Судьба: Дитя Неба
Шрифт:
— Константин, в том, что произошло в Сорболде, полностью виновата я. Мой план был глупым, а твоя реакция вполне естественной. Я прошу у тебя прощения и надеюсь, что теперь ты понимаешь — я хотела тебе помочь.
Константин кивнул.
— Я заметил, что у тебя часто возникает такое желание. — В его голосе появилась глубина, делавшая его старше. — Наверное, мне именно поэтому так трудно находиться в одной комнате с тобой.
— Если мое присутствие тебе раздражает, я постараюсь…
— Нет, не так, — перебил он Рапсодию. — Скорее, сбивает с толку. — Он
Рапсодия рассмеялась.
— В мире найдется немало людей, которые посчитают твои слова обо мне ужасно смешными. И у тебя совсем неплохо получается.
— Это борьба, — сказал он. Казалось, легкость, с которой он говорит о самых сокровенных вещах, удивила его самого. — Ожерелье не единственная вещь, которая мне нужна. — Он отвел глаза, и на его щеках заиграл свет заходящего солнца.
У Рапсодии перехватило дыхание, ее бросило в жар. Рука невольно потянулась к горлу. И легла на медальон, который она никогда не снимала. Тут ей в голову пришла новая мысль, и она, расстегнув замочек, сняла медальон с шеи. Когда Константин набрался мужества и поднял взгляд, она показала ему медальон.
— Похоже, у нас есть нечто общее, — тихо проговорила она. — Это все, что у меня осталось от матери. — Ее глаза наполнились слезами.
— Она тебе снится?
Рапсодия отвернулась.
— Больше нет, — печально ответила она. — Раньше она часто приходила ко мне во сне, но теперь — никогда. Я не могу увидеть ее лицо.
— А мне каждый день снится мать. Но я не знаю, такой ли она была на самом деле.
— И какой она тебе снится?
— Доброй. Наверное, это доказывает, что это лишь сон и мои мечты. — Он вновь уселся на свою кровать.
— Почему?
Гладиатор посмотрел на нее и иронически улыбнулся.
— Очевидно, ты не веришь, что черты характера передаются по наследству.
Рапсодия подошла немного ближе, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Ты хочешь сказать, что ты злой? — Смех гладиатора застал ее врасплох, и Рапсодия подскочила на месте. Дождавшись, когда Константин перестанет смеяться, она серьезно посмотрела на него. — Я не шутила.
Улыбка исчезла с лица Константина.
— Даже тебе должно быть понятно, что нас с добротой забыли представить друг другу. — Он отвернулся. — Я видел ее издалека, и всего лишь один раз.
Рапсодия посмотрела на свои руки.
— Возможно, доброта и ты совсем не такие плохие друзья, как тебе кажется. — Рапсодия почувствовала его вопросительный взгляд и попыталась не покраснеть, но ее постигла неудача, — кровь прилила к щекам. Она смутилась и уселась на стул.
— Будь добра объяснить, о чем это ты говоришь?
— Ты мог причинить мне боль в ту ночь, если бы захотел, — сказала она, глядя на его мозолистые пальцы. — Я знаю, что на тебя подействовал мой страх, я видела жестокий блеск в твоих глазах. Но, несмотря на мир, в котором ты вырос, в тебе
Слова, которые она произносила, показались Рапсодии смутно знакомыми. Она подумала о той ночи, когда Эши появился у нее в Элизиуме:
«Я люблю в тебе то, что ты сумела пережить катастрофу своего мира, жила среди чудовищ, но по-прежнему умеешь находить благородные побуждения у других людей».
Константин грустно улыбнулся.
— Ты ошибаешься, Рапсодия. Я не собирался отпускать тебя той ночью. И я бы причинил тебе боль, более того, получил бы от этого удовольствие. Ты плохо меня знаешь.
Рапсодия наконец нашла в себе мужество взглянуть ему в глаза.
— Возможно. Но не исключено, что я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты все еще хочешь причинить мне боль?
Гладиатор встал и отошел в дальний угол комнаты.
— Пожалуй, сейчас тебе лучше уйти.
— Как хочешь. — Рапсодия вновь подошла к двери. Она повернулась и посмотрела на его спину, мышцы которой напряглись, точно сжатые пружины. — Я не боюсь тебя, Константин.
— Ко всему прочему ты не отличаешься особым умом. Мне очень жаль.
Она рассмеялась.
— Ну, не стану отрицать очевидного, но я действительно встречала более жестоких людей, чем ты, они причинили мне чудовищные страдания — тебе и не снилось, на что они были способны. И я в состоянии увидеть разницу между деформированным сознанием и злом. Да, твоя душа изломана, Константин, но она не стала отвратительной и испорченной. Необходимо время и солнце, чтобы очистить ее. И ты станешь как новенький.
Константин выглянул в окно.
— Если я переживу пытки.
Рапсодия отпустила дверную ручку.
— Пытки?
Он вновь пристально посмотрел на нее:
— Не прикидывайся дурой. Ты привела меня сюда; ты должна была знать, что они будут делать.
Она подошла к нему, взяла за плечи и повернула так, чтобы видеть его лицо.
— Ты говоришь о том, что произошло вчера вечером?
Он попытался высвободиться.
— Конечно.
Рапсодия вздохнула:
— Прошу меня простить. Я хотела бы, чтобы тебе никогда больше не пришлось проходить эту процедуру, но обещаю, ты больше не будешь чувствовать боль.
— Почему они это делают? У меня не раз текла кровь, но никогда из сердца.
Она взяла его за руку и подвела к постели, а сама села на стул напротив него. Потом медленно и подробно рассказала Константину о его происхождении, о ф’доре и Ракшасе и об изнасилованных женщинах, ставших матерями его детей. Мужественное лицо Константина превратилось в застывшую маску, но его глаза сверкали так, что Рапсодия пожалела об отсутствии лорда Роуэна и о невозможности попросить его довести этот разговор до конца. Наконец она поведала Константину о том, как они спасли других детей демона, и о том, что только эта процедура поможет им избежать вечного проклятия. О необходимости отделить кровь их отца и использовать ее для того, чтобы найти ф’дора. Когда она закончила, он вопросительно посмотрел на нее: