Судьба-Полынь Книга I
Шрифт:
— Малыш, почему ты один? Куда подевались все взрослые?
— Ушли, — спокойно ответил Дан, облизнув ложку. Он указал на восток: — Куда-то туда.
Женщина вопросительно посмотрела на Дарующего. Альстед хмуро выбивал пальцами дробь на столешнице, совсем не притронувшись к еде.
— И даже стражи ушли? От кого они сбежали? Чего испугались? — пытливо вперился он в пацаненка.
— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Так уже было. Только раньше уходили по одному…
— Как так? — воскликнул Барталин.
— Ну, мой дядька, Бру, как-то вышел ночью из дому и пропал. Я видел, как он по дороге идет, звал его… но он не обернулся. И так — почти в каждом доме!
— А что ваши боги? — Дарующий помрачнел еще сильнее. — Не вмешались?
— Они ушли раньше всех, — Дан вдруг погрустнел.
Ильгар сжал
— Что с тобой, десятник? — тихо спросил Марвин.
— Ешь. Все хорошо.
Дан рассказал жуткую историю об исходе жителей деревни Овраг. Вначале люди уходили по одному, но три дня назад, ночью, как по команде, выбрались из постелей, побросали дома и ушли на восток остальные. Мальчик говорил, что бежал за матерью до самого рассвета, цеплялся за подол и умолял остановиться, но та словно не слышала его. Тогда он вернулся назад, забрал из опустевшего капища вазу и отправился «собирать солнечный свет».
— Ночь околдовала маму, — уверенно заявил найденыш, утерев нос рукавом. — Когда я соберу достаточно солнечного света в вазу, я расколдую ее и всех соседей. Честно-честно!
Ильгар отвел взгляд. Он сомневался, что мать и остальные жители Оврага еще живы. Вряд ли их увели добрые силы… Тогда десятник задал мучавший его вопрос:
— Дан, если ушли все до единого… почему ты здесь?
— Не знаю. Меня не позвали.
Альстед решил, что ночь они проведут в деревне. Ильгар и Унгрен, как старший жрец в отряде, позволили себе оспорить решение Дарующего. Они напирали на то, что в Овраге по-прежнему опасно. Никто не знает, что действительно произошло с земледельцами, кто и как увел их. Но Альстед был непреклонен.
— Даже если все так, как говорите вы, мы просто обязаны разобраться, — стоял тот на своем. — Скоро стемнеет, а ночевать в поле еще опаснее. Здесь есть, где укрыться.
Жрецу и десятнику пришлось уступить. Дарующий не походил на человека, с которым следует долго препираться, да и доводы его казались вескими.
Заперлись в просторном каменном амбаре, что больше походил на крепкую башенку в цитадели. Хитрый и верткий Тафель, невзирая на сломанную руку, умудрился выбраться через небольшое окно на улицу и заклинить дверь с другой стороны. Ребята посмеялись над ним, но лучник заметил, что если они вдруг захотят выйти из амбара против своей воли, придется лезть через окно, а поскольку все остальные бойцы — неуклюжие поленья, кто-нибудь обязательно свалится и придет в себя. Дубовую дверь можно было выбить разве что тараном, стены казались прочными, поэтому Ильгар решил дозорных не выставлять. Все одно — Ромар спит чутко, как сторожевой пес, а в эту ночь чернокожий явно не собирался ложиться. Да и сам десятник хотел немного поразмыслить над тем, что делать с ребенком… но уснул, едва уселся на мешок пшеницы и закутался в плащ.
Спали все.
Даже Ромар захрапел.
И лишь Дан, нахмурив брови, глядел на крохотное слуховое оконце под потолком, из которого лился призрачный лунный свет. А потом мальчик услышал знакомый, почти неразличимый свист.
Глава 18 Ная
Первой мыслью было, что бездна увлечет тело вниз, и за кратким мгновением полета последует жесткий удар об камни. Участь всех глупцов, возомнивших, что умеют летать. Или неудачников, постигших истину обратного. Но нога ощутила опору, невидимую, однако вполне надежную, чтобы сделать следующий шаг. И Ная доверилась мастерству наставников — двинулась навстречу зависшему над пропастью туману. Он не походил на обычный, рождающийся ранним утром в горах и карабкающийся по отвесным скалам к солнцу. Этот не рассеивался от ветра, задувающего ощутимо на такой высоте, а наоборот, сгущался над тропой, будто бестелесный хищник, поджидающий жертву. За ним чувствовалась пустота — холодная, враждебная, бескрайняя, в сравнении с которой бездна под ногами выглядела неглубоким овражком. Идти туда не хотелось. Но это простые люди могут чего-то желать и не хотеть, поддаваться слабостям и страхам. У нее на это права нет. Она — Привратник, а это ко многому обязывало.
