Судьба по-русски
Шрифт:
И кинулся Садырин на поиски жены и детей. Из Чебаркуля, где размещалось Центральное справочное бюро, на запрос генерала пришел ответ: «Среди эвакуированных не значится». Обратился в штаб партизанского движения в Белоруссии с просьбой разыскать семью на оккупированной немцами территории…
Осенью 1942 года в командирском шалаше одного из отрядов партизаны читали шифрограмму.
— Шутка ли, искать иголку в стоге сена, — проворчал командир, передавая бумажку своему заместителю. — Данные — скуднее не придумаешь: черноокая женщина с двумя пацанами…
—
Савелий, тот самый машинист с «кукушки», оторвался от разобранной на части телефонной трубки, которую чинил, и, что-то припоминая, сказал:
— Погодите, погодите… Я, кажись, знаю их… Не те ли, которых поселил я в прошлом году в свою землянку?..
Савелий рассказал и про то, как он позже наведывался туда с харчами, но там уже никого не было. Живы ли?
— Вот напасть, — буркнул про себя командир и распорядился: — Савелий, бери еще двух бойцов и — на поиск. Видишь, — он ткнул пальцем в шифрограмму, — разыскать и доставить на «большую землю». Это приказ…
В слякотную погоду по разбитым танковыми гусеницами лесным дорогам прыгала отбитая у немцев машина. Савелий круто вертел баранкой, объезжая рытвины и колдобины, мчал машину к оврагу, где год назад оставил черноглазую женщину с сероглазыми мальчиками.
— Савелий! — подшучивали над ним его молодые напарники, — Ты что прешь, будто к невесте приспичило?!. Эдак дуриком и на немецкий пост нарваться — раз плюнуть!..
Савелий, не удостоив ответом насмешников, думал, может, сам того не желая, о черноглазой: Господи, только бы жива была, только бы детишки ее не захворали от той их собачьей жизни.
— Вот тут я их поселил! — сказал Савелий, выскочив из машины, и бегом кинулся в овраг. За ним, сразу посуровев, взяв автоматы наперевес, пошли другие партизаны.
Савелий рывком откинул от лаза в землянку уже изрядно заржавевший мотоцикл, разгреб прутья и на четвереньках заполз внутрь убогого жилища. Оттуда раздалось его: «Беда!»… Он увидел аккуратно сложенную телогрейку, на видном месте — коробок с двумя спичками, на дне ведра, в тряпочке, соль…
— Ну, что там? — спросили напарники, когда Савелий выполз из норы.
Заговорил он не сразу — старался подавить в себе нахлынувшее чувство вины, сожаления, а может, и уже зародившуюся в его сердце любовь…
— Видать, не дождалась невеста жениха, — хихикнул один из парней.
— Видел бы ты, сопляк, эту женщину, ее пацанят…
— Уж, и пошутковать нельзя…
— Беда… Ну ладно… Были бы они живы — найдем… Надо найти.
Где-то невдалеке послышался звук — вроде бы заскрипела телега. Партизаны пригляделись — пожилые женщины с трудом тащили вдоль узкоколейки тачку, груженную мешками. Партизаны крадучись вышли им навстречу. Потолковали. Женщины переглянулись между собой: мол, говорить или не говорить. И одна, помоложе, решилась:
— Видели люди, что какая-то краля, которая прислуживает немецкому начальнику, выходит во двор с детишками гулять.
Савелий едва сдержался — так кольнуло его слово «краля» — и обратился к старшей:
— Где это место находится?
— Ой! Там такая охрана, что не дай Бог…
— Тебя, бабка, спрашивают: где это?
— В лесу, под Смолевичами! — сердито ответила другая.
Женщины впряглись в тачку и, поднатужась, покатили ее дальше.
Савелий и бойцы бегом направились к своей машине…
На исходе были вторые сутки, как партизаны, укрывшись в скирде сена, не спускали глаз с большого дома, в котором предположительно находилась «краля». Кстати подсчитали, сколько грузовиков с оцинкованными ящиками выползло за это время из скрытых в земле складов и уехало в глубь лесного массива с территории, опоясанной в три ряда колючей проволокой.
Солнце уже стало клониться к закату. В просвет между танками, замаскированными ветками, а было их тут штук пятнадцать, партизаны наконец увидели, как сначала появились дети, а затем из дома вышла и женщина…
— Она! Гад буду — она! — заерзал в сене от нетерпения весельчак Cepera. — Брать надо!
— Дождемся. Может, они в лес пойдут. Вишь, она с лукошком, — сказал Савелий и почувствовал, как гулко застучало сердце. Он сразу узнал ее…
Рая подошла к часовому, тот приподнял шлагбаум, выпустил их.
— Ну, Савелич, одобряю. Не зря как ошалелый несся. Невеста — пальчики оближешь, — хмыкнул Cepera. И тихонько запел: — У любви, как у пташки, крылья…
— Федя, вставь этому балаболу кляп в рот! — сердито прошептал Савелий, а сам следил, как младший из сыновей приближался к их копне, высматривая в густой траве то ли ягоды, то ли грибы. — Гришутка! — хрипато окликнул он мальчика.
Тот вздрогнул, напрягся, оглянулся. Мальчик не мог понять — показалось или нет, что он услышал голос дяди Савелия. Ведь Гришуткой когда-то называл его только он.
Савелий тихо повторил:
— Гришутка, подойди к копне поближе.
Мальчик робко пошел на голос. Савелий, отодвинув скрывавший его клок сена, показал свое лицо.
Гришутка узнал его почти сразу, но не мог сказать ни словечка — губы его задрожали, в светлых глазенках появились слезы.
— Ну, что ты, что ты… Я же обещал, что наведаюсь, — шептал Савелий мальчику. — Сейчас ты шагом, не бегом, а шагом, подойди к маме и скажи: пусть она сюда приблизится. Но тоже шагом. Иди, сынок.
Гришутка, подойдя к матери, уткнулся в ее подол. Рая, почувствовав, как дрожит тело сына, спросила:
— Что случилось, Гриша?
— Там, в сене, дядя Савелий, он худой, худой…
Саша, услышав это, рванулся было к скирде, но Рая успела схватить его за плечо.
— Тихо! Вот, мальчики, настала пора и нам ему помочь. Сейчас, не торопясь, будто ищем грибы, идем к нему…
Подошли. Первым из сена показалось лицо Савелия, потом открылись Сергей и Федор.
— Здравствуйте! — чуть улыбаясь, сказал Саша партизанам.