Суд Рейнмена
Шрифт:
– Я тоже немного, — ответила Арина. — это я сегодня чего-то… А у нас в универе некоторые девчонки пачку за день шарахают, вот дуры, правда?
– Скажем так, они не совсем правильно поступают.
Синдия потушила окурок в банке из-под кофе «Амбассадор» на подоконнике, встала и сказала:
– Я схожу в магазин, надо купить подарок для Михаила Олеговича и Жени.
– А я вчера купила.
– И что ты им подаришь?
– Плюшевого медведя, такого прикольного, большого, и комплект детского постельного белья. Это всё у меня в столе спрятано.
– Думаю, и малышу, и родителям понравится твой подарок, — одобрительно кивнула Синдия. — надеюсь тоже подобрать что-то такое же полезное и приятное.
Капитолина Марковна успела до двух часов прибраться в актовом зале и подготовить его для фуршета. Все сотрудники прокуратуры собрались поздравить Михаила с первенцем. Михаил был очень оживлён, и широкая улыбка и яркий румянец совершенно преобразили его лицо. Он очень обрадовался, когда Синдия подарила ему универсальное детское автомобильное кресло с каркасом, в которое усадила четырёх плюшевых кукол — Телепузиков.
– Вот так, как над ними ни издеваются, какие обидные прозвища ни придумывают, а дети с удовольствием ими играют, — сказал прокурор, принимая подарок.
– А, по-моему, Телепузиков обзывают телегнусиками или теледуриками те, кто ненавидит детей и всё, что связано с детством, — с вызовом сверкнула чёрными глазами Иветта. — они, наверное, хотели бы, чтобы мальчики уже рождались взрослыми, с животиком, лысиной, футбольным журналом и бутылкой «Жигулёвского» и садились на лавочку обсуждать матч «Реала» против «Манчестер Юнайтед»!
– А девочки — в мини-юбке, с декольте и в ажурных колготках, или в халате, бигудях и с поваренной книгой, — хихикнула Арина.
– Они забывают, что все были детьми, — ответила Иветта. — считают себя чертовски продвинутыми и остроумными парнями, протестующими против застоя и мещанства, а сами пни дубовые. А мамаши, которые или замуж по залёту вышли, или оказались брошены с пузом! Они во всех своих неудачах детей винят, всё время на них орут, лупят прямо на улице и шипят: «Ах ты дрянь, всю жизнь мне испортил, никогда больше тебя никуда не поведу, заткнись!». Дети им виноваты, что у мамаши мозги не в голове, а пониже! А сами намалёванные, обтянутые, декольтированные, на каблуках спотыкаются и на всех парней глазами стреляют. Я таких сто раз на улицах осаживала, а одной даже врезала. Она тащила своего ребёнка за руку так, что чуть не вывернула ему плечо и костерила матом. Я ей и заехала по намазанной репе так, что она с каблуков на свою толстую задницу шлёпнулась любо-дорого и подняла визг. Прибежали салабоны, а я им ксиву под нос. Они передо мной раскланялись, а эту шалаву оштрафовали за нарушение порядка. А я добавила, что если она ещё раз рыпнется, добьюсь, чтобы её лишили родительских прав. Да только она дома, наверное, ребёнку вообще жизни не даёт. Там за ней не уследишь.
– Именно так, — с грустью ответил Михаил, — такие люди часто срываются на детях. Поругаются с мужем, не ладят со свекровью, расплюются с любовником, получат нагоняй на работе и выпускают пар на ребёнке, выдумывают ему зверские наказания за пустяковую провинность. Жалко, что таких родителей нельзя лишать по суду родительских прав. На что в первую очередь смотрит комиссия? Ребёнок сыт, одет, посещает школу, условия проживания нормальные, родители не алкоголики, не наркоманы, не уголовники, мать не шлюха — всё нормально. А что ребёнку иной раз из школы домой возвращаться не хочется, это в расчёт не принимают.
– В детской поликлинике, куда я водила свою дочь, участковым педиатром была тётка, которая ненавидела детей, — вспомнила Синдия. — она вечно орала на детей, хамила их родителям, тем, кто не нёс ей конфеты и духи, рецепты выписывала наобум, лишь бы отстали, по вызову её невозможно было дождаться, телефон у неё вечно занят, а когда она являлась, то всем своим видом показывала, как ей всё фиолетово, и какое одолжение она делает. Однажды она пришла, когда Инесса заболела гриппом в четыре года. У девочки была высокая температура, а докторша заставила её встать с постели, пока выслушивала, а когда девочка начала хныкать, эта баба заорала на неё. Я тогда выставила докторшу за дверь и решила: сама я лучше вылечу дочку, чем эта, с позволения сказать, врач. Я сама на Инессу никогда не орала и не поднимала руку, и другим не позволяла. А потом я добилась проведения проверки в поликлинике. Когда мы с инспектором пришли, перед её кабинетом собралась огромная очередь родители с больными детьми. А эта баба, когда мы заглянули в кабинет, рявкнула: «Чего лезете, я занята, что за люди, прутся без спроса!». И знаете, чем она была занята? Обсуждала по телефону с какой-то Лидой последнюю серию «Санта-Барбары»!
