Судьбы
Шрифт:
— Вера, он хороший врач и был хорошим хирургом.
— Только вопрос — когда?
— Что за настроение? Прекращай, соберись и с улыбкой навстречу мечте.
— Ты со мной останешься?
— Ты с ума сошла?!
Она чуть не заплакала.
— На кесарево приду, в реанимацию тоже. Успокойся, Вера, это уже капризы. Давай с юмором и вперед.
В смотровую его не пустили. Медсестра заполняла историю. Фамилию, имя, отчество, место работы и т.д. Вера говорила аббревиатуры, старалась не расшифровывать.
— Болезнь Боткина? — продолжала спрашивать
— Отрицаю.
— Гепатиты вирусные?
— Привита.
— Вензаболевания?
— Тесный длительный контакт.
— Вы издеваетесь?
— Правду говорю.
Из-за ширмы вышла здоровая тетка, которая заливалась смехом.
— Гуля, место работы прочти, это же доктор-венеролог перед тобой.
— Ну так бы и сказали, а то пугаете прям.
— Да не пугаю, вы еще группу риска по СПИДу укажите.
Эта тетка посмотрела на нее и произнесла:
— Чего самой-то не рожать, ребеночек маленький. Но кесарево, так кесарево.
— Он сроку не соответствует? — переполошилась Вера.
— Первый, что ли?
— Да.
— Не волнуйся, все рожают.
Но Вера волновалась, ее все раздражало, все не нравилось: ни отношение, ни еда, ничего. Как будто она не лежала в этом роддоме на сохранении предыдущие три месяца. Как будто все тут подменили, и врачей поменяли.
Теперь после кесарева она только вспомнила об этом: как вынашивала, как все время практически лежала в стационаре. Семь месяцев из всего срока. Как отчаивалась и собиралась с силами. И вот несколько часов назад на свет появился сын.
Она еще не видела его, Саша пошел в детское, ему покажут ребенка. А ей его дадут позже, когда будет можно.
Остается только ждать. Снова ждать… А она так устала, устала от вечного ожидания и вечной неизвестности.
Но она справилась. Теперь у нее есть сын. У них есть сын. Потому что Саша был рядом все время. И он верил в успех так же, как и она. Что бы она без него делала? Как бы жила?
А еще сердилась на него периодически… Зря сердилась. Он ее человек!
Невольно вспомнила их знакомство. Осуждение окружающих… Мама просто из себя выходила, бабушка… Ой, лучше не вспоминать. А его мама. С каким презрением она смотрела на Веру, когда они встретились впервые…
Все давно позади. Теперь их трое. Он, она и их сын. Как его назвать? Почему-то только сейчас задумалась об этом.
Интересно, а Саша задумался, как назвать сына.
— О, ты совсем проснулась! — Саша вошел в палату реанимации. — Я тут был все время.
— Я знаю, нет, не видела, но знаю. Мне было спокойно, значит, ты был тут. Ты сына видел?
— Конечно. Страшный, как смертный грех. Но ничего, кости есть, а мясо нарастим.
— Почему страшный? — она испугалась.
— Худой, кожа сморщенная на косточках, и пальцы длинные, как у паука.
Он посмотрел на свои руки и расхохотался.
— Ничего, Верочка, он личиком на тебя похож, а значит, красивым будет, ты ж у меня красивая. Короче, еще один гинеколог родился.
Прошло
— Скажите мне на милость, каким это образом доношенный ребенок пятый день теряет в весе?
Вера аж подскочила на кровати, услышав громовой голос собственного мужа, раздающийся откуда-то из коридора.
Она сама позвонила ему в отделение на дежурство ночью, с телефона постовой сестры. Сын все худел, он уже весил два сто. Потерял больше чем шестьсот грамм. А педиатры ни в одном глазу: «Кормите, мамочка, он поправится». Но она же все понимает — не поправится, есть ему нечего. А они в один голос: «По современной методике…». Вот и позвонила Саше со слезами в голосе. Сообщила, что все плохо, что шов болит и не заживает, ребенок худеет. И под конец разговора просто взвыла: «Забери меня домой!».
Он обещался быть утром, как только смену сдаст. И точно…
Она задремала совсем недавно около восьми, а так всю ночь пыталась кормить сына, а он не сосет, и не сцеживается ничего, и грудь твердая как камень. Что она только не делает, и лечь она не может, потому что потом встать тяжело. Шов болит все больше и больше.
Хотела посмотреть, что там на перевязке, не дали, типа не ее это дело. Ага, живот ее, шов ее, а посмотреть не ее. Только терпеть — ее дело.
Еще врачиха палатная ей высказала, типа нежная какая. Все терпят и молчат. Только почему-то при этом заявила, что о выписке и мечтать не приходится с таким швом и таким ребенком.
Проревела Вера до вечера, а потом втихаря за денежку позвонила на работу мужу.
И вот результат.
— Александр Александрович, не шумите, сейчас мы разберемся и все выясним. Можно же тихо решить все проблемы. Ну что же Вы так.
Буквально через несколько минут ее пригласили на перевязку, народу в перевязочной — не пройти…
Что там у нее со швом, она поняла по выражению глаз собственного мужа, хотя он не произнес ни слова.
Она вернулась в палату и снова попыталась сцеживать молоко. Только почему-то сразу появилась медсестра и напоила ребенка смесью из мензурки. Вера поставила его столбиком, а он так и уснул.
Вскоре пришел Саша. По его виду она понимала, насколько он взбешен.
— Я написал расписку и забираю тебя с ребенком под собственную ответственность. Все будет хорошо, Верочка. Ты мне веришь?
Она только кивнула. Потому что верила, ему точно верила, всегда.
Он взял на руки спящего сына, подмигнул ему и произнес так, как будто тот его слышал и понимал:
— Дома мы тебя откормим, правда, Даня.
Вот так у сына появилось имя, а с именем пришла и его новая жизнь. Да, он был искусственником. Да, он разбирался в молоке, которое ему давали, они сменили не одну корову, пока нашли то молоко, которое ему нравилось. Ездили в близлежащие села в поисках тех самых коров. Но ребенок пошел на поправку, а через несколько месяцев у родителей отваливались руки и спины носить его.