Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе
Шрифт:
Важным источником могущества Фуше (которого один из современников назвал фактическим премьер-министром, что все же не совсем точно, поскольку подобного человека не могло быть при таком императоре, как Наполеон!) являлся контроль, который осуществлял министр полиции над префектами и их помощниками — супрефектами, главами администрации в департаментах. Любой из префектов, хотя он формально подчинялся министру внутренних дел (а Фуше должен был только подавать советы при выборе кандидата на должность) и обычно имел покровителей в лице высших сановников империи, без которых ему было трудно получить свое назначение, не мог долго удержаться на посту, если возбуждал недовольство министра полиции. Его неблагоприятные отзывы обычно приводили к смещению префекта, а недовольство Фуше, как правило, вызывалось недостаточной ловкостью, рвением или просто нежеланием включиться в осуществление тех или иных полицейских мероприятий, неспособностью обеспечить полное «спокойствие» во вверенном
663
Savant J. Les pr'efets de Napol'eon. P., 1958. P. 79–86.
Полицейские шпионы были в числе слуг маршалов и министров. Когда Фуше, явившись на прием, устроенный морским министром адмиралом Декре, дружески заметил, что, вероятно, содержание его нового роскошного дома обходится ему дорого, адмирал ответил:
— Да не очень, поскольку ты взялся его оплачивать.
Среди агентов Фуше был бывший член Комитета общественного спасения Бертран Барер, который, возможно, сыграл свою немалую роль в раскрытии тайной организации республиканцев. Во время Реставрации де Порталес представил Людовику XVIІІ список лиц, оказывавших услуги полиции Бонапарта. В этом списке находился один из руководителей роялистской разведки, Фош-Борель, и еще один важный агент Бурбонов, Барюэль Бовер [664] .
664
Ducass'e J. Louis XVII et ses agents politiques. P., 1984. P. 10.
Ежедневная сводка данных, представлявшаяся Фуше императору, была заполнена скандальной хроникой, персонажами которой выступали приближенные Наполеона, его министры, маршалы и генералы, иностранные дипломаты и германские князья, находившиеся в Париже, даже братья и сестры Наполеона, его супруга Жозефина. Не являлся исключением и сам император. На первый взгляд Фуше здесь просто удовлетворял замеченную им слабость Наполеона, предписавшего публично именовать свое правление «режимом добродетели», но совсем не брезговавшего копаться в грязном белье своих приближенных. Однако Фуше не был бы самим собой, если бы, тщательно фильтруя и редактируя донесения полицейских агентов, не преследовал не только цель развлекать своего повелителя. Конечно, Фуше нередко льстил Наполеону, но иногда не отказывал себе в удовольствии побесить его, то сообщая, что та или иная императорская любовница пользуется всеобщим вниманием или что она направо и налево изменяет своему августейшему возлюбленному. Уж не только одним злорадством Фуше были продиктованы подробные отчеты о бесчисленных непотребствах всего корсиканского семейства — братьев и сестер Наполеона, большинство из которых не питало нежных чувств к министру полиции. И прямой попыткой создать нужный ему, Фуше, «образ» того или иного сановника в глазах Наполеона был поток сообщений о любовных похождениях Талейрана или морского министра Декре. С удовольствием констатировалось, что парижане насмехаются над тем или иным деятелем императорского режима. Особо доставалось канцлеру Камбасересу, который, чтобы опровергнуть слухи о приверженности его неестественным порокам, завел сразу трех любовниц. Он напоминает, добавлял беспощадный Фуше, «тех аристократов 1793 года, портфели которых были заполнены свидетельствами о гражданской благонадежности» [665] .
665
Savant J. Les espions de Napol'eon… P. 242.
Фуше усердно старался проследить любовные интриги австрийского посла Меттерниха (а также находившегося тогда в Париже Бенкендорфа, будущего царского шефа жандармов) и наличие у него общих привязанностей с Талейраном. Однако куда более важные предательские контакты Талейрана с австрийскими и русскими дипломатами не вошли в донесения — потому ли, что Фуше не успел о них пронюхать, или потому, что не считал нужным осведомлять Наполеона об этой стороне деятельности его министра иностранных дел. Содержали донесения Фуше и отчеты о разговорах, которые велись в иностранных посольствах, особенно тех, в которых оценивался режим империи. Но это уже относилось к сфере контрразведки. Иногда, впрочем, Фуше, явно теряя чувство юмора, переоценивал свою способность с помощью полицейских бюллетеней влиять на политику императора.
