Судьбы местного значения
Шрифт:
Вдруг один из танков взревел мотором, несколько раз дернулся, будто спотыкаясь и, выбросив вверх облачко черного выхлопа, заглох посреди дороги. Сидевший на башне танкист сунулся в люк, но сразу вернулся. На пыльном лице немца Семен заметил досаду. Бесхребетного тоже злоба взяла — надо же танку встать именно тут. Придется все-таки другое место для перехода искать.
Пара танков, что ехала следом вовремя сманеврировала, объехав сломавшегося по обочине.
Последний остановился и торчащий из люка танкист перекинулся парой фраз с командиром. Тот помотал головой, что-то ответил и махнул рукой. Танк
Семен повертел головой, осматриваясь. С запада пока ничего не видать — пыль столбом. А если отойти и рискнуть? Заметят или нет? Или перестрелять этих беспечных немцев? Может, провизией повезет разжиться…
Так вроде это троечка, и в экипаже пятеро. Командир с гарнитурой на башне сидит, четверо на корпусе ковыряются, снимают что-то. Или фильтра забило, или карбюраторы засорились. Вон какую пылищу подняли.
Тут командир что-то сказал, трое спрыгнули на дорогу и направились к лесу. В след командир что-то прокричал, показывая руками что-то большое. Семен расслышал ответное «яволь» и начал отползать к сосенкам. Оружия у немцев он не заметил, лишь один в руках топорик держал. Слеги вырубить хотят? — предположил он. Разместившись за двумя сросшимися стволами соснами, Семен достал два трофейных клинка и сунул в голенища. Ранец с вещами пока в сторону, чтоб не мешался. Приготовил карабин, жалея, что пистолетов не затрофеил.
В лес зашли только двое. Третий остановился у кустиков, распатронил комбинезон и принялся отливать. Остальные осмотрелись, пощупали сосенку, посовещались, решили — толстовата, подошли к осине в руку толщиной, довольно кивнули, и тот, что с топором принялся рубить ствол под корневище. Через три взмаха осинка с противным скрипом стала заваливаться к дороге.
— Шайзе! — выкрикнул третий танкист, отскакивая. — Вилли, ты идиот! Снаряды бы так подавал, как деревья рубишь.
— Сам бы и рубил, — ответил второй танкист.
— Мне нельзя. Я наводчик, натура тонкая. Мне по русским еще стрелять. Лучше топор Ковальски отдай.
— Не-не, — замотал головой другой танкист, — я повелитель радиоволн, мой инструмент — отвертка. И из меня дровосек, как из тебя радист. Пусть Вилли дерево рубит, ему полезно. Какая разница что подкидывать, снаряды или бревна?
Наблюдая за немцами из-за стволов, Семен прислушивался к разговорам и жалел, что ни черта не понимает. Немцы посмеивались, тыкая друг друга пальцами, явно споря в шутку. А Бесхребетный злился — подобраться не выйдет. Надо уходить. И тут один из танкистов, отсчитав шагами три метра, в несколько взмахов перерубил ствол осины. Затем, он поднял трехметровое бревнышко, и положил его на плечо, а остальные, шутя над ним, принялись оттаскивать крону. Это шанс, понял Семен — немцы сгрудились, встав спиной к чаще, а там орешник.
Сжав зубы, он скользнул к кустам. Не успели немцы оттащить мешающую осиновую крону, как позади возник русский с клинками в обеих руках…
Два быстрых движения и прыжок к третьему. У немца округлились глаза, он отшатнулся и клинок прошел выше, располосовав щеку.
Двое других распластались в разных позах — один на спине, уже затих, второй навалившись на осиновую крону, еще «отходил», лишь ноги мелко подрагивали.
Семен замер, прислушиваясь. Пока резал немцев, громкий треск стоял. Но от танка слышались удары по железу. Пригляделся — командир так и сидит на башне в гарнитуре, а танкист что-то молотком то ли приколачивает, то ли сбивает.
Семен выдохнул. Самого начало потряхивать. Троих в пару секунд порешить — не баран чихнул. Повезло, что обычные танкисты, беспечные, непуганые, к слову — из оружия только топор. Будь эти трое следопытами, которых поутру прикончить удалось, просто ушел бы, не рискуя. Но как трясет-то!
Присев на срубленный ствол, Семен смотрел на последние секунды жизни немца. А еще живы и здоровы двое, но их так просто не взять. Танк от леса стоит на приличном расстоянии, и незаметно подобраться — не выйдет.
Хорошо бы с этими тоже разделаться. В танке наверняка имеется запас продуктов, те же консервы, или галеты, хлеба свежего бы… А еще оружие. Нет, боеприпасов более чем достаточно, и маузер менять — смысла нет. Пистолет с боезапасом бы раздобыть. Однако продукты предпочтительнее.
Семен собрал свои вещи в одно место. Взял карабин, и пару гранат. Оба трофейных клинка заняли свои места в голенищах. Выдвинулся к самому краю.
Танкист продолжал что-то править молотком, а командир, видать, успел слазить внутрь. Теперь он что-то жует, рядом ранец лежит, гарнитура вверх сдвинута. Иногда посматривает на лес. Значит, скоро всполошатся. Надо решать — или плюнуть и уходить в лес, или попытаться снять обоих из карабина — по-иному никак. Встал танк хотя бы на десяток метров ближе к лесу…
Командир привстал, глядя на лес.
– Kowalski! Todt! Klebke! — крикнул он.
Немец прекратил возиться с инструментом и тоже смотрит на лес. Все, медлить нельзя. Первым командира, у него кобура виднеется, а у механика оружия нет, лишь молоток в руках. Маузер рявкнул одиночным и сразу прицел на второго — выстрел. Семен выругался — не успел! Командиру он в грудь попал, тот раскорячился между люков, но второй танкист успел нырнуть за корпус. Прыткий, сволочь — думал Семен, делая рывок к танку. Бежал быстро, рывками влево-вправо, но выстрелов не последовало. Рухнул у корпуса и перекатился к гусеницам вплотную. Осмотрелся — немца нигде не видно. Сбежать к противоположному лесу он бы не успел.
Куда делся немец, Семен понял, когда на гусеничную полку забрался — танкист через боковой люк башни в танк залез и теперь истерично орал что-то. При этом тело командира елозило, будто живое. Нет, он мертв, просто одна нога в люке, вторая снаружи, и теперь механик пытался вытолкнуть ногу мертвеца, чтобы задраиться.
– Не шали! — крикнул Бесхребетный, осторожно заглядывая внутрь.
В ответ прострекотала очередь. Все пули ушли в небо. Вот ведь ситуация — просто так с тела кобуру не снимешь. Стянуть тело и разжиться пистолетом? Тогда танкист точно задраится.