Судьбы, как есть
Шрифт:
— Что, опять Чечня?
— Не волнуйся, скоро там наведут порядок. К осени Чечня станет свободной республикой. Не по зубам она ни федералам, ни России. И давай не будем вдаваться в политику.
— Но вы же в прошлый раз обещали не трогать меня по Чечне? Я ведь тогда чуть-чуть не погорел. «Чичи» сами меня подставили, и не убери мы тогда, в Моздоке, пленного, то чем бы все закончилось? Вы не знаете, но тут бы я сейчас точно не сидел, — уже не сдерживая своего раздражения, говорил Тяжнин.
— Мелочи, Валера! Не кипятись. Ты тогда сработал на двести тысяч зеленью, это оправдывает твой риск. Сейчас предложение поступило крайне неожиданно.
— Хорошо, что за дела?
— Надо спланировать операцию под Гудермесом. Активные шевеления
— Хм… но это ведь верная подстава?
— Я догадываюсь, не дурак. Но другого выхода у нас с тобой уже нет. Поручи разработку полковнику Берестову, утверди у Воронова. Ты сегодня исполняющий обязанности, и с тебя спрос не велик, а Воронов пусть расхлебывается потом за все. Тебе при выполнении операции придется лететь в Чечню. Надо показать твое рвение и беспокойство. Война спишет все, а тебе спишут на твой счет полмиллиона «зеленых», а пока, — он достал еще один конверт из выдвижного шкафчика стола, — это тебе двести тысяч на подготовительные расходы. Просьба заказчика — побольше задействовать спецназа, разведки, вертушек и всего-всего специального, чтоб хорошо их молотнули и долбанули «духи».
— Да, не просто. И сколько у меня времени до начала операции?
— Три дня.
— Вы что, обалдели? Какие три дня? Неделя, минимум! — Срываясь, почти, на крик, негодовал Тяжнин.
— А я говорю, три дня — и баста! Меня самого в такие рамки эта «чернота» поставила, да с такими еще намеками, что при моей-то влиятельности жутко становится.
— Влипли мы с вами с Чечней по самые уши, — сказал Тяжнин и потянулся за рюмкой с коньяком.
— Валера, родной мой! Назад хода нет, нам с ними воевать нельзя. Я давно пожалел, что с ними связался. Как меня втянули — это уже прошлая история. У меня есть кое-какие планы на наших чеченских «спонцеров». После выполнения операции мы их накроем здесь сами и этим обрубим все прошлые связи, а для тех, кто там, в Чечне, подставим им наших московских конкурентов. Бабки, Валера, сделают свое дело! Да в эту, последнюю, фазу освобождения от их влияния, тебя не привлеку вообще. Твое дело — план и начало операции со стороны группировки в Чечне.
— Мои гарантии? В ходе этого разгрома я могу попасть под раздачу «духов».
— А ты не попадай. Все продумай. Возьми с собой главного разработчика Берестова, ты ведь его хорошо знаешь? Знаешь!.. Думай сегодня. Думай ночь. С утра пойдет отсчет трем суткам.
Князь снова выдвинул свой ящичек и достал из него конверт.
— Тут, Валера, за тебя уже подумали. Там и за разведку подумали и предложения правильные, и бой, и отход, все по времени и даже форс-мажорные варианты есть. Видишь, как я тебе стараюсь помочь! Изучи сегодня за ночь на память и к утру все уничтожь. Обязательно уничтожь, чтобы тебе потом хуже не было. О'кей? Да, еще, как там твоя Рая поживает, так и не может тебе наследника родить? — не дожидаясь ответа Тяжнина, спросил Князь, меняя тему разговора.
— Дом дострою, тогда, — ответил Тяжнин, запихивая конверт в левый карман своего пиджака.
Тяжнин возвращался от Князя расстроенным и обреченным. Его интуиция подсказывала ему только отрицательные мотивы по плану, а вот положительные полмиллиона долларов заставляли его напряженно думать.
Не доезжая до своей проходной, чтобы не светиться, он оставил БМВ в переулке, а сам пошел к штабу.
Переодевшись в военную форму, Валерий Иванович сразу направился к Воронову доложить о прибытии и получить указания на дальнейшую работу. Из кабинета он вышел окрыленный, Воронов сообщил ему о скоплении боевиков у Гудермеса и приказал срочно разработать план по уничтожению этой группировки. Всю дорогу от Князя он только и думал, как преподнести шефу обстановку и убедить его в необходимости разработки плана на уничтожение бандформирования, а тут такая удача.
