Судьбы местного значения
Шрифт:
— Товарищи, — повторил лейтенант тише. — Вы сами все видели. Враг, он… это не люди. Нелюди это. И наш долг истреблять его. Беспощадно! — И тут вспомнилась строчка из тетради. Спорная, как показалась вначале строчка. — Бить врага надо так, чтобы враг умирал за свою родину!
Лица бойцов посветлели. Значит — правильно сказал. Вот и сержант согласен.
— Правильно говориш командыр! — воскликнул правофланговый боец. — Оны звэри! Их рэзат надо!
И вновь одобрение среди красноармейцев.
— Как тебя зовут, боец?
— Красноарээц Умар Абадиев!
— Отлично, боец! — улыбнулся лейтенант. — Резать
Солнце жарило нещадно. Дождя бы. На западе виднеются тучи, и слышны редкие грозовые разряды. Догонит ли гроза?..
Шли вдоль грунтовки. Из-за тяжелораненых старались держаться в тени. Да и самим легче. Хотя как посмотреть. Носилки самодельные, из жердей и плащ-палаток. Несут те, кто не ранен, или ранение незначительное, а таковых семеро. Остальных задействовали в дозорах — трое в двухстах метрах дозором, трое позади.
Лейтенант тоже помогал нести раненых. Сержант, было, намекнул — командир же, но Чичерин так посмотрел…
Вот и выходило — четверо несут, остальные рядом. Устали — смена. Но чем дальше, тем тяжелее. Стали чащеделать смену. Тяжело? Надо терпеть! ВонАбадиев несет и перекура ни разу не попросил. Тихо ругается, непонятно, зло, но несет. И на очередной смене меняться отказался.
— Это мой товарыщ! — объяснил он.
— Отдыхать надо, красноармеец. Уступи-ка командиру.
Чичерин поднял носилки, и группа двинулась дальше. Пока несешь, можно подумать, а над чем поразмышлять было, и изрядно.
Большую часть тетради Чичерин пробежал поверхностно, лишь иногда внимательно вчитываясь в некоторые места. Если делали большой перерыв на отдых, то обязательно доставалась тетрадь и, найдя интересующее место, лейтенант читал. И сразу возник вопрос — откуда простой лейтенант может это знать? Да с подробностями! Шпион? Как бы не так. Тут вовсе наоборот выходит. Разведчик? Это Юрка-то?! Но первоначальный вопрос виснет без ответа. Чичерин точно знал, что никуда друг из части не отлучался, а собирать такие сведения, находясь неотлучно на службе…
Количество дивизий на многих направлениях, их состав, вплоть до имен командующих и штабистов, количество техники подробно. Информация прямиком из немецкого генштаба? Не смешно. Черт, тут мистикой попахивает. А в бога Чичерин не верил.
Тут даже аналитика не помогает, а этому хорошо учили. Вопросы бы позадавать, сопоставить ответы, да кого опросить-то?
Чичерин принялся размышлять, перебирая в уме прочитанное. И неожиданно почувствовал несуразность. Что-то в тетради цепляло. Еще в первый раз, читая, странное чувство ощутил, но события закрутили, и забылось, а вот сейчас вновь свербит.
Но что?! Арьергард танковой дивизии, что скоро может нагнать их маленький отряд? Нет, не то. Техника… личный состав… командующие… тоже нет.
Что-то имеется очевидное, о чем он знает наверняка.
На каждом передыхе, лейтенант вытаскивал тетрадь и начинал пролистывать страницы. И наконец, нашел! В описании действий немецких диверсантов из «Брандербурга» (правильно ли название, надо уточнить) имеется слово «рекогносцировка». Написано правильно, а Юрка всегда путался в этом слове. Арьергард, кстати, тоже правильно написан.
Лейтенант оглянулся — Степаненко шел позади, внимательно осматривая окрестности и держа «Суоми» наперевес.
— Сержант!
Степаненко нагнал носилки и зашагал рядом.
— Сержант, ты ничего странного за Вить… за лейтенантом Петровым ничего не замечал? За два крайних дня.
— Ничего, товарищ лейтенант госбезопасности.
— Ты вот что, обращайся просто — командир. Значит ничего странного?
— Ничего, командир. Разве что вчера, с самого утра никуда из своего кабинета до вечера не выходил, так часто бывало — выпили накануне, за «Победу». А с утра никаких приказов не поступало, так он мне — занятия проводи, а сам заперся. А вечером к связистам сбегал, но не надолго, минут на десять. Потом сразу в штаб к командиру сходил, а потом приказал машины готовить и поутру выдвинуться.
— Так… — задумался Чичерин.
Значит весь день, вечер, и возможно ночь, Юрка писал, с перерывом на визит к связистам. Зачем, кстати? Если в райцентр звонить, так пара минут на соединение, возможно больше. А если абонент не на месте? И за десять минут толком не поговорить. Связистов опросить бы. И поскорее. Только топать еще долго…
— Черт, добраться бы быстрее!
— Да, — согласился сержант. — Жаль, машины раздолбало, давно бы на месте были.
Обе полуторки стояли за гребнем, но под снаряды попали. У одной прямое в кабину, у второй осколками разорвало все скаты, и мотор повредило. Из водителей уцелел только легкораненый красноармеец Голубев. Вон, впереди с дозором группу у развилки дожидается. Ждут командирского решения — налево или направо. Чичерин помнил карту и с местностью был знаком, но уточнить стоило. Следовало отдохнуть.
— Голубев, по какой дороге ближе?
— Ежели к штабу, то налево, правая — в расположение саперного батальона ведет, и на десяток кэмэ длиннее. Мы из расположения именно по ней ехали. Не ахти дорога…
— Понял, спасибо, боец, — прервал красноармейца лейтенант. — Привал десять минут!
Носилки положили на землю. Чичерин встряхнул уставшими руками, и полез было в планшетку за тетрадью, но его окрикнули:
— Командир!
Над двумя тяжелыми склонились бойцы. Третий ерзал на носилках, силясь посмотреть — что происходит. Лейтенант подошел ближе.
— Не донесли… — Степаненко поднялся и стащил пилотку с головы. — Тихо ушли ребята… эх!
С минуту постояли молча. Затем Чичерин шагнул к носилкам и присел.
— Как самочувствие, Маврищев? — спросил он у раненого бойца.
— Терпимо, товарищ лейтенант госбезопасности, — с трудом произнес тот.
— Крепись, боец, — кивнул Чичерин. — Тебе еще с немцами поквитаться надо.
Встал. Отвернулся. Плох Маврищев, и ничем не поможешь. Ни лекарств, ни бинтов. Донести бы…
Могилу выкопали быстро — песок. На дно нарезали еловых лап. Положили бойцов, лица прикрыли плащом. Сделали аккуратный холмик. Вместо памятника положили пилотку.