Судьба Дворян Обыкновенных
Шрифт:
– Что тебе нужно?
– настроения у меня было отвратительное, и я не считал нужным этого скрывать, так что получилось грубо. Парень не обратил внимания на резкий тон, подошёл ближе и сказал:
– Хочу помочь.
– Причины?
– ещё резче спросил я.
– Шеен!
– окрикнул Димитрий. Парень остановился, не дойдя до стола двух шагов, смерил хозяина таверны сухим, безразличным взглядом и снова повернулся ко мне.
– Я могу тебе помочь, но и мне нужна твоя помощь.
(Лиса)
"Бух!" -
В камере было темно, холодно и сыро, на стенах клоками рос мох, в кладке копошились то ли черви, то ли какие-то насекомые. Разбросанная по полу солома давно отсырела, заплесневела, и воняла. Ещё хуже воняло из деревянного ведра, загаженного настолько, словно его ни разу в жизни не чистили. Стояло оно за дверью, видимо, исполняя роль туалета.
Я забилась в самый дальний угол, как могла ногой отбросила солому, и сжалась в комок, обхватив руками плечи. После улицы казалось, меня посадили в ледник.
В дверь снова стукнуло, заскрежетал запор смотрового окошка, в камеру ударил квадратный луч тусклого света, следом раздался бодрый гнусавый голос:
– Хэй, крошка! Тебе одной не скучно? А то могу составить компанию.
У меня внутри после этих слов всё похолодело, а тюремщик заржал, и снова заколотил в дверь.
– Ты там часом язык не проглотила, а, крошка?
Я крепче обхватила себя руками и попыталась представить, что это мне сниться. Просто страшный сон. Утром я проснусь, и всё снова будет хорошо. Будет большая мягкая постель, тёплое одеяло, вкусный завтрак, Виктор...
Нет, Виктора видеть не хочу! Он даже не попытался мне помочь. Поднял руки и попросту сдался!
– Крошка, не зли меня!
– напомнил о себе тюремщик.
– Я к тебе с теплом и лаской...
Я застыла, кажется, даже не дышала, а тюремщик всё говорил, рассказывал, что сделает со мной, хихикал и откровенно ржал над своим собственными выдумками, а потом ему, видимо, надоело и смотровое окошко со скрежетом захлопнулось.
Я выдохнула с облегчением. Этот человек жутко пугал меня.
За дверью снова заскрежетало. Раз, второй, послышалось ругательство, по двери снова грохнули, и та, с пробирающим душу скрипом, начала медленно открываться наружу. Меня затрясло, я вжалась в кладку стены, и с ужасом смотрела, как в камеру заходит тюремщик.
Он высоко над головой поднял лампу, поводил ей из стороны в сторону и довольно хакнул.
– А... вот ты где!
– осклабился коротышка, делая шаг ко мне. В свете ламы его лицо казалось синюшным, как у покойника, глаза, словно запали, а изо рта торчали кривые чёрные зубы. Форменная тёмно-зеленая рубашка расстегнута на пузе, штаны чем-то измазаны.
– Чего мы такие неприветливые, а? Хочешь, приласкаю? Успокою?
– Эй! Вертухай!
– неожиданно громко заорали в коридоре.
– Что б тебя, сукиного сына, демоны упёрли! Где тебя носит?!
Тюремщик дёрнулся, подпрыгнул на месте, глумливую улыбочку сменила гримаса страха, лампа в его руках мелко затряслась, отбрасывая на стену причудливые тени. Едва ли не одним прыжком он выскочил из камеры. Скрипнула-хлопнула дверь, заскрежетал замок, вновь послышались ругательства, топот ног и заверения тюремщика, что он уже тут, а потом всё стихло.
Я закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула, и заплакала. Я ведь никого не убивала. Что я здесь делаю?
Несколько минут спустя за дверью снова заскрежетало. Я встрепенулась, стёрла с глаз слёзы, и приготовилась к новой порции унижения и страха. Не пора ли, Лиса, признаться себе, что такая жизнь не для тебя? Вернуться домой, извиниться перед отцом и...
– Неплохо устроилась. Прямо королевская опочивальня, а?
– Виктор?
– ошалело выдохнула я, пытаясь всмотреться в появившийся в дверном проёме силуэт. В глаза бил яркий свет, словно тюремщик стащил к моей камере все имеющиеся в тюрьме лампы, и я прикрыла глаза ладонью.
– Не сомневайся, воробушек.
Мне бы завизжать от радости, вскочить на ноги и броситься на шею магу, но у меня не было сил, словно в один момент из тела выдернули поддерживающий его стержень. И вновь из глаз потекли слёзы.
Держа в вытянутой руке лампу, Виктор вошёл в камеру, дверь за его спиной закрылась, погрузив всё в сумерки. Лампа, похожая на лампу тюремщика, придавала парню зловещий синюшный оттенок лица, выглядел он при таком освещении нездоровым. Наверное, я выглядела ещё хуже: растрепанная, заплаканная, с припухшим носом и глазами, в грязной мятой одежде.
Я попыталась пригладить вздыбленные волосы ладонью, но тут же бросила это занятие. К чему?
Маг поставил лампу на пол в центре камеры, подошёл и, не боясь запачкать одежду, сел рядом со мной у стены.
Забыв о стеснительности я прижалась к боку парня, обхватила руками за торс и уткнулась носом ему в плечо. Виктор вздрогнул, отстранился, но только для того, чтобы стащить с себя куртку и укрыть ей меня. Сесть на камень пола он мне тоже не позволил, усадив к себе на колени.
Сразу стало теплей. Я закрыла глаза и тихо вздохнула.
– Лиса.
– Это не я, Вик. Я не убивала Горнера.
– Я знаю, воробушек.
– Не называй меня так!
– слабо возмутилась я, стукнув мага кулаком в плечо.
Виктор усмехнулся, поймал своими ладонями мою руку и начал согревать озябшие пальцы дыханием...
– Согрелась?
Я невнятно угукнула, пряча лицо между шеей и плечом парня. Виктор вздохнул, погладил меня по волосам.
– Поговорим?
После продолжительной беседы с дознавателем разговаривать не хотелось. Мужчина с лицом крысы, облачённый в чёрные одежды, выжал меня, как добросовестная хозяйка выжимает бельё, прежде чем повесить его сушиться. Сама не понимаю, как смогла сохранить свою тайну. И вот теперь думаю: а надо ли было её сохранять? Стоило сказать лишь несколько слов, и сейчас бы я сидела совершенно в другом месте. А Виктор... Ну а что Виктор? Кто он мне?