может, в следующий раз я приду именно к вам!

– Звучит серьёзно, особенно если припомнить его прошлые подвиги, — пробормотала Иветта. — он действительно не угомонится.

– Надо позвонить в редакции центральных и городских газет, — решительно сказал прокурор. — Дадим интервью, заявим, что ситуация зашла слишком далеко и уже не до шуток, и может тогда больше не придётся трупы подбирать. Ничего себе, город под властью серийного убийцы! Приехали!

Вечером Синдии позвонил Лученков.

– Я слышал сообщение, — сказал он. — Буду ускорять принятие законопроекта.

– А мы дали пресс-конференцию. Завтра её материалы появятся в газетах.

– Вот и хорошо. Теперь мне будет что возразить тем, кто вздумает выступать против этого законопроекта. Ткну им в морды запись этого выступления, и пусть тогда думают, действительно ли я злоупотребляю своими полномочиями, или просто забочусь о народе!

Глава 41

DURA LEX, SED LEX

Всю первую половину августа Регион кипел, как гибрид раскалённого котла с пожаром в сумасшедшем доме. Выступление серийного убийцы по радио вызвало бурную реакцию; его обсуждали повсюду; в газетах развернулась полемика, и даже издания региональной Коммунистической партии, на время забыв о своих любимых темах — критике губернатора и восхвалении своего лидера — присоединились к обсуждению. Но они не были бы собой, если бы не ввернули, что при таком никудышном губернаторе действительно может случиться всё что угодно, раз он прикормлен Америкой и московским олигархом Шестопаловым, а вот коммунистический лидер Коренев не допустил бы такого разгула преступности. То, что главный коммунист Региона в приватном разговоре обильно пересыпал речь теми самыми словами, журналисты его газет явно забывали.

Только было начала стихать шумиха вокруг выступления Рейнмена, как грянул новый гром: губернатор Лученков объявил о введении нового закона в региональную конституцию и новой статьи в уголовный кодекс. Эта статья предусматривала судебное преследование за употребление нецензурной брани в общественных местах. Первое привлечение к ответственности несло за собой штраф в 100 минимальных окладов, лишение свободы на 3 месяца и 1 год исправительных работ; вторичное нарушение каралось штрафом в 200 минимальных окладов, годом лишения свободы и двумя годами исправительных работ, а третичное привлечение к ответственности несло за собой отметку «рецидивист», отбытие двух с половиной лет лишения свободы в колонии строгого режима и штраф в 500 минимальных окладов. Под запрет попала любимая многими группа «Ленинград»; за написание на стене или заборе слова из трёх букв тоже полагалось наказание. Усиливался милицейский контроль за общественным порядком, особенно в ночные часы. Чтобы обеспечить максимальный контроль за улицами и дворами, губернатор объявил о расширении кадрового состава МВД с тщательной проверкой поступающих.

Несовершеннолетних нарушителей закона полагалось ставить на учёт в милиции. При повторном нарушении порядка «крутые тины» отправлялись на перевоспитание в закрытый интернат, а их семьям начислялся такой штраф, что потом родители должны были приложить все усилия, чтобы не допустить повторной выплаты за проделки своего чада.

В обращении к народу губернатор пояснил, что такие суровые меры принимаются в целях общественной безопасности. Автор послания по радио уже убил 20 человек и останавливаться не собирается.

– Я убеждён, что рано или поздно он будет пойман, — продолжал губернатор, — но, пока этого не произошло, я не могу позволить ему убивать и дальше. Мне доверен Регион, мои избиратели облекли меня доверием, я отвечаю за каждого жителя Региона и не хочу, чтобы кто-то устраивал мясорубку на моей территории. Я мало занимался до сих пор общественным порядком, и проблема зашла слишком далеко. Порядочным людям неприятно слышать матерщину и видеть разгром. И если один из них пошел на крайние меры, дольше игнорировать проблему нельзя.