Судьба
Шрифт:
Воздух пронзили крики, когда бежавшие эльфы поняли, кто это. В считанные секунды верные носильщики Беседующего, не выпускавшие из рук пустой паланкин, бросились к нему. По пятам за ними принесся Трусанар.
«У него геморрагия!» — крикнул целитель. Он перевернул Гилтаса на спину. — «Мне нужна вода для Беседующего!»
В считанные секунды появились кувшины, ведра и полные до краев чаши. Трусанар смыл все еще шедшую кровь со рта своего короля. Никто из собравшихся вокруг предупредительных гражданских или воинов не мог сказать ему, где Са'ида. Солдаты безуспешно прочесали в ее поисках лагерь. Трусанар организовал помощь из числа добровольцев, и две дюжины эльфов, которые только недавно покинули лагерь, еще быстрее побежали обратно, чтобы найти жрицу-человека.
Глаза Гилтаса были закрыты, и он больше не делал попыток дышать. Трусанар поднял его голову и плечи. Тонким серебряным ланцетом целитель разрезал геб Беседующего, обнажая чахлую грудь Гилтаса. Осторожно ощупывая ребра, Трусанар нашел точку, которую искал. Без пояснений или предупреждения, он погрузил ланцет между двух ребер. Из раны полилась темная кровь. Столпившиеся вокруг эльфы снова закричали.
«Так было нужно», — пояснил Трусанар. — «Скопившаяся кровь сдавливала легкое».
Как только потекла кровь, дыхание их Беседующего облегчилось. Все увидели, как поднимается и опадает его грудь, и заметили, как ужасная восковая бледность покидает щеки. Еще несколько минут, и Беседующий с Солнцем и Звездами захлебнулся бы в своей собственной крови. Хотя голос Трусанара был сухим и спокойным, когда он это сказал, рука, что только что так уверенно орудовала ланцетом, дрожала, когда целитель бинтовал нанесенную им рану.
Гилтас шевельнулся. Его глаза открылись. — «Кери-ли», — прошептал он.
Слезы падали из глаз целителя. — «Да помогут вам боги, сир. Да помогут они всем нам».
Прискакав со своими лейтенантами, Хамарамис увидел, что Беседующий лежал на земле в растекавшемся пятне, и опасался худшего. Старый генерал, давно уже не спрыгивавший с движущегося коня, сделал именно это.
«Трусанар! Он жив?» — крикнул он, раскидывая с дороги эльфов.
«Он жив, Хамарамис, но не надолго». — Пожилой сильванестиец держал руку правителя объединенных эльфийских наций и не стыдясь плакал.
«Очисти, О очисти мир, Могущественная Сила! Забери то, что было твоей!»
Фитерус произнес последнюю строфу четвертой песни. Когда он набрал дыхания, чтобы начать пятую и последнюю часть своего великого волшебства, земля начала трястись. Большие и маленькие камни покатились по склону горы. Один ударился в башенку рядом с ним, расколов ее и вызвав град острых осколков.
Незаметно подбиравшийся к колдуну Фаваронас пригнулся, закрыв руками голову. Фитерус отвернулся, чтобы прикрыть свое собственное лицо от летящих камней.
Фитерус гневно произнес, — «Рэбсе», — Тишина — и тряска прекратилась. Он рассмеялся. Глядя на съежившегося у его ног эльфа, колдун заверил, — «Даже боги не смогут остановить меня».
Он погрузился в финальную песнь своего гимна уничтожения.
20
«Пусть Дверь Небес распахнется для Того, Кто Держит Ключ».
Фитерус поднял левую руку. Он держал туго свернутый длинный пергамент, на котором была выжжена открытая каменными столбами долины надпись. Вод воздействием заклинания речи колдуна, из наклоненных внутрь монолитов вырвались столбы света, сходясь на нижней части вращавшегося облака в точке прямо над Тимпанумом.
Эта сверкавшая концентрация света, болезненная, чтобы ее выносить, должно быть, и есть Дверь, решил Фаваронас. Фитерус добрался до кульминации своего заклинания. Следующая строфа хумря гласила «Пусть Свет воссияет так, чтобы все Увидели». Фаваронас не сомневался, что колдун заменит последнее слово на «умерли» или «исчезли», или любой другой подобный разрушительный приказ, который впишется в структуру поэмы, и это будет конец. Обессиленный разум Фаваронаса не мог придумать способа остановить его.
Он потянулся дрожащей рукой и схватил кромку оборванной мантии колдуна.
Кериан с Таранасом осторожно приподняли головы над краем плато. Львица вытащила меч.
Скованная магическими узами, но все еще будучи перепуганным свидетелем, Са'ида закричала, прося заступничества своей божественной покровительницы.
«Пусть Свет воссияет…»
Требование колдуна закончилось бульканьем. Фаваронас поднял глаза.
Из шеи Фитеруса торчала стрела. По лицевой стороне его мантии стекала черная в приглушенном свете кровь. Он покачнулся, но остался стоять. Свободной рукой он нащупал стрелу. Та глубоко вошла в левую сторону его шеи. Пальцы Фитеруса скользнули по ней, но не успели сжать. Вторая черная стрела ударила его в спину, и колдун упал.
Невидимая и неслышимая, Са'ида торжествующе закричала. Богиня внемла мольбам своей слуги. Она ли? Послала бы Божественная Целительница черные стрелы в ответ на истовую молитву?
Пришпиливавшее Са'иду к камню заклинание исчезло, когда угасла жизнь его творца, и ее радость сменилась разочарованием. Она почувствовала, как ее тянет обратно в лежавшее без сознания в эльфийском лагере собственное тело, и боролась с этим. Выпущенная Фитерусом сила должна была быть рассеяна или направлена в безопасное русло. Если этого не сделать, оно вызовет подвергающий опасности всех в долине разгул стихии. Как прежде все, чего она хотела, это бежать, теперь Са'ида боролась, чтобы удержать свою наис на Лестнице Дальнего Видения.
Заклинание, которое парализовало ноги Фаваронаса, также исчезло. Его конечности снова ожили жгучей болью, словно ему в плоть воткнули десять тысяч иголок. Он заколотил по своим ногам стиснутыми кулаками, стараясь заставить их работать.
Фитерус лежал на боку лишь в нескольких метрах от Фаваронаса, капюшон частично откинулся назад с его лица. Он булькал в бессильной ярости, а затем его губы пришли в движение. Он мог еще завершить свое ужасное творение! Фаваронас пополз к колдуну, яростно отталкиваясь пальцами рук и ног. Он зажал окровавленной рукой Фитерусу рот, чтобы тот ничего не мог произнести. Фитерус слабо сопротивлялся. Фаваронас другой рукой накрыл лицо колдуна и навалился на него всем своим весом. Судороги сменились подергиванием, а затем сошли на нет. Тело Фитеруса сжалось в грандиозном выдохе, и последняя вспышка жизни, наконец, покинула его нелепое тело.