Вернувшись в кабинет, Тяжнин сразу вызвал к себе полковника Берестова.
Глава 21
Зеленин. Сон.
Фомич. Автосервис.
После ухода друзей, Зеленин уснул и привиделся ему сон, где увидел он Анну и ее сестру Галину с Сахалина. Сон был ясный и красочный.
Ярко светило зимнее солнце. Тымовская горка, где они еще пацанами крутили слалом на простых беговых лыжах, катили на одних санках по несколько человек, опрокидывались, разбивая порой носы, а кто-то и ребра ломал или просто отделывались ушибами, серебрилась под лучами яркого солнца.
Анна Зеленина стояла с сестрой Галиной на сопке на лыжах и звала Виктора быстрей подняться к ним для совместного спуска.
— Витя..! — Кричала она, — Иди к нам, мы тебя заждались. Скорей же, а то не успеешь. Смотри на лес, какая туча надвигается. Будет буран. Надо успеть спуститься.
Виктор, тяжело дыша, елочкой, подымался по склону и не чувствовал никакого приближения бурана. Поднявшись на вершину, он вдруг почувствовал какой-то дикий холод, пронизавший его насквозь. Анна обняла его и поцеловала в губы. Ее губы были настолько холодными, что будто бы к его губам прикоснулись два ледяных кусочка. Анна же была веселая, улыбающаяся, розовощекая, и глаза у нее были, как небо, синие-синие. Анна сняла свои варежки и, положив такие же холодные ладони, как губы, в ладони Виктора сказала:
— Галя с нами не поедет, она полетит сразу домой.
— Как полетит? — сказал Виктор, глянув на улыбающуюся Галину.
— Полетит! Она умеет! — сказала Анна.
И тут Виктор увидел, как Галина — сестра Анны — отрывается вместе с лыжами и летит вниз, как летают спортсмены-трамплинисты. Анна тихонько подтолкнула Виктора к спуску: — Вперед, Витя, не бойся, догоняй! — сама стремительно понеслась с горки вниз. Виктор оттолкнулся своими палками и устремился за ней.
Жуткий холод снова обдал все его тело, он не чувствовал ни ног, ни рук, он не ехал, он летел следом за Анной. Вот они уже над ровной площадкой перед горой, но по-прежнему продолжают лететь к речке Тымь. Анна вдруг начинает кувыркаться прямо над рекой и исчезает в образовавшейся на реке черной полынье. Виктор притормаживает прямо у края полыньи, этой черной дыры, над которой подымается пар, превращаясь в легкий туман, и Виктор, надрывно начинает звать Анну: «Аня..! Где ты, отзовись?» — вдруг рядом с ним оказывается Галина, но он видит только ее лыжный костюм, который сидит не на Галине, а на Елене Колбиной, и она говорит ему:
— Не зови ее, Виктор, она утонула, но там хорошо, там небо, солнце, там тепло, там цветы, там очень тепло. Она бросает букет цветов, точь-в-точь такой, какой она приносила ему в палату. А вода медленно начинает по цветочку затягивать ярко-красные розы вглубь, не оставляя на поверхности никаких кругов.
— Это мои цветы! — громко кричит Виктор.
— Это мои цветы отдается эхом над рекой. Виктор поворачивается, пытаясь что-то сказать Елене, но вместо нее он видит, как с сопки, с которой только что они спускались на лыжах, стремительно спускается огромный снежный вал. Вал сбивает Виктора с места и, подхватив его на свой гребень, несет над верхушками деревьев, ломая все на своем пути. И снова бешеный холод пронзает Зеленина насквозь.
— Это мои цветы! — опять кричит он и просыпается, не сразу разглядев стоящую у его кровати медицинскую сестру Тамару со шприцем в руке.
— Ваши, ваши цветы Виктор Степанович. Посмотрите, в какую красивую вазу я их поставила.
— Какие цветы? Где я? И почему так холодно?
— Это от капельницы. Я принесу еще одно одеяло, — сказала Тамара.
— Спасибо, я что-то говорил во сне?
— Да так, ерунда. Наверно, сон страшный приснился? Сейчас сделаем укольчик успокаивающий, и вам станет полегче, а капельницу снимем. Скоро согреетесь под двумя одеялами.