Узнав во время испанского похода о сближении двух своих министров, Талейрана и Фуше, Наполеон, загоняя лошадей, вернулся в Париж. В этой демонстрации, устроенной двумя политическими хамелеонами, которые ранее находились в неприязненных отношениях, император почувствовал начало опасной интриги. Он вызвал Талейрана и, осыпая его грубой бранью, выгнал в отставку. Министр полиции пока уцелел и поспешил, заметая следы, посвятить очередное донесение изложению слухов, ходивших по Парижу по поводу дружественной встречи Талейрана и Фуше. Слухи эти говорили о том, что в Париже были будто бы убеждены, «что не могло существовать полного доверия между этими двумя лицами, столь различными по своим взглядам, характеру и положению, и что они могли объединиться лишь во имя действительных и очевидных интересов династии Бонапартов» [666] . После Ватерлоо, отдавая должное поистине хитроумному политическому маневру Фуше, Талейран не без иронии приветствовал его словами: «Здравствуйте, мой учитель!»
666
Buisson H. Op. dt. P. 331.
Вскоре после переворота 18 брюмера Бонапарт ощутил потребность в создании личной полиции. Первый консул не мог быть уверенным, что могущественная государственная полиция, возглавляемая Фуше, во многих случаях будет его орудием. Поэтому он поспешил создать пост префекта парижской полиции; однако, как уже упоминалось, назначенный на этот пост Дюбуа оказался недостаточным «противовесом» Фуше и, кроме того, новая полиция была тоже государственной организацией, а не лично его, Бонапарта. Тогда Наполеон приступил к формированию личной полиции. Первоначально она носила импровизированный характер. Его адъютанту полковнику Дюроку, а потом генералам Жюно, Ланну, Даву, на верность которых Наполеон полагался, предписывалось вести слежку за определенными лицами и группировками. Централизовать получаемую информацию Наполеон поручил своему секретарю и другу юных лет Бурьену, что, впрочем, не помешало последнему за 25 000 франков в месяц снабжать всей известной ему информацией Фуше. (Этому не следует удивляться, если учесть, что агентом Фуше была сама вечно нуждавшаяся в деньгах императрица Жозефина, получавшая от министра полиции ежемесячно 30 000 франков.) Для осуществления собственно охранных и карательных мер был образован «отборный легион жандармов», который возглавил Савари, впоследствии ставший преемником Фуше.
Личным агентом императора была великосветская куртизанка креолка Фортюне Гамелен — единственная из прежних подруг императрицы Жозефины, которую Наполеон не удалил от двора и не выслал из Парижа. Служба у Наполеона не помешала ей снабжать полезными сведениями и Талейрана, и известного биржевика Уврара. Не брезговала она и дипломатическим шпионажем, побывав для этой цели в Австрии и Пруссии. Оставаясь близкой приятельницей императрицы, мадам Гамелен начала интриговать против намерения Наполеона развестись с Жозефиной. Тот в гневе предписал передать мадам Гамелен, что, если она впредь только произнесет имя императора и императрицы, ее отправят в исправительное заведение для падших женщин. Это не помешало мадам Гамелен во время «100 дней» стать агентом Наполеона, а позднее поступить на службу в полицию Бурбонов.
Другим агентом Наполеона (такого рода полицейских осведомителей официально именовали «корреспондентами») была второстепенная писательница мадам Жанлис. До 1789 г. она была воспитательницей герцога Шартрского (позднее герцога Орлеанского. после июльской революции 1830 г. ставшего королем Луи-Филиппом). В 1809 г. она рассорилась с Фуше, который прекратил ей выплату жалованья. Наполеон приказал позднее вновь принять ее на службу. Так же поступила и полиция Бурбонов, за что Жаилис стала обливать грязью «корсиканского узурпатора». Впрочем, Людовик XVIII не принял ее предложение стать его личным осведомителем.
Несмотря на эффективность наполеоновской политической полиции, в ее рядах действовали роялистские агенты. Одна дама полусвета, арестованная уже после отставки Фуше как агент Бурбонов, согласилась передавать полиции сведения об интригах роялистов, одновременно, как выяснилось, продолжая торговать информацией, которую она добывала в Париже для своих роялистских нанимателей. За эту двустороннюю торговлю и дань, которую она собирала со своих поклонников в наполеоновской полиции и в кругах, верных дому Бурбонов, она сколотила состояние, приносившее ей около 600 тыс. франков ежегодного дохода!
Вскоре после Реставрации Людовик XVIII задал Савари вопрос, сколько тот платил герцогу Омонскому, регулярно два раза в месяц писавшему из Англии донесения наполеоновскому министру полиции, «освещая» действия находившихся там в роялистской эмиграции бурбонских принцев.
— Насколько я помню, 24 тысячи франков в год, — ответил Савари.
— 24 тысячи франков! — воскликнул король. — Вот после этого, сударь, не презирай людей. Он мне всегда говорил: 12 тысяч франков… Это, вероятно, для того, чтобы не оплачивать мои авторские права. Ведь письма, которые вы получали, редактировал я сам.