Судьбы местного значения
Шрифт:
Чичерин аккуратно расправил все фотографии и положил их на подоконник.
Голубев за спиной чем-то зазвенел. Лейтенант повернулся — боец ногой сдвигал половик, звякали черепки.
— Тут подпол, командир, — пояснил боец. — Заглянем?
— Открывай.
Поддев кольцо, Голубев напрягся — крышка была тяжелой, из толстого горбыля слаженной. Чичерин помог её поднять. Подпол оказался неглубок — чуть больше метра. Внутри было сумрачно. Боец спустился по приступку и присел. Неожиданно вскрикнул и отшатнулся.
— Что?! — лейтенант выхватил пистолет.
— Кошка, мать её ети! — выдохнул Голубев. — Глазами сверкнула и в продых шмыгнула.
— А-а-а, ясно, — «тетешник» вернулся в кобуру. — Есть кто там еще?
— Никого, командир. Горшки только с чем-то…
— Тогда вылазь.
Боец выбрался и заодно поднял чугунок, лежащий у проема, понюхал.
— Это были щи, — сказал он и потряс чугунок.
Вывалился кусочек вареного мяса.
— Хм…
— Что? — спросил Чичерин.
— Мясо варили. Надо ледники смотреть, командир. Может там селяне спрятались?
Чичерин всю жизнь в городе прожил, в нюансах сельской жизни мало понимал. Где искать эти ледники понятия не имел.
— Ледник, говоришь? — задумался лейтенант. — Вряд ли, холодно же там… но посмотрим.
Заглянули в сараи. В курятнике сплошь перья, и ни одной птицы — ясно, что немцы их прихватили. В скотнике тоже пусто. Боец кровь на соломе заметил. Значит и порося прирезали тут же…
Ледник следовало искать на склоне, так Голубев пояснил. Но прежде решили проверить другие дома.
Осмотрели еще два двора. Та же самая картина — протопленные печи, беспорядок и никого. Голубев, заглянув в печь, заметил чугунок. Сунул руку к нему. Отдернул. Подул на палец, шаря глазами вокруг. Заметил ухват. Подцепил ухватом чугунок и вынул его из печки. Понюхал.
— М-м-м… — на лице отразилось блаженство. — Щи… томленные.
Чичерин тоже уловил аромат варева. Потекли слюни и в животе голодно заурчало.
— Ты погоди пока, — сказал лейтенант, не отводя глаз от чугунка. — Сначала хозяев найдем.
Что-то прогрохотало в сенях, покатилось со звоном. Дверь распахнулась, появился боец. Бледный, взъерошенный. А в глазах ужас плещется.
— Ком-мандир… — выдохнул он, — там… там…
— Что там Лопахин? — насторожился Чичерин, опуская пистолет. — Немцы?
— Н-нет, т-там…
Кто-то быстро прошел по сеням. Это был Степаненко, следом вбежал Абадиев.
— Что случилось, сержант?
— Сам не знаю, командир. Мы из двора выходим, а тут Лопахин как угорелый несется. Кричу ему, а он не слышит.
Тем временем Голубев отыскал ковшик, из ведра черпанул воды и протянул бойцу. Лопахин выпил, и начал говорить:
— Я сараи обходил. А там малинник. Ягоды спелые висят. Дай, думаю чутка сорву, глядь, — тропка странная, как будто недавно натоптанная. Широкая. К оврагу ведет. Пошел посмотреть, мало ли кто, а там… там…
— Что там?
Но бойца будто вновь заклинило. Поняв, что ничего толком Лопахин не пояснит, лейтенант приказал:
— Веди, покажешь это самое «там».
Вышли из дома, обогнули сараи и скотники. Прошли мимо грядок, малинника. Действительно, скошенная трава была примята так, будто много человек по ней прошло. Тропа вела через чащу в овраг и заканчивалась у обрыва.
Подошли к краю. Посмотрели вниз.
— Господи!.. — выдохнул кто-то.
Тела селян лежали вповалку. Женщины, старики, дети…
— Как же так? — спросил Голубев и забился в рвотных судорогах.
«Взрывай Юрка! Взрывай!». И вновь перед глазами с неба падает земля и разорванная плоть.
Это неправильно. Так быть не должно. Не может так человек. Так даже звери не могут. Как же так? Ведь в Германии такие же люди. Пролетарии…
Не должно так быть! Не должно!..
Надо что-то делать! — Чичерин будто очнулся, но оторвать взгляд от тел не смог. Замечая краем сознания, или просто понимая, что все вокруг ступоре. Кто-то просто стоит покачиваясь. Бледные. Растерянные. Испуганные…
Кто-то забормотал молитву, а Абадиев точно молился — руки лодочкой сложены. Вот Степаненко попятился было, но встрепенулся, посмотрел на лейтенанта и толкнул бойца, что молитву читал. Потом к Абадиеву шагнул.
— Не надо, пусть, — тихо сказал Чичерин, понимая, что нельзя прерывать бойца.
— Что делать будем, командир? — так же тихо спросил сержант.
— Смотрим, мужики! — громко ответил лейтенант. — Внимательно смотрим. Чтобы накрепко это запомнить!
Лица бойцов посуровели. Абадиев провел ладонями по лицу, и Чичерин разобрал его последние слова:
— Аллах Акбар!
Затем он склонился и достал свой кинжал. Чиркнул по ладони выступившая кровь закапала на клинок под непонятные всем слова. Затем, не обтирая лезвия, Абадиев с силой загнал кинжал в ножны.
Тут все повернулись к Чичерину. Взгляды суровые. Внимательные. И он понял — что делать дальше. Ценность тетрадки? Не важно это сейчас. Важно найти этих нелюдей.
Второй час отряд по лесу идет, чуть в стороне от дороги. Медленно, хотя чаща не густая, и подлеска мало. Но это не грунтовка — много впадин, прелой листвы, валежника. Из-за носилок с раненым эти препятствия приходится обходить. По самой грунтовке, метров двести впереди шла дозорная пара бойцов, и еще пара позади.
Миновали несколько троп, пересекающие дорогу поперек, и явно натоптанные людьми. Куда они ведут выяснять некогда. Постоянно прислушивались, пытаясь сквозь шум листвы засечь рокот моторов. Еще к канонаде, что рокочет на грани слышимости. Далековато откатился фронт, и это угнетало.
Лейтенант порой скрипел зубами от злости. Разбить врага, и малой кровью и на чужой территории? Как же так случилось, что бьют их самих, да так, что отступать не успеваем? Но мысль — как догнать этих камуфляжных была основной. Именно камуфляжных. Да — пешком.