За спиной не раздавалось ни звука. Могло показаться, что девушка здесь совсем одна. Если бы тишина не звенела напряжением от множества встревоженных взглядов, сопровождавших каждый шаг Наи, боязнью
Туман приближался.
Вот до него осталось пять шагов, три, два… Стылый воздух ударил в лицо, резанул по глазам. Робкий свет начинающегося утра резко сменился тьмой, словно солнце вмиг исчезло с небосвода. Девушка обернулась. Ни пропасти, ни гор. Вокруг только чернота. Она в мире мертвых. Свеча уже потрескивала огоньком, оградив пятном зеленого света от нежеланных спутников. Уродливые существа при виде пламени прыснули в разные стороны. Но некоторые, наоборот, тянулись к нему, и, не в силах приблизиться, с тоскливым воем отползали назад, закрывая ладонями слепые глаза. Хотелось верить, что среди этой братии нет ни Карей… ни Витога с Алиштой.
Только теперь Ная сообразила, что сжимает какие-то предметы в левом кулаке. Свеча высветила на ладони заколку для волос Алишты и плетеный браслет Витога. И когда Кагар-Радшу успел их сунуть ей в руку? Это облегчало дело. Девушка прикрыла глаза, понюхала вещи, вслушиваясь в голоса тишины: куда потянет нить, чей владелец отзовется. Струны, пронизывающие пространство завибрировали. И заколка издала характерный тихий звон. Блондинка находилась где-то рядом.
Держа возле уха подающий голос предмет, Ная бросилась на поиски. «Алишта, где ты? Отзовись!» — мысленно взывала она. В мире мертвых шуметь нельзя, звук усиливался многократно и разносился далеко. Крик подобен грому и способен всколыхнуть такую нежить, что и свеча не поможет.
Позади уже катились волной озлобленные тени. Их ненавидящие взгляды холодили затылок, опутывали ноги, сбивая с бега. Окружат — не отбиться. Достаточно просто держать в кольце, выжидая пока не погаснет огонь. А потом…
За гранью Привратники, как правило, обходились защитной свечой, придерживаясь свода законов о невмешательстве в чужой мир. К колдовству прибегали в крайних случаях, когда уже не оставалось другого выхода. Отдача одним махом могла иссушить Привратника, сделав его уязвимым. Палка о двух концах, один из которых давал защиту, а другой подвергал жизнь угрозе. На сотворенное заклинание из низших уровней выползали такие жуткие существа, что простая нежить казалась безобидными зверюшками. Но времени слишком мало, чтобы избавляться от погони мирным путем.
Ная развернулась лицом к приближавшейся толпе, вскинув вверх руку со свечой, начертила в воздухе знак Белого пламени. Брошенная в магическую фигуру искорка свечи вспенила воздуха перед преследователями множеством пузырьков жидкого огня, вставшего стеной у них на пути. Ей всегда удавалось это заклинание на тренировках, и сейчас получилось чисто и действенно. А главное — тихо. По пятам никто больше не гнался, а эхо боя умерло, едва успев родиться.
Отдача не заставила ждать. Девушку тряхнуло в ответ, точно в грудь ударил невидимый кулак, нутро подскочило к горлу. Струйки пота сбежали с висков на щеки и шею. Потянуло присесть, переждать головокружение и слабость. Некогда. Надо спешить… пока взамен прежним тварям не набежали новые. А колотящееся в груди сердце уймется, и расплывающиеся перед глазами образы прояснятся.
Заколка призывно звенела, но нотки в ее голосе стали глуше, грязнее. Это сигнал поторопиться.
Зов привел Наю к окаменевшему от времени дереву, чьи ветви шатром свисали до земли, делая похожим на своеобразную клетку. Подтянув ноги к груди, Алишта забилась в дупло-грот. И, похоже, спала. Голова свешена на грудь. Рассыпавшиеся волосы прикрывают лицо.
Восхищение блондинкой, сумевшей уснуть в таком неподобающем месте, сменилось настороженностью. Было подозрительным, что она продолжала спать, будто разомлевшая на солнце пастушка, не уловила приближающихся шагов, не почувствовала постороннее присутствие. Подобная беспечность не свойственна даже ученикам. Ощущать с закрытыми глазами чужое приближение учат еще в первый год. Зрение зачастую бесполезно во тьме, зато слух и чутье никогда не подведут. Девушка пробралась сквозь каменную ограду ветвей, подошла к ученице. Под ногой что-то хрустнуло. На земле лежал подсвечник. Огарок в три пальца высотой валялся рядышком, словно отброшенный в сердцах. Ная подняла его, внимательно осмотрела. Край свечи срезан наискось, как клинком смахнули. Но дирка в руках спящей не было. Не отыскала, значит. Почему огарок отбросила, не зажгла фитиль? Или сил не хватило даже на это?