– Ну и сволочь! — выпалила Иветта. — простите за грубость. Это у моего сына в детском саду воспитательница была… Ей бы в зоне строгого режима нарядчицей работать, или в концлагере вертухаем. Ей, казалось, нравилось третировать детей, строить их, запугивать, доводить до заикания. Я тогда была ещё дурой молоденькой, не сразу сообразила, что к первому классу она мне из сына неврастеника сделает. Пришлось забирать его из группы.
– А у нас в восьмом классе была учительница математики, — вспомнил Михаил. — Она была занята только своей личной жизнью, все мужья от неё через полгода - год сбегали, а мы её раздражали, когда она переживала очередную любовную драму, и она нас изводила, могла в первый день четверти закатить контрольную работу, влепить двойку, если забудешь с ней поздороваться в коридоре, обругать дебилом или свиньёй перед всем классом или нарочно срезать на итоговой контрольной работе в десятом классе, и никто не мог ничего с ней поделать. До перестройки учитель имел полную власть в классе, а ученик никаких прав не имел.
– Я дочку в садик не отдавала, — вспомнила Синдия, — а потом папа пристроил её в частный лицей, где педагогам было запрещено некорректно обращаться с детьми. Мы оба помнили, чего я в школе от учителей натерпелась, и решили, что Инессу от этого убережём.
– И мы с Женькой так и сделаем. Мой сын не будет из-за злобной дуры страдать.
«Он так счастлив, что стал отцом, так любит Женю. И он не похож на убийцу. И почему я до сих пор не проверила его «Ниву»? Не сейчас, когда у них такая радость, позже. Я сделаю это потом. И ещё, я не должна делать поспешных выводов. Это мне и Валерий говорил в моём сне. И наяву, наверное, он сказал бы мне то же самое. Спасибо за совет, Валерий. Я не должна свалить вину на непричастного человека… Но кто ты, Рейнмен? Призрачное существо в маске, порождение дождливой ночи, или реальный человек, может быть, кто-то из моих новых коллег? Проявись, ответь на наши письма, выдай себя! Я не могу всю жизнь гоняться за призраком, я ведь не агент Малдер или Скалли, и ищу реальных преступников, а не призраков в ночи, которые появляются из ниоткуда, наносят удар и снова уходят в никуда. Вот Иветта знает, что он живой человек. Она почти догнала его, держала его за рубашку, ощущала под пальцами тёплую фланель, и этого было достаточно, чтобы фантом обрёл материальную сущность ловкого спортсмена, профессионального киллера или бывшего спецназовца. А я не сталкивалась с ним так близко, чтобы поверить, что он реален. Кто для меня Рейнмен? Строчки официальных рапортов с места преступления, невнятные показания свидетелей, строки письма в «Мозаике» — бесплотный образ, мифическое существо, о котором я ничего не знаю. Рейнмен, кто же ты? И есть ли ты вообще?»
Тут взгляд Синдии упал на Арину, и мысли снова вернулись к девушке. Она стояла на отшибе с тем же напряжённым видом, как бы отгородившись от всех. Она взяла себе поднос, на который сложила разные угощения, и отрешённо жевала их, даже не разбирая вкуса. «Зажёвывает стресс… Те, у кого от потрясения пропадает аппетит, усугубляют своё состояние. А я тоже в стрессе начинала много есть, но, как ни странно, худела и быстрее приходила в норму. Надо узнать, что с ней. В какой-то мере я за неё в ответе, ведь Арина — сестра Павла и моя сотрудница. И мы так подружились. А друзья должны приходить на помощь друг другу! Давать советы, обсуждать ужастики и чаты в Интернете — это ещё не дружба. А вот если я помогу ей справиться с проблемой, тогда я поступлю как настоящий друг!»
– А что потом было с той докторшей? — напомнила о разговоре Иветта. — ну, которая на работе сериалы обсуждала?
– В конце концов, её дисквалифицировали, — ответила Синдия. — я думаю, от этого все только выиграли. Мне это стоило множество сил, но я этого добилась.
– Жалко, я не смогла вытурить ту воспитательницу. Но я тогда была всего лишь студенткой, и она мне была не по зубам.
– Почему-то у нас мало заботятся о моральном состоянии детей, — вздохнул Михаил. — Не всегда интересуются, какие люди работают в яслях, детском саду, летнем лагере или в школе. Бывает, что с детьми работает человек, которого к ним нельзя даже близко подпускать! — лицо Михаила окаменело, глаза сузились, замыкаясь в себе, и он стал как никогда похож на Ремо Джирона в «Спруте». — Но мой сын не будет страдать из-за таких людей, это я обещаю!